— Огонь по готовности. — Караколь тут не организуешь, нет ровного большого места, тот склон, по которому они поднимались на Стары-Винохрады, был узкий и каменюками усыпан. Потому, первая шеренга выстрелили метров с трёхсот и села на колено, передавая винтовки назад, им взамен дали заряженные. И тут же над головами первой шеренги произвела залп вторая и тоже отдала разряженные винтовки назад и, получив в руки уже заряженное оружие, выстрелила вновь. Такой приём отрабатывали тоже. Он и не хуже был караколя, просто, места, когда нет для движения туда-сюда, использовали его. Минус был в сём действе. Каждый солдат делал сотни выстрелов из своей винтовки и привыкал к ней, а тут в руки получал чужую. Но промахнуться было сложно, выбитая с горушки, пехота французов скопилась такой плотной массой, что поневоле пожалеешь, что миномёта нет. Там мы классная мясорубка получилась. Темп стрельбы был примерно выстрел в десять секунд. Получил винтовку, прицелился, выстрелил, отдал назад и получил новую. Шесть выстрелов в минуту на двести человек первой и второй линии тысяча двести пуль в минуту. Французам потребовалось дольше этой минуты, чтобы осознать, что там, на горушке, не опасность, там хрень полная. Вот она опасность — с правого фланга. Понять-то поняли, но двух батальонов к тому времени не стало. А тут ещё всадники в чёрном с тыла наскочили и просто вырубили всех пушкарей. Вандамма Брехт видел. Он сидел на белом коне и размахивал шпагой, призывая своих мёртвых уже солдат развернуться к новому противнику. Что ж, дорогой, жаль не удастся про Дольфа Лунгрена напомнить, Брехт поднёс Слонобой к плечу и плавно потянул за спусковой крючок. Бабах. Двадцатисемимиллиметровая пуля проделала маленькую дырочку в зелёном сукне мундира и вылетела с другой стороны генерала вместе со здоровым куском генеральского сердца.
— Пленных не брать! Сто шагов вперёд! — крикнул он егерям и помассировал плечо. Дульный тормоз работал, на пятёрку работал. Но уж больно здоровущая дура, и удар прикладом, один чёрт, даже через подушечку синяк на плечо отставлял.
Событие сорок шестое
Нас никому не сбить с пути — нам все равно куда идти.
Михаил Жванецкий
Алексей Петрович Ермолов понимал, что попал куда-то не туда. До усадьбы Замок он дошёл и даже прошёл, огибая её чуть западнее немного, там орудовали уже русские егеря, и воевать было не с кем. Огромная сила, что сейчас следовала за ним оставалась полностью не у дел, а там, на северо-востоке, в паре километров гибли русские солдаты. Прежний Ермолов, не раздумывая, двинул бы артиллерию свою и пять почти тысяч казаков туда, на помощь своим. Серьёзна сила за ним, если сравнивать с теми полками или даже батальонами, которыми воевал Наполеон, разбив поле под Аустерлицом, на десяток почти не связанных друг с другом сражений. Повёл бы на северо-восток и ударил по гвардии французов. Чего уж проще и разбил бы даже, скорее всего супостата. Только несколько лет службы под началом странного этого немецкого богатыря изменили полковника. Теперь он чётко взвешивал возможности свои и понимал, что гибель за отечество — дурость. Нужна победа, тут нет сомнения, но победа нужна с минимальными своими потерями. А если он двинется, куда стремится его душа, то обязательно получит удар от французов по левому своему флангу.
Он покумекал пару минут над схемой боя, что они с князем Витгенштейном на основании показаний полковника французского начертили на листочке и решил, что Пётр Христианович поступил бы вопреки желанию Ермолова, он бы пошёл не на северо-восток, подставляя фланг под удар, а пошёл бы строго на север по ручью Гольдбах. И тогда уже он окажется на фланге у французов. На правом фланге.
