– Это ваш ответ на поздравление Великого.

– Чем тебя не устраивает моя речь, которую я произношу каждый год?

Гюст состроил виноватую гримасу:

– Ежегодное «благодарю» – это не совсем речь.

– А ежегодная проповедь – это не совсем поздравление.

В комнату заглянул слуга:

– Ваше высочество! Объявили Великого.

Перешагнув через костюмера и оттолкнув локтем секретаря, Адэр вышел из комнаты.

Стоя перед помостом, он с вызовом смотрел на своего великого отца. Восседая на троне, Моган бесстрастно взирал на своего непутёвого отпрыска.

– Я помню твой первый крик, первый шаг, твоё первое слово…

Адэр изогнул бровь. Если кто-то до сих пор это помнит, то уж точно не отец. Скорее няньки, заменившие умершую мать.

– …твою первую конную прогулку…

Адэр сузил глаза. Зачем отец кривит душой? Ведь это хранит в памяти только гувернёр.

– …твой первый научный трактат.

Адэр хмыкнул. Этого не помнят даже учителя.

– Мы всю жизнь делаем что-то впервые, – понизив тон, проговорил Великий и ещё тише добавил: – Ты был чудным ребёнком.

Адэр приготовился услышать указания – как ему жить, к чему стремиться, – а отец погрузился в себя, и казалось, забыл, где находится. Гости несмело зашевелились. С озадаченным видом покосились друг на друга.

– За двадцать пять лет, как все успели заметить, ты вырос, – наконец сказал Великий.

Прозвучали тихие смешки и тотчас смолкли – на лике короля ни один мускул не дрогнул.

– В кресле наследника тебе уже тесно.

Адэр пошатнулся. Отец уступает ему престол?

– А посему я дарю тебе, мой сын, трон знания, власти и правления. Твори закон и верши правосудие, разрушай и созидай.

Великий обвёл изумлённых гостей тяжёлым взглядом, остановил его на сыне. За несколько коротких секунд Адэр сто раз пожалел, что не выучил ответную речь на поздравление отца.

– Отныне – ты правитель Порубежья.

Адэр вытянулся как струна. Сколько же стоило сил собрать мысли воедино, сколько же потребовалось напряжения, чтобы голос прозвучал громко и твёрдо:

– Благодарю.

Пока за окнами мелькали привычные для взора картины, внимание на них особо не задерживалось. Колосились поля, цвели сады, к небу тянулись трубы фабрик и заводов. Посёлки чередовались с городами. Завидев летящие по дороге автомобили с правительственными флажками на капоте, мужчины снимали кепки и шляпы, женщины приседали. Но окружающая безмятежность не радовала.

Спешные сборы в Порубежье походили на жалкие попытки привести себя в чувства. Адэр блуждал по дворцу словно в полудрёме, надеясь, что отец объявит о конце розыгрыша. А известие о том, что предложение о ссылке поступило от Вилара, окончательно выбило почву из-под ног. Адэр пытался понять, почему близкий друг действовал за его спиной как тайный враг, и не находил причин для предательства.

Вынырнув из размышлений, посмотрел на лежащую рядом тонкую папку с документами, ещё во дворце вложенную ему в руки кем-то из советников Великого. Пришло время ознакомиться с содержимым.

Первый лист. Почерк отца. Хорошего ожидать не приходилось, раз Великий писал сам, а не кто-либо из его бумагомарателей.

Скользя взглядом по строкам, Адэр мрачнел. Складывалось впечатление, что отцу надоело Порубежье, и он подарил ненужную игрушку сыну, но перед этим сломал в ней важный механизм. С присущей ему сдержанностью выдвинул единственное требование: колония – теперь уже бывшая – в финансовых отношениях останется зависимой от Тезара. А значит, денежный поток, берущий начало в Порубежье, продолжит исчезать в казне Великого.

В конце документа после формул, расчётов и схем Адэр прочёл: «Плата за охрану границ».

Да, он получил право на самостоятельность в решении государственных вопросов. Но тут и дураку понятно: право на бумаге есть, но в реальности его нет и не будет, пока правитель не является полноправным хозяином казны.

Следующий лист, кем-то любезно вложенный в папку, гласил: Порубежье в основном граничит с Тезаром; несколько миль с Партикурамом; по одному пограничному посту с княжеством Тария и княжеством Викуна. Морскую границу оберегают подводные скалы. Адэр потёр переносицу. Напрашивался вопрос: Великий собрался охранять подаренную страну от самого себя?

