_____

Запись в дневнике; «Я берусь за перо, потому что меня пугает мысль, что я могу уйти, оставшись чужим для людей, не использовав право сказать им свое слово, то право, которое дала мне борьба многих человеческих поколений за лучшую жизнь, их мечты, надежды и свершения».

Запись в дневнике: «Я все время думаю: что зависит от меня? И пока я не найду ответа на этот вопрос, я не смогу принять никакого решения относительно того, как мне быть дальше. Идти по проторенному пути: школа — институт — служба? Можно, конечно. Но все-таки: что зависит от меня? Кому может помочь мое присутствие? Где без меня не могут обойтись?»

Запись в дневнике: «Я бы мог рассказать им о том, как понимаю долг. Но боюсь, что это покажется скучным. Дело в том, что я не могу позволить себе работать спустя рукава, даже если работа на первый взгляд кажется бессмысленной. Но я-то ведь знаю, что смысл ее в моем отношении к службе. В очередной раз показался чудаком…»

Из письма матери: «Экзамен по вождению — это всего двадцать минут по танкодрому. Но в эти двадцать минут перед смотровой щелью только стена черной пыли, и почти ничего не видно, а веришь только приборам — они выручат. Надо пройти всю полосу препятствий, а машина под тобой дрожит и бьется, как бык на родео, и в голове только одна мысль, преодолеть, преодолеть! Потом мы выключаем моторы и вылезаем из люка, черные от пыли и копоти, а комбинезоны мокрые от пота. Это трудно, мама, но такие минуты самые интересные в армии. Все в порядке, я сдал экзамен на «отлично».

Запись в дневнике: «Тревога разорвала ночь. Она зажгла красную лампочку над тумбочкой дневального, ворвалась в сознание каждого резким звонком. Лязг оружия, топот ног. Последний раз хлопнула дверь казармы. Незастеленные койки медленно остывали.

Многие жители городка проснулись в этот час и внимательно вслушивались в ночь… Там, на краю леса, вырастал рокот моторов, он заполнял пространство и наконец обрушился на городок…

Слева остались последние столбы гарнизона и показалась вырубка.

Габаритные огни переднего танка взяли вправо. Сейчас главное — почувствовать дорогу. Почувствовать эту ленту земли, которая петляет в ночи между огромными елями…

Еще поворот…

Ночной воздух бодрит. Волнение осталось там, в казарме. Сейчас надо действовать. И здесь могут помочь только твоя голова, руки, сжимающие рычаги управления, ноги на педалях…

Я выведу машину из этого леса, я должен это сделать. Я доведу ее до цели, которая пока еще не видна, но которая придает мне уверенность.

…Еще поворот…

Дорога уходит вниз. Здесь надо немного убрать газ, теперь опять добавить… левый рычаг — в первое положение… Теперь в исходную позицию. Вперед! Обороты! Стрелка тахометра медленно ползет вправо: 900… 1000. 1200… Надо еще, еще немного…

…Ночь успокаивает. Она успокаивает меня, а для других ровный рокот двигателя тревожен. Вырвались на простор… Одинокий дом в поле как вестник минувших времен. Свет наших фар скользит по покосившемуся забору и уходит в ночь.

Но в окне уже вспыхнул огонь. Может, заплакал ребенок? И мать, склонившись над колыбелью, говорит ему известные ей одной слова, как во времена больших тревог…

…Сейчас я должен показать свою силу. Я должен доказать, что могу один провести машину по лесным дорогам через ночь.

Там, впереди, танк остановился. Стоп! Дают сигнал глушить моторы. «Надо подождать остальных», — слышу голос командира. Непредвиденная остановка кстати. Я спешил вырваться в число первых и не успел надеть свой черный комбинезон. Передышка была недолгой. Снова рычат двигатели…

А я уже совершенно спокоен. Я уже не сомневаюсь, что все будет в порядке.

