— Мудар, там впереди, — Пётр Христианович махнул рукой на север, — этот овраг должен кончиться. Давайте туда, только с русскими или австрийцами не сцепитесь, лучше, если увидите их намерение по вам пострелять, то назад возвращайтесь.
— Хорошо, хан Петер, — чеченский князь гикнул, проорал что-то на своём горном наречии и увёл сотню на север, туда, где гремели выстрелы, и всё поле было затянуто дымом.
Брехт вздохнул, что-то ворохнулось, типа, зря послал. Пусть бы назад вернулись и с юга потом их нашли. Но впереди были гвардейцы французские и мысли сразу они заняли. Овраг был и для пехоты труднопроходим. С этой-то стороны вполне пологий и заросший кустами мелками, а вот западная сторона была вполне себе крутая. Метра два высота. Кустов не было, чтобы за них цепляться, прямо крепостная стена. Пришлось организовать подкидывание вдвоём одного наверх и потом помощь этого счастливчика своим собратьям по несчастью. Это выглядит быстро, а на самом деле переправа через овраг заняла минут пять, и когда, последним проделавший это, Пётр Христианович глянул на запад, то стал плюваться и на офицеров покрикивать. Гвардия Наполеона уже спустилась с холма, и ей оставалось до начавших собираться в эскадроны абреков Мехти шагать с километр. И ему столько же.
— Поротно, бегом, марш. — Срывая голос в очередной, десятый, должно быть, сегодня раз, гаркнул князь фон Витгенштейн, и первым побежал к чёрной коннице.
Бегом с полным боекомплектом при тяжёлой винтовке и в зимней тёплой черкеске бежать — так себе удовольствие. А если Слонобой у тебя, то и ещё меньше. Крепостных ружей сто пятьдесят, отстанут егеря, а они первыми нужны. Брехт, припустивший, что было сил, чтобы успеть и абреков Мехти построить, прибежал с высунутым языком и, опустив ружьё на землю, стоял, согнувшись, отдыхиваясь. Мехти с полковником Кляйстом лысым подошли, качая головами и осуждающе цокая языками. Понятно, бегущий генерал в военное время панику должен у солдат вызвать.
— Мехти, людей спешить. Коней отвести назад. Стройтесь в каре поэскадронно справа вот от этой дороги. Бегом!
— Хорошо, Петер, ты тех зелёных французов боишься? — Мехти подал Брехту флягу с вином.
А ведь мусульманин. Пётр Христианович выбулькал половину. Вино было хорошим в меру кисленьким и не сильно крепким. Сразу дышать легче стало.
— Мехти, это старая гвардия Наполеона. Я их не боюсь, так, опасаюсь. Туда со всей Франции лучших собрали. Поторопитесь.
Вальтер Кляйст уже рулил. То тут, то там слышался его мощный бас. Кумыки пришли в движение и к тому моменту, как прибежали первые егеря уже начали строиться.
— Работаем караколь, — указал майору Брехт и егеря стали строиться в шесть шеренг по сто человек. Слева в такие же шеренги строились гренадеры.
Пётр Христианович забрался на жеребца шамхала и оглядел будущее поле боя. А чего? Нормально. Успели, гвардия шла под барабанный бой и дудёжь каких-то валторн мерным шагом. Смерть приближалась неумолимо и с музыкой. Дебилы. И это лучшие войска узурпатора. Они чего собираются делать. Подойти на двести шагов, развернуться в цепи, дать залп, а потом потрусить в штыковую атаку. А противный противник должен ждать пока все эти экзерсисы великая Старая гвардия проделает. Да, хрен вам ребятушки за воротник.
Брехт перевёл трубу левее, там першероны волокли две батареи полковника Ермолова. Алексей Петрович был чуть ближе французов, но явно поспеет к шапочному разбору. Пока подъедут, пока развернут пушки, пока зарядят, пока … Ну, кончиться может гвардия к тому моменту. Казаки нестройной толпой, табором, чуть подотстав от артиллерии шли (ехали, рысили) правее, если отсюда смотреть, и значит, ближе к гвардии старой. Километр примерно между ними. Эх, блин. Ей бы сейчас остановиться. Не гвардии, кавалерии и выждать пять — десять минут, пока не побегут французы, и тогда ударить им во фланг. Только кто им такой приказ даст. Флажковой азбуки они не знают.
