Поле горело, и ветер гнал пламя на нас. Урожай пшеницы погибал, но всем было плевать. Тут лишь бы выжить. Впрочем, и поле загорелось от наших действий: мы подожгли один мотоцикл, да и бронетранспортёр рядом ярко полыхал.

Перед нашей группой стояла задача задержать противника, что мы и делали. Встав в засаде, тупо залегли в пшенице, потому что не было времени выкопать стрелковые ячейки. За нашей спиной – деревня на десяток дворов, где спешно эвакуировался медсанбат. И не уползти: немцы, оправившись от первого удара, вели активный огонь, подавляя наши огневые точки. Часто работали танковые пушки. А нас тут всего чуть больше взвода с одной сорокапяткой. Да и пушку нашу уже сбили, перекосило её, вон она, с вывернутым колесом. Из-за щита виднеется окровавленная кисть убитого бойца из расчёта.

А следом за пламенем на нас двигались и немецкие танки. Это «чехи», их уже знакомые клёпаные силуэты. Многие из наших парней вскакивали, не выдерживая вида огня, идущего на нас стеной. А я пока продолжал стрелять из своей СВТ. Левый фланг засады был не так задымлён, что давало возможность видеть перебегающие фигуры немцев. Это, похоже, вермахт, а не СС, с которыми мы дрались всего каких-то два часа назад. Впрочем, после того боя от сорок пятой стрелковой дивизии, где я был приживалой, осталась едва половина полка.

Я отложил винтовку (все магазины уже расстрелял, перезарядить нужно), достал из своего хранилища немецкое ПТР и прижался щекой к прикладу. Оно единственное в нашей группе. Впрочем, о нём никто не знал, это мой недавний трофей. Но сейчас без этого ружья уже никак.

Прицелившись, я выстрелил, и ружьё отлично показало себя против брони «чехов»: первая пуля, пробив лобовую броню, сгинула внутри. Хотя машина оставалась на ходу, экипаж вскоре полез наружу: на донышке пули была смесь слезоточивого действия, она их и выгоняла. А тут я и второй подбил. Из пяти оставшихся ещё три подбили и подожгли наши артиллеристы, пока их самоходка не накрыла. Остальные наши выбивали пехоту и танкистов.

Тут немцы начали садить миномётами. И, должен сказать, я словно что-то почувствовал. Только и успел дёрнуться. Хотел перекатиться, а тут меня как раз накрыло и тут же выбило из сознания. Если бы я не промедлил, убирая оружие в хранилище, может, шанс бы и был.

Была ночь. Я сидел на берегу реки и, задумчиво кидая камешки в воду, размышлял. Знаете, хоть с магами я знаком, это у меня первое перерождение. Даже предположить не мог, что умру и очнусь в теле молоденького, восемнадцатилетнего бойца. Парня звали Герман Одинцов. Это ещё нормальное имя, мои родители мне тоже дали редкое – Добрыня.

Думаю, пока сижу тут на реке, находясь в самоволке, стоит описать, что происходит, а то непонятки со всех сторон. Зовут меня Добрыня Никитич (смеяться не надо, да и привык я уже), а фамилия самая что ни на есть обычная – Иванов. Родился и жил в Казани, да и после армии туда вернулся, там и помер. Странная была смерть, хотя я даже испугаться не успел. Лифт вдруг рванул – похоже, оборвались тросы – и с двадцатого этажа ухнул вниз. В общем, шансов у меня на моём шестидесяти четвёртом году жизни не было. Хорошо один в кабине был, пока поднимался на свой двадцать второй этаж. В этом новом доме (четыре года, как сдан – считай, новый) у меня была квартира.

Вообще, можно много что рассказывать: про семью (она большая, но обычная, среднестатистическая советская, а потом и российская семья), про армию, о путешествиях по родной стране и как я исколесил весь земной шар, но я не буду этого делать. Я расскажу о другом.

Это случилось в восьмидесятые, сразу после моего возвращения из армии. Я грибником был, и в тот раз как раз погулять вышел, на разведку, чтобы потом с матерью и женой уже на машине приехать. И встретилось мне в лесу бородатое чудо-юдо в балахоне, и я тут же оказался обездвижен. Встреченный мной чел оказался магом. Русского языка он не знал, но ментально, глядя глаза в глаза, мог общаться образами, между прочим, вполне информативно. Ему кое-что было нужно, и он показал образами, что именно. В большинстве металлы. За услугу обещал наградить.

