Но настоящий страх у всех вызвала вот эта новость: в тот мартовский день в Баварии закрылись все школы, детские сады, «а также все частные школы, профессионально-технические училища, дошкольные и лечебно-воспитательные учреждения». За Баварией последовали и другие федеральные земли. За пару дней до начала карантина в газете Die Süddeutsche Zeitung высказывались опасения по поводу «салонной лихорадки», которая возникает, если долго сидеть в четырех стенах. Закрытие детских садов взволновало людей больше, чем вопрос о реальном уровне смертности от коронавирусной инфекции, о том, хватает ли аппаратов ИВЛ и как обстоят дела с защитой персональных данных в приложении для контроля за распространением вируса. «Безобразие!» – такие цитаты ошеломленных родителей приводились в газете. Или вот еще: «Что мне делать с этим свободным временем?» Как, по-вашему, развлекать детей целых пять недель, чтобы они не только «зависали в своих телефонах, телевизорах и приставках»?[5]

У политиков готового решения не нашлось. «Первые пару дней все будет немного дерганно», – сказал премьер-министр Баварии Маркус Зёдер, тем самым демонстрируя степень сочувствия комитетов, состоящих из «старых белых мужчин» и «женской квоты» в лице канцлера, по поводу закрытия детсадов и школ, с которым им придется столкнуться в следующие несколько месяцев пандемии.

14 марта 2020 года, как сейчас помню, я еще посмеивался, читая статью с предупреждением о «салонной лихорадке». И это притом, что детский сад моей дочки тоже был закрыт и в сумрачный день ранней весной мы с семьей оказались заперты в самоизоляции в 80 квадратных метрах квартиры после поездки в Тироль. Посмеивался над упадническими настроениями в канун бедствия, над всеми обсуждениями в духе «Чему нас может научить коронавирус», которые к тому времени уже стали появляться. Меня беспокоила мысль о том, что люди вели себя словно выжившие после природной катастрофы еще до того, как вирусная волна перебралась через Альпы. «Увы, нам придется сначала это пережить. Мораль всех историй – в конце», – умничал я в твиттере[6].

Я рассуждал наивно и вообще был одним из тех невыносимо расслабленных людей, что делились в соцсетях историями о том, как Исаак Ньютон и Уильям Шекспир создали одни из лучших своих работ во время чумы XVII века (забыв при этом, что первый был бездетным холостяком, а второй вместе с семьей перебрался в Стратфорд-на-Эйвоне, подальше от лондонской театральной жизни).

Возможно, я отнесся к ситуации с таким спокойствием только потому, что к началу пандемии у меня за плечами было десять месяцев отпуска по уходу за ребенком и я был внештатным работником умственного труда с гибким графиком работы. А может, я просто недооценил масштаб грядущей катастрофы.

В начале самоизоляции я работал всего по несколько часов в день. Мне казалось очень забавным, что дети моих деловых партнеров то и дело появляются на экране во время видеозвонков, словно герои кукольного спектакля. Еще я проверял, сумею ли написать рабочую концепцию, пока моя дочь, которой тогда было три года, сидела у меня на плечах и распевала сочиненный нами хит «Все мои мышата»[7]. Однако вскоре мне пришлось все чаще говорить ей: «Можешь, пожалуйста, пойти в гостиную к маме?» В какой-то момент трехлетнему ребенку все стало понятно, и она спросила: «Сейчас ты, к сожалению, должен работать?» С этого дня фраза «к сожалению» стала тесно связана с тем временем, когда папа садился за кухонный стол перед компьютером и дверь неизбежно закрывалась. К сожалению. И что тут поделаешь, так нужно.

Летом 2020 года я снова ежедневно работал в офисе по 8–10 часов. Нашей трехлетней дочке разрешено было видеться с друзьями из детского сада всего дважды в неделю. Для годовалых малышей адаптация к детскому саду перенеслась на неопределенный срок. Моя жена, доктор медицинских наук с большим стажем, прекратила поиски работы после отпуска по беременности и родам «до прояснения ситуации».

У меня все шло отлично. К видеоконференциям я быстро привык, а когда около 5–6 часов вечера я приходил домой из почти опустевшего коворкинга, дочка бежала ко мне навстречу, крича: «Па-а-апа!» Как я когда-то своему отцу, а он, должно быть, своему… И вот уже я вдруг оказался Главой Семейства.

«Пандемия – как увеличительное стекло, которое делает крупнее все, что было в ваших отношениях раньше: и хорошее, и плохое», – считает семейный терапевт из Нью-Йорка Эстер Перель, известная своим подкастом «С чего начнем?» (англ. Where Should We Begin?)[8]. Социолог Армин Нассех отметил: «Коронакризис станет для семей не меньшим стресс-тестом, чем для государства и бизнеса»[9].

Под коронавирусной лупой я уже не мог не заметить, как спустя три года, уже после рождения двоих детей и пандемии, пошатнулись некогда установленные мной стандарты и наше с женой решение быть равноправными родителями. Мне, так называемому прогрессивному отцу, часто говорят, как это здорово, что я «провожу время с детьми». Одна хорошая знакомая даже как-то раз открыто хвалила меня перед своим мужем за то, что я не забыл взять на прогулку беговые носки своей дочки. Федеральное министерство по делам семьи в своем «Отчете об отцовстве» за 2018 год сообщало о заметных положительных изменениях[10]. Но так ли это на самом деле? Стоит ли мне гордиться похвалой в свой адрес или это ожидания женщин настолько занижены?

Я отвожу дочку в детский сад, через 6 часов забираю ее домой и все равно посещаю тренировки чаще, чем моя жена послеродовую гимнастику. Я прихожу (с опозданием в 20 минут) на детскую площадку, где, соблюдая дистанцию, отмечают день рождения ребенка, а моя жена записывает это приглашение в семейный календарь Google. А еще она записывает нас на прием к педиатру и организует прогулки с другими детьми из садика. А когда ее или моя мама хвалят меня за участие, раздраженно вздыхает. Потому что она не без оснований чувствует, что большая часть планирования и ответственности все-таки ложится на нее – это то, что в дебатах о гендерном равенстве называют «умственной нагрузкой» (англ. mental load). А кроме того, у нее, как у врача, гораздо более напряженная работа. В этом мы не одиноки: несмотря на то что 60 % родителей с детьми до трех лет предпочли бы, чтобы оба партнера уделяли семье и карьере равное время, согласно «Отчету об отцовстве» всего 14 % реализуют такую паритетную модель. А ведь это исследование проводилось еще до пандемии[11].

«Одним из самых поразительных последствий вируса будет то, что многие семейные пары вернутся в 1950-е годы», – написала весной 2020 года в журнале The Atlantic Хелен Льюис[12]. Мужчины умирают от коронавирусной инфекции в два раза чаще, а кроме того, возбудитель эпидемии разрушает образ жизни, ставший нормой для многих современных пар за последние 20 лет[13]. Дети в детских садах и кружках, по вечерам – няня, и оба родителя могут работать днем, а после – пойти на тренировку или в кино, а может, даже провести тихий (или не очень) совместный вечер при свечах с бокалом шампанского. Но раз детские сады закрываются на несколько месяцев, семейные пары вынуждены решать, кому придется работать меньше. А поскольку в Германии на неполный рабочий день устраиваются почти 73 % матерей с детьми до шести лет и всего 7 % отцов[14], именно женщины чаще откладывают работу и заботятся о домашнем обучении маленьких детей. Мужчины в это время возвращаются к старой роли кормильца семьи.