Женщины разом загалдели, накинувшись на незадачливого паренька:

– Степка, мать твою! Немедленно убирай свой тарантас от пакгауза!

Под их нескончаемый гвалт полуторка, отчаянно чадя, прокатила вдоль вагона.

Архипов откинулся на подушку. «Вот померещится же…»

Грудь его работала словно кузнечные меха, как после утомительного забега в День Красной армии, когда он первым пересек финишный створ. Гася возбуждение, он несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул.

Учуяв пробуждение начальства, лейтенант Болотников переместился к двери и занял свой пост, отворив дверь на едва заметную щелочку. Тем временем раздался паровозный гудок, состав громыхнул сцепками, и поезд тронулся.

Архипов блаженно растянулся на верхней полке – впервые за последние несколько суток ему удалось выспаться. Лелея мечту о предстоящем завтраке со стаканом горячего крепкого чая и кусковым сахаром вприкуску, он подставил лицо потоку прохладного воздуха.

Ветерок через приоткрытое окно лениво трепыхал шторку. Что может быть прекраснее, когда вот так лежишь у окна поезда, уносящего тебя вдаль, и вдыхаешь ночной настой, состоящий из свежего запаха дальнего леса, туманной сырости, поднимавшейся из окрестного болотца и вкусного угарно-терпкого паровозного дымка. Ощутив единение с летящим в ночи поездом, ты взахлеб вдыхаешь этот ночной коктейль, а валко покачивающийся вагон под дробный аккомпанемент стремительно уносит тебя в ночь. А ты лежишь и думаешь только о чем-то хорошем. И незачем ломать голову над причинами и следствиями, ибо все сомнения от незнания. Как говаривали бывалые люди – истинные озарения приходят со свистом пуль! А здесь не стреляли…

Архипов смачно зевнул. Но следующая мысль прервала этот сладостный процесс, едва не заклинив ему челюсти. Не раздумывая ни секунды, он соскочил вниз.

– Доброй ночи, товарищ капитан! Выспались?

Лейтенант Болотников лучился приветливой улыбкой, но, увидев выражение лица командира, в мгновение переменился.

– Тсс, тихо, Володя, тихо… Ты давеча ничего не слышал?

Лейтенант также ответил шепотом:

– Н-нет! Полуторка только эта и бабы… а так – вроде все тихо! А что, товарищ капитан?

– Возможно, мне показалось, но мы с тобой это сейчас проверим.

Они ехали в мягком вагоне. Учитывая, что за последние несколько суток толком выспаться им так и не довелось, они решили использовать ситуацию с максимальной пользой для себя – один дежурит у двери, другой, в свою очередь, спит. И эти два часа, отведенных для сна Архипову, судя по часам, давно уж истекли. Но капитан не стал отчитывать Болотникова за мальчишеское благородство, быстро обулся и оправил гимнастерку.

Поезд уже набрал скорость. С дробным стуком колеса проносились по стыкам, и вагон здорово покачивало. В коридоре было темно. Лишь скудный свет от фонарей проносившихся полустанков и дачных платформ иногда освещал его, но Архипову и без этого было видно, что в коридоре никого нет.

Он на цыпочках подкрался к соседнему купе. Прильнув ухом к двери, долго вслушивался. Затем, удерживаясь за поручни, направился к проводнику.

– Не спится? Может, вас чайком попотчевать, товарищ капитан?

Сонный проводник, сухопарый пожилой мужчина с рыжими обвисшими усами, смахнул с газеты хлебные крошки, свернул ее и потянулся к шкафчику, но Архипов остановил его:

– Вот что, э-э… Матвей Поликарпыч! Вы лучше скажите: Петрозаводск-то скоро?

– Да вроде примерно через часок.

– Вот и чудесно! Вы пройдите, пожалуйста, сейчас к четвертому купе и, как полагается, объявите об этом пассажирам. Там ведь двое едут?

Архипов вернулся к своему купе. Лейтенант ждал его с «ТТ» наготове. Архипов кивнул ему на стенку смежного купе и махнул проводнику. Тот водрузил на голову форменную фуражку и прошел по коридору. У четвертого купе он остановился и постучал ключом в дверь:

– Петрозаводск, товарищи! Скоро подъезжаем, прошу приготовиться…

На голос проводника никто не отозвался. Проводник постучал еще раз. Не получив ответа, растерянно оглянулся.