Нужное ему я достал за неделю. Правда, маг сильно ворчал, что металлы, мол, с примесями, но в итоге они ему подошли. Получив необходимое, он занялся ремонтом железного блина портала. Маг был не один, с учеником – забитым заморышем. Они явно прибыли из средневековья. Лес покидать боялись: попробовали было выйти на автотрассу, но та их напугала рёвом мчащихся мимо грузовиков. Пока маг с учеником ремонтировали портал, я им и еду приносил. А через шесть дней они отбыли в свой мир.

Думаете, я просился с ними? Ага, прямо разбежался. Мне и в Союзе здорово жилось. Однако подарок я получил, причём маг сказал, что он действителен на все мои жизни. Я тогда не придал значения этим его словам, и только переродившись, понял, что он имел в виду.

Подарком было безразмерное хранилище. Вообще, их устанавливают в аурах магам, но и обычные люди могут носить их и использовать. Маг знал, что такой подарок мне точно понравится. Но если у магов хранилище действительно безграничного размера (ну там за тысячу тонн – хранилища по весу измеряются, а не размеру), то у обычных людей (простецов, как он нас называл мысленными образами) – не более пяти тонн. Это максимум, на что хватает энергии в аурах простецов, потому что при большем размере хранилища оно начинает тянуть из своего владельца жизненную силу, постепенно, в течение лет пяти после установки, убивая его.

Ну, мне ещё повезло: маг сделал замеры, и выяснилось, что я без опасности для жизни могу выделять из ауры энергию, достаточную для содержания хранилища объёмом в пять тонн и семьсот двадцать килограммов. Маг, как раз специализирующийся на этом, легко установил мне хранилище именно такого размера и научил им пользоваться. Вот такая плюшка досталась мне за помощь.

Я быстро понял, как это здорово – иметь такую вещь. На жизнь мне хватало, в криминал не лез, по молодости занимался лёгкой спекуляцией: покупал осенью дыни и арбузы, а зимой продавал. Цена в десять раз больше, а всё равно разбирали, так что мне хватало на мелкие радости жизни. А так я держал в хранилище самое нужное и важное. Отметил также, что если убрать в хранилище готовую, горячую ещё еду, то, даже извлечённая оттуда через год, она оставалась всё такой же горячей и вкусной: внутри хранилища явно используется стазис. Но живых существ оно принимать не могло, да и размер имело неизменный, без возможности прокачки.

Я понимал, что тайну хранилища нужно скрывать ото всех, иначе плохо будет, и хранил её как зеницу ока, поэтому о нём так никто и не узнал. Когда начались лихие девяностые, все подрабатывали, кто как мог. У меня семья большая: кроме жены и тёщи (та тогда с нами жила), трое детей и родители. С завода меня сократили, а был я слесарь-инструменталист пятого разряда. Вот и занялся контрабандой – угоном машин из Германии и продажей их тут. Целыми редко продавал, если только по заказу, а больше разбирал на запчасти, которые потом на авторынке продавали двое моих знакомых. Я же выступал как якобы посредник, своего магазина или места продажи не имел, просто продавал клиентам запчасти, а они уже дальше.

На этом я хорошо поднялся, а потом научился тупо грабить банки, так что жизнь пошла неплохо: недвижимость, хорошие машины, часто за границей отдыхал. Целый год прожил в Англии: там в курортном городке у меня была любовница, украинка. За этот год я английский здорово подучил, почти без акцента говорил. В путешествиях этот язык везде пригодится. Впрочем, это был единственный иностранный язык, который я знал. Ну не полиглот я, а в данном случае просто погружение в языковую среду помогло.

С супругой я развёлся в две тысячи десятом: задолбала она меня, сварливой стала, это тёща её науськивала. Нет, можно было бы продолжать жить по привычке, но зачем друг друга мучить? Любви между нами никогда не было, женился я по залёту. Причём, сделав позднее, в две тысячи десятом, экспертизу, я выяснил, что первый ребёнок оказался не моим, мои только два следующих.