Зря надеялся, как выяснилось. Осилить простейшее, судя по комментариям Падди, действо мне так и не удалось. Попутно, правда, я научился паре фокусов, несколько обогативших мои невеликие умения. Но радоваться тому, что сумел «пропитать» свои недотелекинетические воздействия стихийной составляющей, мне довелось недолго. Старый Уорри быстро прекратил это «издевательство над здравым смыслом», по его собственному выражению, и заставил Падди переключиться в моём обучении на «вменяемое чародейство». А младший хафл, несмотря на свой шебутной характер, оказался весьма послушным внуком и запер от меня их домашний полигон, так что дальнейшие опыты по использованию эгрегоров Пламени и Воздуха вкупе со школой Тяжести пришлось временно прекратить. Переносить же эксперименты в собственные владения… я не рискнул.

Падди недолго размышлял, чем занять своего невольного ученика, и вместо подземного полигона, расположенного в подвале дома хафлов, передо мной открылись двери чердака того же здания, где, как оказалось, находится личная лаборатория этого… зельевара.

Казалось бы, ну что такого сложного может быть в зелье, состоящем из четырёх ингредиентов, увариваемых в реторте до желеобразного состояния? Оказалось, может. По крайней мере, когда за дело берётся один конкретный носорог со слишком чувствительным обонянием и полным отсутствием каких-либо талантов в чудотворстве.

Нет, в конце концов, заткнув нос ватными тампонами и предельно сосредоточившись на процессе подготовки ингредиентов, через силу стараясь не воротить морду от источающей совершенно чудовищные миазмы реторты, я кое-как справился с задачей, и получил… что получил. В целом, желеобразная масса получилась нужной консистенции и даже пахла почти так, как описывал внимательно наблюдавший за моими мучениями Падди. А именно, мятой… но в этом тонком аромате мне почему-то настойчиво мерещился ещё и запах полыни. А вот вторая часть будущего зелья, булькавшая в соседней колбе, где мочила свой «нос» пресловутая реторта, немного меня напрягала.

Если верить рецепту и лекции хафла, то во второй ёмкости, наполненной при подготовке к эксперименту чистой дистиллированной водой, я должен был обнаружить слегка зеленоватый, слабый раствор конденсата из реторты. Но вместо него там лениво пузырилась некая чёрная маслянистая субстанция, по виду напоминающая расплавленный гудрон. И если я посматривал на эту жижу с некоторой опаской, то мой шебутной репетитор…

— Что-то не то получилось, — кое-как пробормотал я, почесав затылок.

— Получилось, — эхом откликнулся хафлинг, заворожённо глядя на булькающую в стеклянной колбе жуть. В глазах его я отчётливо видел тот шалый огонь, что не раз замечал в зеркале в бытность свою сотрудником инженерного корпуса, когда на базу доставляли очередной образчик технологий сумрачного инопланетного гения.

— Падди? — позвал я хафлинга, но тот только отмахнулся, одним движением ладони погасил горелку под ретортой и, прихватив узкое горло колбы щипцами, принялся стремительно отвинчивать винты держателя, крепившие ёмкость к штативу. На меня же этот маньяк от науки вовсе не обращал никакого внимания. Пришлось рычать в голос. — Эй, бледный! Не пугай меня!

— Да-да, — Вотще. Абонент временно недоступен!

Подхватив со стола пробку, Падди тут же закупорил ею колбу и, не глядя обогнув возникшее на его пути препятствие, ринулся к лестнице.

Притормозить шустрого хафла мне удалось лишь на пороге дома. А вот привести его во вменяемое состояние я так и не смог. Паровоз встал на рельсы, и ему было абсолютно по барабану, что или кто окажется на его пути. Тормоза в его системе явно не были предусмотрены, а моя попытка загородить своей спиной выход со двора привела лишь к появлению в заборе рядом весьма неаккуратного пролома. Эх, был бы на месте Уорри, может, он и справился бы с сумасбродством родного внука, мне же оставалось лишь следовать за неадекватным хафлом в надежде, что тот скоро придёт в чувство. Так мы и дотопали с ним на пару до странного трёхэтажного домика, невеликого площадью, но весьма высокого. Эдакой кирпичной башенки под высокой двускатной крышей.

