– Значит. Этот ненормальный успел ее сфотографировать и отдать фото.
Он не обратил внимания и на то, что фокус фотоаппарата совсем не совпадал с тем, что он снимал.
Внутри желтого круга четко проступали геометрические фигуры, которые он где то уже видел.
Он бросился к столу и стал быстро перелистывать страницы летописи одну за другой.
Перелистав их с пару десятков, он уперся взглядом в рисунок на одной из них полностью совпадающей с рисунком на фото из кармана Эльзы.
Он означал – «пустая чаша».
Дословный перевод на английский. Что подразумевали под этими словами те, кто переписывал, или переводил книгу с ассирийского языка на язык аккадский, Элрой не понял.
Он взглянул на часы. До звонка из департамента оставалось четыре минуты.
Докладывать было нечего.
Элрой скрипнул зубами, и выдернул телефонный провод из розетки.
# # #
– Эй, лейтенант! – Водитель, которого уже никто не называл афроамериканцем, всем было плевать – какого цвета у тебя кожа и сколько у тебя зубов. Хотя – нет. К коже претензии были.
Она должна была быть, по крайней мере, без признаков порезов или царапин.
Все избегали любых контактов. Тем более с кровью или слюной. Где то верещали об этом по телевизорам, которые еще работали каким-то чудом. Где то между джазом и рок-н-роллом по радио втискивались сообщения комитета департамента Спасения о необходимых медицинских мерах для выживания.
– Чего тебе? – Отозвался лейтенант в длинном кожаном хромовом плаще. Такие плащи выдавали далеко не всем, и снисходительный тон он мог себе позволить.
– Я вас раньше по патрулям двоих возил. Элрой кажется. Теперь он что? Все? – Водитель, поглядывая через решетчатую дверь микроавтобуса, провел большим пальцем по горлу.
– Дождь?
Офицер пожал плечами.
– Скорее всего – обрыв провода на линии. Спит, наверное. Очухается, позвонит с другого номера, или дотопает ножками.
– Парень крепкий, а жрать хочется всем. Деться то ему все равно некуда, как и многим, собственно.
Лейтенант достал из кармана черствую булку хлеба. С трудом отломил половину и стал жевать, играя желваками на скулах.
Водитель, сглотнув слюну, отвернулся к своим педалям. Объехать нужно было, как обычно – половину города, собрать всех тех, кто называл себя Спасителями Мессиями и еще черт знает кем, и отвести в «Дом на берегу».
Дом на берегу, на самом деле стоял у самой кромки пляжа. Потому, что вода подобралась к его порогу совсем близко. Поэтому, его так и называли. Обычного почтового адреса у него не было.
Старый, полузаброшенный сарай, единственным достоинством, которого были крепкие стены и не протекающая кровля.
Раньше там была конюшня.
Теперь туда свозили всех, кто считал, что он в состоянии спасти планету.
Идиотская работа, но за нее платили. Пусть и бобами, но все таки платили. Приходилось работать. Как ни крути.
Что-то писать в докладных, каким-то образом отчитываться.
Отчитывались в основном количеством.
Всех Мессий свозили в «Дом на берегу» на десять дней.
Если ни один из них был не в состоянии внятно объяснить, как он будет делать, то, что обещает – его «выпускали в поле».
Просто оставляли рано утром, когда еще попадались прохожие на одном из оживленных перекрестков.
Милостыню уже никто не подавал. Подавать ее было особенно нечем, но старую тряпку на плечи для того, чтобы не замерзнуть под Дождем, кто – то еще мог подарить.
В департаменте – эту процедуру гордо называли «Милосердием», хотя многие говорили, – что утопить этих бездомных в заливе было бы милосерднее, и для бездомных, и дешевле для самого департамента.
Сейчас этих проходимцев было четверо. Почти одинаково обросших грязных и худых.
У одного разве, что горели глаза взглядом религиозного фанатика.
– И взял он каждой твари по паре.
Он называл себя Ноем и делал кораблики, если находил бумагу. Дерево и инструменты ему никто не давал.