Следующий лист сообщал: согласно международному закону необходимо в определённый срок сформировать Совет. Адэр вжался затылком в подголовник. Сзади едут Вилар, охранители, секретарь и личный костюмер, но не советники. Волынки затянули на душе унылый мотивчик.

Взгляд упал на последний документ. Спасибо доброму человеку, сложившему в папку бумаги: он словно догадывался, что у сына Великого короткая память. На заседаниях Совета Адэр зевал от скуки, на лекциях в университете играл в карты, наставников слушал вполуха и тут же всё забывал. Колония его не интересовала, как не интересовали государственные дела в целом. Он ни сном ни духом не ведал, о каком законе идёт речь. Не помнил случаев, когда кому-то дарили страну, и даже не предполагал, что такое возможно. Поэтому решил, что отец его разыгрывает.

Адэр лихорадочно просматривал текст, перескакивая через строки. Ну где же, где… определённый срок… вот он… три месяца… Посмотрел на дату: закон был принят два века назад. И откопали же!

Взял себя в руки и ещё раз прочёл документ. Если высокородная особа, принявшая в дар страну, в течение трёх месяцев не сформирует Совет и не приступит к работе на правах правителя, к ней сначала будут приставлены наблюдатели, затем легат, затем… Адэр скомкал лист в кулаке. Его признают недееспособным и, как ничтожеству, укажут на дверь.

Вдруг машину тряхнуло. Очередной толчок заставил посмотреть в окно.

– Почему ты съехал с дороги? – обратился Адэр к водителю.

– Здесь нет дороги. Она пропала, когда мы пересекли границу.

Адэр не заметил пограничную заставу – голова была занята бумагами, лежащими на коленях, – и теперь, широко открыв глаза, взирал на свои владения.

Кортеж провёл в пути всего несколько часов, а словно перенёсся за тысячи миль от Тезара, причём в край заброшенный, всеми забытый. То ли зимы здесь такие суровые, что измученная морозами почва не находит весной сил выталкивать из себя ростки и побеги. То ли солнце изо дня в день палит столь нещадно, что земля выцвела, оголилась, и ничто не может на ней удержаться, кроме камней и колючих кустарников. А может, всему виной саранча? Или ветер, гоняющий по пустоши клубы спутанных веток?

Скудные островки блёклой травы походили скорее на последний вздох природы, чем на её пробуждение. Даже вороны казались смертельно уставшими: рёв моторов не согнал их с засохших деревьев. И только серые пичуги носились, как шустрая детвора, оставшаяся без присмотра взрослых.

Наконец кортеж покатил по улицам селения. Вдоль ухабистой дороги теснились кособокие дома, разделённые прямоугольниками огородов и садов. Убогая зелень напомнила о весне, а ведь в Тезаре она буйствует вовсю. Почему же здесь всё так печально?

Чумазые дети копошились возле куч мусора, как муравьи возле муравейника. Увидев машины, рванули навстречу, а потом долго бежали рядом, прижимая к окнам грязные ладошки. Снизив скорость до минимума, водители беспрестанно сигналили. Редкие прохожие с озлобленным видом наблюдали за происходящим.

Адэра бросило в пот: ещё чуть-чуть, и кортеж остановится. Слава богу, кто-то из охраны догадался опустить стекло и швырнуть на обочину дороги горсть монет. Дети с визгом и хохотом кинулись собирать деньги. Водители вдавили педали газа в пол и вывели машины из злополучного посёлка.

Немного придя в себя, Адэр снял через голову галстук, расстегнул на сорочке верхние пуговицы. Отец решил его напугать? Ну что ж, у него получилось.

Автомобили тряслись по пустоши, объезжая селения стороной. День близился к концу. В душе засел страх, что придётся заночевать в каком-нибудь ужасном месте. Воображение рисовало мрачный постоялый двор, полутёмную комнату с обшарпанными стенами, железную кровать и грязную постель. Когда тревога Адэра достигла апогея, водитель сверкнул в зеркале заднего вида белозубой улыбкой и радостно заёрзал. Адэр с ожившим интересом прильнул к окну. Вместо колеи появилась сносная дорога, на обочинах замелькали зеленеющие деревья и цветущие кустарники. Вдали показался замок. Чем ближе он становился, тем надсаднее стучало сердце.