В сплошь обитую железными полосами, толстенную дверь из морёного дуба Падди колотил так, что я было испугался внимания соседей, которых этот грохот просто обязан был привлечь. Однако, пронесло. Лишь тихо скрипнула открывающаяся дверь, в которую столь нетерпеливо ломился хафл, и на пороге возник… возникло… труп цапли, иначе вышедшего нам навстречу человека я бы охарактеризовать не смог. Одетый в идеально выглаженный чёрный саксготтский сюртук с двойным рядом педантично застёгнутых сверкающих медью пуговиц, худой и нескладный, с желтоватым, каким-то смазанно-невыразительным лицом, пугающим жутковатым матово-белёсым блеском глаз, пустых, как дно рюмки храпящего пьяницы, слуга молча, неприятно ломаным движением отступил в сторону, пропуская Падди в дом. Ну и меня вместе с ним.

А что было делать? Оставлять сбрендившего хафла одного в столь странном месте и не менее чудной компании я точно не собирался, так что даже попытайся этот «цапль» преградить мне путь, у него бы вряд ли что-то получилось…

— О, юный Берриоз. Рад вас видеть… — раздавшийся с винтовой лестницы в углу холла ровный, лишённый каких-либо интонаций, голос заставил меня отвлечься от разглядывания замершего истуканом у входной двери слуги. А взглянув на спустившегося к нам хозяина дома, я вынужден был признать, что тот смотрелся едва ли не колоритнее своего слуги. Высокий и худощавый, пожилой седовласый гейс с идеальной осанкой, совершенно невозмутимым выражением лица и арктически холодным взглядом, он даже в мягком домашнем костюме и пушистых тапках выглядел, словно герцог на королевском приёме… или король, дающий аудиенцию очередному просителю. И ладно бы только выглядел. Он же, сволочь, давил силой, причём явно не прикладывая к этому никаких усилий, можно сказать, неосознанно. Вот только легче от этого не становилось. Силы у этого благообразного господина явно было побольше, чем у Старого Уорри… и была она, судя по моим ощущениям, совсем не доброй. Слишком холодной, слишком чуждой.

— Добрый день, мейн Тодт! Грым, знакомься! Перед тобой сам Ровальд Тодт, доктор химерологии и танатологии Саксготтской академии, дипломированный целитель и знатный исследователь растительного и животного мира Южного материка, — в отличие от своего знакомца, Падди так и фонтанировал эмоциями. И плевать сейчас было хафлу на возможное недовольство хозяина дома. Он, похоже, даже сумасшедшее давление его силы не ощущал… самоубийца. — А я к вам с подарком, доктор Тодт!

— Вот как? — даже вопросительную интонацию я скорее угадал, чем услышал в голосе этого… существа. — Интересно… Что ж, проходите в гостиную, господа. Йорген, подай нам вечерний взвар.

Слуга Тодта с еле слышным скрипом кивнул и, дёрнувшись, заковылял в сторону высоких двойных дверей, за которыми обнаружилась довольно уютная комната с большим овальным столом, окружённым массивными троноподобными креслами, и занявшим чуть ли не полстены огромным, жарко натопленным камином. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть и ломаные движения, слуга оказался довольно шустрым малым. Так что не прошло и пары минут, как стол в гостиной оказался заставлен принадлежностями для чая… Но дожидаться, пока Йорген разольёт содержимое заварника по чашкам, Падди не стал. Говорить об эксперименте с простейшим зельем, «доверенном одному синекожему неумехе», он начал ещё до того, как приземлился в кресло, а закончил… едва перед ним оказалась наполненная ароматнейшим травяным взваром, кипенно-белая чашка из невесомого, тончайшего костяного фарфора.

Хозяин дома смотрел на нас по-прежнему холодно, но хафла слушал со всем вниманием, и даже задавал уточняющие вопросы, смысла которых я вообще не понимал. Да мне, в принципе, в их разговоре были ясны лишь предлоги и междометия! В остальном же… словно они не на лэнгри вовсе говорили, а на каком-нибудь сиддском наречии. Из островных.

— Интересно, — вновь протянул доктор Тодт и, полюбовавшись на стоящую перед ним колбу с пресловутой чёрной жижей, провёл над ней ладонью. Жидкость тут же взбурлила, но стоило магу убрать руку, как она вновь успокоилась. — Чрезвычайно интересно…