Его можно было выпустить сразу, но по протоколу ему полагались десять суток приличной жизни в Доме на берегу.
Автобус выбрасывал из под ребристых колес веера брызг. Объезжал брошенные остовы автомобилей. Пробирался к пляжу, и наконец, выехал на узкую все еще покрытую асфальтом дорожку, которая вела прямо к Дому на берегу.
Водитель, выдавив все из старого коптящего движка, проехал глубокую лужу и, проехав еще пол – километра, остановился у крыльца.
– На выхо-о-од. Спасители! – Пропел он нарочито громко, и первым выскочил на землю.
Дверь запиралась снаружи, как и было положено в любом полицейском автобусе. Автобус был гражданским, но ручки изнутри обломали уже давно.
Водитель пошел к дверцам, и с усилием повернул проржавевший механизм.
Дверь открылась.
Первым выскочил лейтенант.
За ним неловко стали выбираться Спасители.
Последним вышел тот, который называл себя Ноем. В руках у него был бумажный кораблик. Он пристально смотрел в глаза каждому из тех, кто был рядом и скалил полупустой рот.
Да, полупустой потому, что вместе с Дождем пришли и совершенно простые болезни.
Цинга убивала быстро и эффективно.
Вначале опухали десны, покрывались язвами. Потом выпадали зубы. Опухали ноги, пальцы и однажды человек, лишенный обычного витамина «С», о котором до Дождя никто даже не думал, просто не вставал с постели.
К тем, у кого зубы были в порядке, относились с почтительным уважением.
Это были либо работники Департамента, либо люди у которых был доступ к каким-то оставшимся на полуострове лекарствам.
У лейтенанта в кожаном плаще зубы были в порядке, и водитель вжал голову в плечи, когда тот прошел рядом, выстраивая Спасителей в некое подобие шеренги.
Всех нужно было разместить по одиночным камерам. Накормить, дать выспаться, и после этого последовательно выпытывать способы и методы спасения человечества.
Всем этим хозяйством заведовал капитан департамента в таком же плаще как у лейтенанта, но он, практически никогда не появлялся Доме на берегу.
Кем он был и чем занимался, особенно никого не интересовало.
Жизнь шла своим чередом.
Все бояться умереть сегодня, но никто не боится умереть завтра. Набить желудок любым из способов. Протянуть до темноты и залечь в более или менее сухом месте – это было все, о чем думали последние годы.
Патрули вылавливали Спасителей. Размещали. Эксперты и военные опрашивали их и, если, находили что – то особенное или интересное – определяли в другую группу.
В этой группу собирали тех, кто внятно мог объяснить свои действия. Им полагалось еще десять дней и более детальное описание способов и методов Спасения.
Если они не справлялись, их, как и всех остальных – просто выбрасывали на улицу.
Выбрасывали милосердно, как и предписывал Департамент.
– Паааашли! – Громко выкрикнул лейтенант и, хлюпая высокими сапогами по лужам, пошел в хвосте небольшой колонны, тех, кого они с водителем собрали сегодня с улиц.
Колонна нестройно пошла к входным дверям.
Лейтенант обернулся – Джон! – Окрикнул он водителя автобуса. Тот вытянулся в струну.
– Найди Элроя. Только у него хватает нервов слушать бредни этих идиотов. – Он посмотрел на темные тучи плачущие Дождем, договорил в пол-голоса.
– Если живой, конечно – Дождь. – Он многозначительно указал пальцем в тучи.
Водитель кивнул головой и, быстро обежав автобус, прыгнул на водительское сидение.
# # #
Элрой бережно приподнял голову Эльзы и прислушался к ее слабому дыханию.
– Эльза, проснись. Эльза. – Начал он тихонько потряхивать девушку, Слишком длительный сон и неподвижность отнимали силы и, в конце концов, сводили в могилу не хуже цинги.
Элрой давно нашел способ справиться с этой напастью, в дворике дома в котором он жил, каким-то чудом уцелели несколько хвойных деревьев.