— Маршала Сульта. Дивизия Леграна. С кем имею честь …
— Ефим, пни его. — Бац.
— Ой! Monsieur, прошу, скажите солдату, чтобы он больше не бил меня! — и слёзы в голосе.
— Тогда отвечай на вопросы, и не говори лишнего. Чего там у вас всё в факелах. Камлаете или колоннами ходите? Гитлеровцы?
На самом деле. Весь лагерь неприятеля осветился недавно тысячами факелов и оттуда чего-то кричали. Далековато, не понять. Так гул общий идёт.
— Гвардия кричит: «Это годовщина коронации!.. Да здравствует император!» — Отлепился от штанины князя полковник.
— Вона чё! Точно же сегодня годовщина коронации узурпатора. Любите его?! Дебилы. Он … А, чего уж. Ладно, давай по делу. Скажи мне, голубь… Что тут за войска стоят у Тельница и Сокольница?
— Днём 11 фримера эти деревни занимали только два батальона — Корсиканских стрелков. Это около пятисот человек и Стрелков По. Их порядка трёхсот человек. — «Радостно» сообщил полковник Пуже.
— 11 фримера? Ты ври да не завирайся барон, а то сейчас дам команду Ефиму сломать тебе пару пальцев, — не могло такого быть. Эти восемьсот человек не могли сдерживать тридцать с лишним тысяч русских и австрияков.
— Первого декабря! Не надо пальцев, я привёз приказ, вернее вёз его, точнее, привёз и ехал в полк, когда меня схватили ваши разбойники, — затараторил испугано полковник.
— И? — Брехт рассматривал ордена. Заслуженный. Вон, сколько.
— Бригаде Мерля из дивизии Леграна было приказано защищать Тельниц и Сокольниц, а Фриану вместо того чтобы идти на Турасский лес, отныне предписывалось двигаться на помощь Мерлю.
— То есть, вот этот шум и есть подход ваших войск. Бригада это сколько человек?
— Тысячи три. А всего в дивизии генерала Клода Леграна 11 батальонов и больше восьми тысяч человек и 8 орудий — Полковник попробовал унять капающую всё ещё из носа кровь. — Что вы собираетесь со мной делать, месье? Оставьте мне жизнь!
— Подумаю. Слушай, скажи мне, Франсуа, чего интересного, чтобы я понял, что ты полезный для нашего дела человек.
— Для вашего дела? — всхлипнул француз.
— Да, для дела справедливого мироустройства. Мир хижинам, война дворцам.
— Вы якобинец, месье?
— Я сам Якоб. Тьфу, Яковлевич. Давай, поведай мне самую главную буржуинскую тайну.
— Я не знаю, а хотите, месье я зачитаю вам прокламацию, что читал пару часов назад солдатам.
— Прокламацию?
— Да, — полковник полез за пазуху синего мундира, залитого чернеющей кровью, и вытащил написанную от руки страничку на плохой рыжеватой бумаге. Брехт такую делает из тростника в Астрахани.
— Читай. Интересно. Психи они вечно прокламации пишут.
— Я приказал выдать солдатам сто грамм крепкого вина и прочитал обращение к ним императора. Вот оно:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отомстить за австрийскую ульмскую армию. Это те же батальоны, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы преследовали до сего места. Позиции, которые мы занимаем, могущественны, и в то время, когда они двинутся на наши батареи, я хочу атаковать их фланги'. Солдаты! Я сам буду руководить вашими батальонами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесёте в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идёт речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести нации.
Под предлогом увода раненых не расстраивать рядов! Каждый пусть будет проникнут мыслью победить этих наёмников Англии, воодушевлённых такой ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы сможем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня».
— Хороший ты человек, полковник. Сейчас навёл меня на мысль, как лишить французов императора. — Брехт, потёр руки. — Ефим уведи этого в лазарет. Пусть его обмоют и снотворного со слабительным дадут.
Глава 17
Событие тридцать шестое
Концентрация сил, энергия и твёрдая решимость победить или умереть со славой — вот три великих принципа военного искусства.
Наполеон.
— Вашество, каша подошла, наваристая, мяса больше чем гречи. — Ванька расталкивал заснувшего сидя в шезлонге своём, в палатке, Петра Христиановича.