— Ванька, на полной скорости скачи к казакам и останови их. Скажи, чтобы ударили французам во фланг, когда те побегут. — Брехт подсадил корнета на высоченного жеребца Мехти и шлёпнул того ладонью по крупу, стартовую скорость придавая.
Пока слезал, что-то царапнуло глаз на юге. Отмахнулся, некогда было, а сейчас подозвал абрека с очередным аргамаком и взобрался на него. Точно, с юга рысили всадники. По форме ни с кем не спутаешь. Его мариупольские гусары. Нет не в форме гусар, естественно. Он же грабить шёл Вену, не хватало засветиться. Шли они в черкесках. Но чёрного материала на складах в Дербенте не нашлось. Весь кончился, и пришлось шить им одежду из пурпурного сукна для продажи в Европу приготовленного. Кучу денег потратил. Пурпурной краски не так много и материал продавался за очень хорошие деньги. Вот теперь эти малиновые товарищи и неслись сюда. А ведь строгий приказ получили — лагерь охранять. Там мать его пули Петерса, там гранаты с бездымным порохом. Прибить нужно будет потом князя этого. Ну, какого чёрта?! Кто сейчас тогда лагерь охраняет, одни моряки, да больные? Доктора ещё? Ох, кто им такую науку как «Дисциплина» преподавал? Сплюнув, Брехт повернул трубу на север, там грохотало, и оттуда тоже кто-то семенил. Белые мундиры. Австрийцы? Вот их только тут не хватало. А где князь Мудар? Ладно, подъедет, пора начинать воевать, барабанщики гвардии подошли на семьсот метров. Самое время проверить на «Старой», берёт ли их пуля Петерса из Слонобоев.
Событие пятьдесят третье
В войне побеждает тот, у кого больше оружия, у кого больше людей готовых идти на смерть
Арон Феллер
При переползании через овраг один правофлаговый гренадёр немецкий руку сломал, подбросили его неудачно и он всеми своими двумя метрами и ста с лишним, с приличным таким лишним, кило грохнулся рукой на лежащую на дне каменюку.
— Как звать тебя, перепел? — на языке Карла Маркса спросил приведённого к нему единственного пока пострадавшего за всю аустерлицкую компанию чисто его солдат.
— Гюнтер Мольтке, Ваше Превосходительство, — прошипел мужик на полголовы Брехта выше. Бляха, муха он ведь ростом за два точно. Мольтке, может предок генерала известного?
— Ты, Гюнтер, всю статистику мне испортил. Пока потерь не было. А теперь … Ладно, не плачь. У тебя ведь правая рука цела? Будешь главным знаменосцем. Повышаю тебе звание до старшего прапорщика. Кристиан, отдай ему оглоблю.
— А я? — Прижал к себе красное знамя братишка.
— А ты со Слонобоем в первых рядах. Отдай, да отдай, говорю, — Брехт выдернул из «ручонок» родственника оглоблю и передал гренадеру. — Вот тут стой и крути палкой этой так, чтобы знамя развивалось. Нужно мне чтобы вон с того холма тебя видели и ногти грызли от бессилия. И это Гюнтер, шаг вперёд или назад сделаешь, лично выпорю. — Пресёк попытку великана двинуться в первые ряды хан Нахичеванский. — Тут стой. А то ещё ранят шальной пулей.
— Слушаюсь, Ваше Превосходительство. Предок великого генерала упёр оглоблю в землю и покрутил ею немного. Красное шёлковое полотнище заиграло на слабом ветерке. Красота. Наполеону понравится.
Пока знаменосца инструктировал, там, на передке, и без него командовали. Этот караколь столько раз отрабатывали в различных условиях, что довели, как и положено каждый жест до автоматизма. Есть офицеры обученные, они справятся и без генеральского пригляду. Кляйст тоже своих абреков, более-менее, воспитал, чуть позже, но тоже построились в шеренги.
— Огонь по готовности! — прибежал Пётр Христианович на левый фланг первой шеренги, туда, где стояли егеря со Слонобоями. Ну, можно и пострелять, метров семьсот до барабанщиков. — По барабанщикам не стрелять пусть идут.
Бабах. Прямо настоящий залп из ста пятидесяти крепостных ружей.
Там, на холме враждебном, должно быть, захихикали генералы и маршалы Великой армии. Как же, хан Нахичеванский обделался со страха и начал палить за семь сотен метров. Дикарь! Где тебя учили, пуля летит на триста шагов всего?! Считать научись, чудище бородатое. Га-га! ООО! Ого!
