Орчанка сжала кулачки и уставилась невидящим взглядом в темноту за кухонным окном, не обращая ни малейшего внимания на катящиеся по щекам жгучие слёзы. И было в нём так много всего. Боль от потери и тоска по дому, злость на захвативших «Ласточку» бандитов и… облегчение от того, что эта страница жизни перевёрнута. Сумбур в мыслях, сумбур в чувствах.

И стынущий поздний ужин на столе маленькой кухни в доме на окраине Тувра. В себя Дайна пришла от жутко громкого паровозного гудка и заходившего ходуном колченогого стула под попой. Впрочем, ходуном, кажется, ходил весь дом, сотрясаясь от грохота колёс грузового состава, катящегося куда-то в сторону Дортмутских доков.

Тряхнув гривой давно выпущенных из плена «тюрбана» кое-как расчёсанных нехитрой женской волшбой волос, орчанка глянула на своё отражение в тёмном оконном стекле и, зло стерев со щёк успевшие подсохнуть солёные дорожки, решительно схватилась за вилку и столовый нож. Переживания переживаниями, а поесть нужно, тем более, что, в отличие от жареных земляных яблок, яичница ждать не будет. Холодную её есть противнее, чем размазывать слёзы по зарёванной мордахе, жалея себя. А потом стоит занять себя каким-нибудь делом, например, приготовить явно решившему задержаться где-то до утра хозяину дома будущий завтрак, да и прибраться на кухне не мешало бы.

* * *

Домой я вернулся сильно за полночь, когда моя гостья уже давно спала. С удивлением обнаружив на кухне полный порядок и даже отдраенную до блеска ванну, я было сунулся в продуктовый ларь, чтобы подкрепиться чем-то посерьёзнее пирожных и крекеров, бултыхающихся в чае, наполнившем мой желудок во время визита к хафлам, но тут нос уловил аромат, исходящий от чугуняки, стоящей на едва теплящейся плите, и я, повинуясь руладам своего голодного брюха, свернул с проложенного курса. Подняв крышку, я обнаружил под ней целый котелок тушёной картохи с мясом, ароматной, вкусной… М-да, а я-то думал, что девчонка уползёт отсыпаться сразу после помывки. Ну, что сказать? Спасибо, зеленоглазая!

Картофель, или, как его здесь принято называть, «земляное яблоко», он же на франконский манер — «потат», оказался чуть ли не единственным овощем, который моё новое тело принимало без претензий. Да и то лишь в присутствии мяса… или сала. Нет, если бы даже на плите обнаружилась просто жареная на постном масле картошка, я бы ей не побрезговал, но пришлось бы всё же лезть в продуктовый ларь и «догоняться» чем-нибудь мясным, чтобы протолкнуть жарёху в желудок. И тем больше была моя благодарность сладко сопящей в комнате на диване орчанке, не иначе как своей женской интуицией почуявшей, что на самом деле требуется голодному синему носорогу, отмотавшему по предместьям Тувра не меньше полусотни миль.

А вот с местом для сна пришлось немного повозиться. Впрочем, особой проблемы здесь не было. Кинуть на пол у каминного зева толстый шерстяной плед с брикаэном цветов Серой стражи^[31], плюхнуть под голову свёрнутую куртку, и можно укладываться. Моему нынешнему «дубовому» телу что перина, что сосновые доски… разница невелика.

Утром меня разбудил не привычный гудок драххова паровоза, а топот чьих-то маленьких ступней по деревянному полу. Спросонья я даже не понял, что происходит, но всё же оклемался, вспомнил события прошедших суток и лишь после этого, осознав, что никаких врагов вокруг нет, сумел успокоить бешено колотящееся сердце.

Открыв один глаз, я с некоторым удивлением понаблюдал за делающей какую-то странную зарядку, полуобнажённой орчанкой и невольно облизнулся от открывшихся мне весьма завлекательных видов… чтобы тут же смутиться собственной реакции и не меньше удивиться этому самому смущению. Как-то раньше не замечал за собой такого. Разве что в ранней юности и в прежнем теле… Впрочем, если верить некоторым книгам, моё нынешнее тело как раз находится почти в том же возрасте. Может, дело в этом?