Холодно-то как. Прямо ноги в сапогах задубели, хоть и были укутаны пледом, а сверху ещё кусок брезента брошен. Ночью точно мороз был. Вчера, когда его войско остановилось у южного берега озера Зачан, Брехт не поленился, дошёл до покрытой льдом поверхности и проверил его на прочность. Лёд его стокилограммовую тушку выдержал, хоть и потрещал у зарослей камыша неподалёку. А сегодня ночью ещё толще стал. Потому, наверное, и ломанулись в Реале на этот лёд отступающие русские и австрийские части, что лёд вполне надёжным выглядел. Да и некуда было больше бежать, прижали их французы к озеру.
Князь Витгенштейн, сходил до кустов, удобрил их азотными удобрениями, и умылся ледяной водой, что ему Ванька слил на руки. Ух! Бодрит. У костра, что расположили в своеобразном закутке из натянутых на колья квадратных кусков брезента, Брехту на складной столик поставили жестяную чашку с горячей, исходящей паром и ароматом мясным гречневой кашей. Надо сказать, что в отличие от Александра с Кутузовым и новым фаворитом императора князем Долгоруким Брехт к войне готовился. Не на всё войско, конечно, про казаков он и не думал, а для черкесов просто пока ход не дошёл, ну, так, много войн впереди и их включит со временем в постоянные силы ханства Дербентскоко. Так вот, Пётр Христианович на лезгин, егерей, гренадёров и мариупольцев заготовил две тысячи выдавленных прессом жестяных мисок. Когда уже собирались в путь, подоспела следующая партия из Питера в триста мисок, и Брехт выделил их Мехти. Так ещё годик и шамхала Тарковского войско тоже будет обладателем эксклюзивной посуды. Потом и до черкесов очередь дойдёт, да и пудлингование освоят на его заводе под Выборгом. Больше станет хорошего железа.
А для костров заготовки тоже пока не на всё войско, тут даже для Мехти с его тысячей ни одной не нашлось. Изобретение простейшее. Кусок брезента два метра в высоту и около четырёх в длину натягивается между двумя вбитыми в землю кольями. И ещё по бокам два таких же куска только эти три метра в длину. Получается комнатка такая четыре на три метра, где в центре располагается очаг с подвешенным котелком. Зимой же собрались воевать, на пронизывающем ветру тот ещё отдых и перекус, Пока в полевой кухне варится каша, в котелке чай дойдёт или взвар какой, Матрёной рекомендованный.
Продукты, кроме мяса, везли все с собой, и в крупах недостатка не было, мясо покупали у местных за настоящее серебро и чешские, сербские, румынские и словацкие крестьяне за настоящие-то деньги вполне охотно продавали заготовительным отрядам Петра Христиановича продовольствие. Даже сами приносили, узнав о щедром оптовом покупателе.
Брехт помнил из того фильма про Аустерлиц, что одним из поводов не ждать подкрепление, а срочно напасть на Наполеона стал самый настоящий голод в русской армии. Союзникам не удалось наладить нормальное снабжение продовольствием. «Войска, не находя продовольствия, грабили, отчего жители разбегались, и последние только ещё более усиливали грабёж». Это, кстати, серьёзно нагнетало напряжённость между союзниками. Русские утверждали, что их морят голодом, австрийские чиновники заявляли, что с такой неорганизованной армией невозможно работать.
Но теперь уже ничего не исправить войска встретились и обеим армиям как воздух нужна сокрушительная победа. Русским с австрийцами для престижа, а для Наполеона это единственный способ выжить. Ведь на подходе к союзной армии целое море войск. Спокойным маршем, без всякого ускорения, через две недели к союзникам могла подойти армия Беннигсена, а это18 тысяч человек. Ещё ближе, всего лишь в нескольких переходах от главных сил находился корпус Эссена в 12 тысяч человек. Их и хотел подождать Кутузов, сидя в замечательной крепости Ольмюц. Не всё ещё, в 120 километра к западу располагался корпус эрцгерцога Фердинанда, плюсом 15 тысяч человек, а меньше чем в 100 км к югу — остатки австрийского корпуса Мерфельда, пусть будет 5 тысяч человек. Всего до 140 тысяч могли армию довести против семидесяти максимум у Наполеона. А в Ганновере стояла под парами 56 тысячная армия русско-шведская. Из Италии шла в Моравию 80-тысячная армия эрцгерцогов Карла и Иоанна.