Архипов отстранил проводника и рванул на себя дверь. Ветер из распахнутого настежь окна отчаянно полоскал оконную шторку и метал по купе перья из простреленной подушки. Подушка эта валялась на полу, а на полке лежало неподвижное тело с бурым пятном на груди.

Никого более в купе не было…

…Они прибыли в Кировск в одном поезде с советником германского торгпредства Вильгельмом Шорнборном. Вернее, они сошли вслед за ним на станции Апатиты, проследили, как советник сел в автобус до Кировска, а уж потом поехали следом на машине местного райотдела НКВД.

Было это еще пять дней назад. Оперативная группа капитана Архипова, в которую входили лейтенанты Севергин и Болотников, должна была в предельно сжатые сроки проделать колоссальную работу, чтобы определить: за какой надобностью «советник», а на самом деле – резидент абвера Вильгельм Шорнборн прибыл в такую глухомань, как этот район Кольского полуострова?

Накануне у Архипова был обстоятельный разговор с начальством. А любое начальство, как известно, очень любит задавать вопросы, нимало не заботясь о том, как ты найдешь на них ответы. Справедливости ради, Архипов разделял озабоченность начальства: то, что сообщник у Шорнборна в этом районе был, сомнению не подлежало – ведь кто-то же выходил в эфир. Но вот что в этой глуши влечет немцев? Что они затевают? Диверсию на горно-химическом комбинате? Но тогда еще вопрос: какого ляда их рация выходила в эфир так далеко от города? Зачем они пошли на риск, связанный с транспортировкой и использованием рации в столь безлюдном месте?

Вопросов много, но лишь одно было ясно – в этом районе действительно есть нечто, так заинтересовавшее абвер. Словом, задание было не из простых, и при этом не было ни единой зацепки. Так что, когда по приезде в город Шорнборн направился в управление комбината, Архипов уединился в гостиничном номере со старшим оперуполномоченным местного райотдела НКВД Рыдлевичем:

– Как говорил старый Мойша на моей Могилевщине – давайте будем посмотреть.

Рыдлевич разложил на столе карту.

– Вот этот район, откуда они выходили в эфир… – Палец оперуполномоченного уперся в район горы, обрывающейся крутым северным склоном к Сейдозеру. – Вот здесь разворачивается строительство Карнасуртского рудника. Здесь, в двадцати километрах от него саамское село Ловозеро… – Он очертил полукруг вдоль северной подошвы гор Ловозерской тундры. – Кроме оленеводческих становищ и рыболовецких артелей по берегам Ловозера, в этой зоне нет ничего особого. А не может ли это быть самой заурядной маскировкой? Протопал резидент с рацией сто верст по тундре, а ты гадай потом: в чем их бубновый интерес?

– Ничего себе, маскировка – шастать по всему району с рацией на плечах! Нет, товарищ Рыдлевич, нужда их заставила выйти в эфир! По всему видно – крепко они за что-то здесь ухватились. Но вы правы, мы должны отталкиваться не от объекта, а внимательно поглядеть на тех, кто по роду своей работы может свободно бродить по этому необжитому району, не вызывая подозрений. Я не могу представить оленевода в роли немецкого резидента, залихватски отстукивающего морзянку.

По расплывшемуся лицу Рыдлевича Архипов понял, что попал в яблочко.

– Такие лица есть. – Рыдлевич достал из планшета исписанный лист и положил его на стол. – Те, что в списке вычеркнуты красным карандашом, – это люди из интендантской службы воинской части и из системы исправительных лагерей. Нет, они бывают всюду, так как занимаются заготовкой и для своей части, и для строителей рудника, но все эти люди, нами проверенные.

– Кто же в остатке?

– Начальник нашей метеостанции и геодезист Петрозаводского топографического отряда. Вполне допустимо, что им может быть еще и некто из Управления геологии.

– Геологи отпадают. Никому из геологов полевые задания в тот район не выдавались, и геологи в указанное время были на виду. Так что остаются эти двое.

– Не совсем – начальник метеостанции уже неделю как в отпуске. Он с семьей находится в Киеве, у родственников. Факт проверенный, сомнения не вызывает.