За Замком находилась деревушка Кобельниц, и там явно стоит резерв французов. Нужно ударить по ним, тем более что между ними виноградники, и можно подкатить орудия чуть не вплотную к противнику и забросать его шрапнельными гранатами. А потом пустить добивать их казаков. Чем чёрт не шутит, если приданные генералу Левасеру части бросятся в сторону ставки Наполеона, то на их плечах казаки могут там много кровушки французской пустить, а потом, изображая панику, отступить и заманить под его пушки самых смелых. Шрапнель с картечью есть, а на самый крайний случай, и ручные гранаты есть в ящиках при батарее. С новыми взрывателями убийственная штука получается. Его четыре почти сотни пушкарей и с тысячей «храбрецов» пустившихся в погоню совладают. А потом и казаки развернутся и примут участие в избиение.
— Иван, что скажешь? — обрисовал он план казацкой старшине и обратился к кошевому атаману за решением. Всё-таки казаки ему не подчинялись. Да, вообще никому не подчинялись, разве что с князем Витгенштейном, ах, да, с ханом Нахичеванским не спорили, признавая его старшинство.
Иван Губа взял у Ермолова карандаш красный, рассмотрел эту диковинку и за пазуху сунул.
— Пошли, станичники, гарный план. Мне нравится. Чур, всё, что у Лавсера этого добудем — наше.
— Виктор Левассер. Барон целый. У него пехотная бригада IV корпуса маршала Николя Сульта. В неё входит два полка. 18-й полк линейной пехоты — полковник Жан-Батист Равье и 75-й полк линейной пехоты — полковник Франсуа Люилье. — уточнил, озвучив данные пленного полковника Франсуа Пуже, Ермолов
— Люлье, Ревье, нам всё едино. Не тяни полковник. Сказал же идём в бой, значит, идём. Поторопи своих. А то весь бой кончится.
Алексей Петрович чуть вразвалочку в своей манере пошёл раздавать приказы. Это отдавал он их медленно, но вымуштрованные не ходить строем, а управляться с орудиями, артиллеристы уже через пару минут катили по виноградникам орудия. Пять минут да, даже если и шесть и они уже перед крайним или последним рядом натянутых на решётки виноградных лоз. Противника видно не было. То есть, не ходили французы рядами и колоннами по одной единственной улочке Кобельница. Они попрятались в домах, домов на всех не хватило и некоторые были в сараюшках всяких и просто за домами. В подзорную трубу Ермолову их было отлично видно. Бедолаги прятались за западными стенами домов и с поля аустерлицкого, где идёт бой их не видно. В засаде сидят. Только он не с востока к ним подошёл, а с юга и все их прятки ничего не стоят, все как на ладони. И даже те, кто в домах, не спрячутся от ядер.
— Трофим, — полковник передал трубу подпрапорщику, командиру первого расчёта 12-ти фунтовок. — Одну шрапнельную гранату по скопившимся вон за тем домом. Видишь, там человек в генеральской шапке. Потом общий беглый огонь по всей деревне шрапнелью.
— Козлов, а ты картечью сразу после первого выстрела. На полной скорости. Только одну гаубицу с самыми опытными наводчиками оставь стрелять обычными ядрами, пусть по домам лупят, чтобы эти тараканы из них прыснули.
— Слушаюсь, Ваше Высокоблагородие! Разрешите выполнять?
— С богом.
Первый выстрел ушёл с небольшим перелётом, и люди, что вместе с генералом прятались за домом, никак не отреагировали, в смысле не бросились бежать. Откуда бьют по ним, и по ним ли, они сразу не поняли и только присели, головы в плечи вжимая. И их накрыло вторым выстрелом и вот тут тринадцать пушек его двух батарей показали себя во всей красе. Всё же великий человек хан Петер, чёрт бы его побрал. Шрапнельная граната, им изобретённая, это просто смерть летящая. Три залпа и сотни трупов французов за домами, где они прятались и пару домов уже загорелось. Полковник внимательно смотрел за действием неприятеля, выжидая момент, когда можно будет бросить в бой казаков. Всё! Метаться начали туда-сюда и ружья бросать. Ещё бы, всех командиров одной гранатой накрыло. Пора!
— Прекратить огонь. Банить орудия и зарядить картечью! — отдал приказ Ермолов и взмахнул красным флагом, отправляя в атаку казаков, ох, не сладко сейчас придётся лягушатникам. Кисло придётся.
Событие сорок седьмое
Все умирают, если проткнуть их мечом.