Как бы то ни было, но стоит что-то предпринять, пока гостья не заметила приподнимающуюся над моими бёдрами «палатку» из пледа и не сделала соответствующих выводов из увиденного. Вполне оправданного, кстати говоря. Выглядит девчонка… просто великолепно. Стройная, подтянутая, а уж когда двигается, то… Тьфу ты!

Закрыв глаза, я глубоко, но беззвучно, вздохнул несколько раз, успокаивая не ко времени проснувшийся организм, и повернувшись на бок, чтобы прикрыть упорно вздымающегося «бойца», протяжно, с подвыванием, зевнул, делая вид, что вот-вот проснусь. Заметив мои шевеления, Дайна на миг замерла сусликом посреди комнаты и, тихонько пискнув, моментально скрылась на кухне… не забыв прихватить с собой ворох сохнувшей над печью одежды. Шустрая, однако.

Вздохнув, я откинул край длиннющего пледа, послужившего мне этой ночью постелью и, с некоторой натугой поднявшись с пола, нахмурился. Кажется, беготня предыдущих дней всё же сказалась на моём теле. В мышцах явно чувствовалась некоторая зажатость, а икры и бёдра к тому же знакомо тянуло, как от большой нагрузки после длительного перерыва. М-да, неожиданно. Я-то думал, что тело мне досталось просто неубиваемое, ан нет. И у него, оказывается, есть свои пределы. С другой стороны, а когда мне приходилось напрягать свой синий «костюм» так, как довелось в последние сутки?

Поведя плечами и, скорее услышав, чем почувствовав лёгкий хруст шейных позвонков, я вздохнул. Кажется, придётся мне последовать примеру Дайны. Без хорошей разминки здесь не обойтись точно.

Сказано — сделано. Пока орчанка возилась с чем-то на кухне, я успел проделать несколько упражнений и, с удовольствием отметив, что с каждым движением тело слушается всё лучше и лучше, невольно улыбнулся. Всё-таки, турсы действительно двужильные! В бытность свою человеком мне потребовалось бы не меньше часа, чтобы привести забитые мышцы в хоть какое-то подобие порядка, а сейчас… да драхх со всеми неудобствами моей нынешней туши. Его возможности однозначно перевешивают все возможные минусы! Ну… почти все. На ум пришли картинки разминающейся орчанки, и я невольно вздохнул.

Ладно, к донным змеям, как говорит Дайна, все сожаления. Будет ещё на моей улице праздник, перевернётся грузовик с конфетами! А пока… пока пора умываться, завтракать и готовиться к приходу Падди. Нам с ним ещё торговаться за добытые мною ингредиенты, да и за цену трофейных артефактов, чую, придётся пободаться. А я в них ни ухом ни рылом… зато, если память не изменяет, Дайна как раз что-то понимает в этих зачарованных цацках. Глядишь, и поможет в оценке или даже торге с хафлом, чем Многоликий не шутит? С этими вопросами я и обратился к орчанке, найденной мною у плиты, на которой уже разогревались остатки моего ночного пира.

— Не в зачарованных вещах, а в артефактах, — оторвавшись от помешивания уже исходящего паром жаркого, уточнила девушка, прочитав написанный в блокноте вопрос. И ведь даже не удивилась, увидев мою писанину. Хотя-а… ну да, свои тетради-то я не прятал, они так и лежат на столе у дивана. Так что, ничуть не сомневаюсь, что в моё отсутствие шустрая девчонка успела сунуть в них нос. Да и драхх бы с ним! Ничего серьёзного в тех тетрадях нет. Так, знакомые каждому подданному империи вещи — и только. Ну… почти.

— А это разве не одно и то же? — черкнул я на том же листе.

— Нет, конечно! — с жаром откликнулась Дайна. — Артефакты создаются с нуля, то есть, волшба над ними творится во время создания материального носителя. А зачарованные вещи, как и заколдованные, кстати говоря, подвергаются магическому воздействию уже после создания.

Вот тут я опешил и, тряхнув головой, потребовал пояснений.

— Разумеется, зачарованные и заколдованные вещи тоже отличаются друг от друга. Точнее, принято считать, что зачарования наносятся для изменения состояния или свойств вещи, тогда как заколдованные вещи воздействуют на своего хозяина, других разумных… или неразумных, а то и на всех сразу. Понимаешь? — Дайна взглянула на мою постную рожу с некоторой неуверенностью. На что я кивнул.