…Где-то далеко, на берегу моря, остался мир моего детства. Мир, с которым я по-прежнему связан. Мир, перед которым я чувствую ответственность. И особое беспокойство…

Я закрываю глаза и слышу зов: это зов «неисполненного»… Это ответственность перед детством за то, о чем я мечтал и еще не выполнил…

Я должен создать свою систему, свой образ мыслей…

Наш танк, уминая грязь, приблизился к контрольной башне.

Короткие фразы:

— Задание выполнено!

— Отправляйтесь на третий пункт.

— На семьдесят третьем плохая видимость….

…Я сильнее этой ночи.

Мы, люди, — сила, мы, а не этот ветер, не эти леса, не эти танки…»

Запись в дневнике: «Кто я был тогда? Совсем зеленый курсант, которого вместе с другими рано утром поднимала команда дежурного, заставляла бежать по обледеневшей дороге, вливаясь в равномерный топот ног. Что могло быть тогда трудней тактических занятий: в противогазе ползти по снегу, бежать в атаку на несуществующего противника, опять карабкаться, пока не взмокнешь, как в жаркий летний день?..

Эта жизнь вырвала меня из привычного мира. И я об этом ни капельки не жалею. Мне было бы обидно, если бы прошел мимо этой стороны жизни, если б не узнал, что такое холод танкодрома, тьма, напряжение нервов, сон после марша. Я многое потерял бы, если б не узнал атмосферу казармы, духовную чистоту, которая объединяет самых разных людей».

Запись в дневнике: «Больше всего я жалею время, потраченное даром. Слишком много уже потеряно времени, и боюсь, что много из того, что я хотел сделать, я уже сделать не успею. Но в армии я жил сполна, каждая минута жизни была заполнена трудом и учебой. Я здесь многое переоценил. Мне кажется, что здесь я получил прививку против многих «болезней», которые поджидают меня в жизни. Теперь я знаю, что я могу!»

Запись в дневнике: «Я заметил, что меня иногда считают чудаком. Не могу сказать, чтобы меня это не задевало. Можно, конечно, притвориться, что тебе нет дела до того, что думают остальные. Но это будет, во-первых, неправдой, а во-вторых, просто непорядочно. Нет ничего противнее, чем делать из себя сверхчеловека. Так что нужно признаться: мне обидно, когда те, кого я люблю, считают меня чудаком, человеком странным… Наверное, нужно научиться правильно объяснять свои поступки и решения. Этого мне как раз и недостает».

Запись в дневнике: «Мои друзья сегодня упрекнули меня в том, что я стал слишком замкнутым и холодным. Боюсь, не без основания. Человек не имеет права предпочесть свои личные размышления, сомнения и все прочее своим друзьям. Наверное, я должен буду им объяснить, что скоро мы расстанемся. Я не буду звать их с собой на БАМ: в ЦК комсомола мне сказали, что рабочие по специальностям Яниса и Андрея понадобятся не раньше чем через год. Я только не хочу, чтобы они думали, будто я стал холоден. Я люблю их, ведь мы дружили столько лет… Просто мне хочется, чтобы они разделяли мои мысли, а это не всегда удается…»

Запись в дневнике: «Все-таки меня тревожит то, что я многого не знаю. А то, что я знаю, как-то неглубоко. Начал учить испанский язык, немного овладел и уже обрадовался, почти перестал заниматься. И все это потому, что я убедил сам себя: на БАМе мне это не понадобится. Эта утилитарность способна погубить все. С завтрашнего дня берусь за язык всерьез. Очень трудно признаваться в собственных ошибках. Говорят, что в молодости это всегда трудно. Но я не собираюсь тратить свою молодость на преодоление ошибок. Это нужно делать быстро и решительно. Между прочим, еще раз убедился, что решительности мне не хватает. А ведь, собственно говоря, никаких серьезных трудностей пока у меня нет. Институт я бросил, по-моему, правильно: нечестно трудиться, если знаешь, что никогда не будешь хорошим инженером. В общем, так, и это окончательно: я отправляюсь на БАМ, потому что это сейчас главная стройка страны. Потому что я знаю, что я там нужен. Я ведь действительно всегда хотел быть там, где во мне нуждаются, где от меня что-то зависит. Все решено».