— Майк!
Ее смех усилился. Это был Майк… а не Том. Она продолжала смеяться. Не могла остановиться. Хотела, но не могла.
— Дженюари, в чем дело? Что тебя рассмешило?
— Ничего.
Она перегнулась пополам.
— Ничего. Просто мне только что сделали укол, я выпила бербона и чувствую себя восхитительно… Она снова захохотала.
— Какой укол?
— Витаминный. Это просто чудо.
Смех отпустил ее. Дженюари казалось, что она летит на облаке. Витамины одолели бербон. Постель была облаком, летевшим по небу…
— Дженюари, ты здорова?
— Да, мой ненаглядный папочка… я никогда не чувствовала себя лучше. Никогда… никогда… никогда…
— С кем ты сейчас?
— Я одна. Жду Тома.
— Скажи мне, — произнес он. — Почему брать это интервью послали именно тебя? С каких пор ты стала ведущим репортером «Блеска»?
Она снова засмеялась. Майк говорил таким серьезным и строгим голосом. Знал бы он, как она счастлива. Как счастливы должны быть все. Она желала ему счастья. Хотела, чтобы он тоже испытал ощущение полета.
— Майк… ты счастлив?
— О чем ты говоришь?
— О счастье. Это единственное, что имеет значение. Ты счастлив с Ди?
— Не беспокойся обо мне. Что ты там делаешь? О каких уколах говоришь?
— О витаминных. Божественные, волшебные витамины. О, Майк, здесь такие пальмы, они красивее, чем во Флориде. Коттедж номер пять — мой дом. Ты когда-нибудь жил в пятом коттедже «Беверли Хиллз»? Уверена, что жил… вы очень похожи. Он ведь жил в нашем «люксе» в «Плазе».
— Я хочу, чтобы ты немедленно покинула Лос-Анджелес, — сурово произнес Майк.
— Это исключено. А после Лос-Анджелеса я отправлюсь в мою большую новую квартиру с садом на террасе, выходящей на реку, и…
Внезапно она забыла, что хотела сказать.
— Что я сейчас говорила? — спросила она"
— До свидания, Дженюари.
— До свидания, мой великолепный папа… мой бог… мой красавец… мой…
Но он уже положил трубку.
Когда Том в девять часов вошел в коттедж, Дженюари лежала на кровати без одежды. Посмотрев на девушку, он улыбнулся.
— Вот это я называю достойной встречей. Она протянула к нему руки, но он покачал головой, сев на край кровати.
— Я ужасно устал. Поездка оказалась нелегкой. Я попал в настоящий бедлам.
— Ты хочешь сказать, что устал играть с ребенком? Он засмеялся.
— Я подержал его на руках ровно двадцать минут. Потом малыш срыгнул, няня бросила на меня сердитый взгляд и унесла ребенка. Я видел сына еще только раз, когда его выкупали.
— Тогда что ты делал все это время? Он, встав, снял пиджак.
— Ты говоришь, как ревнивая жена, хотя у тебя нет оснований для этого. Я сказал тебе, что должен поддерживать видимость брака — это часть нашего соглашения. Поэтому сегодня мне пришлось быть любезным со многими людьми, которые приходили к Нине Лу на ленч, на коктейль… Весь день гости шли поприветствовать известного писателя.
— Я чувствовала себя брошенной, — внезапно произнесла Дженюари. — Мне показалось, что у тебя есть другая жизнь. А ты для меня — все.
Он снова опустился на край кровати.
— Слушай, детка, писательский труд — моя жизнь. Ты в значительной степени вошла в нее и сможешь оставаться со мной так долго, как пожелаешь. Я люблю тебя. Но ни одна женщина не способна заполнить мою жизнь целиком. Разве что сейчас, когда я участвую в этом рекламном цирке. Все это время ты была для меня единственной реальностью. Но когда я начну писать, тебе придется смириться с тем, что книга будет для меня на первом месте.
— Но не другая женщина.
— Это я обещаю.
Она радостно усмехнулась и вскочила с кровати.
— Я принимаю твои условия… а теперь выслушай мои… на сегодняшний вечер.
Она заставила Тома подняться и начала расстегивать его рубашку.
— Теперь, когда ты исполнил свой супружеский долг, тебя ждет твоя любимая гейша.
Она погладила его грудь, пробежала пальцами по спине Тома. Он взял ее за руки.
— Детка… сейчас я не в форме. Слишком устал. Но если хочешь, я буду любить тебя.
— Нет… Давай просто проведем ночь вместе, будем разговаривать, лежа в объятиях друг друга.
— Отлично. Но позволь мне прежде заказать для тебя обед.
— Мне не нужна еда… у меня есть ты. Он улыбнулся.
— Интересно, чем ты подкрепилась. Я бы охотно перекусил.
— Витаминами, — сказала она. — Ты должен их попробовать.
Том засмеялся.
— Господи, как замечательно быть молодым. Можно подзарядить себя. Я тоже мог это делать, когда был в твоем возрасте.
Он тяжело вздохнул.
— Обидно стареть. Я никогда не думал, что такое случится со мной. Мне казалось, что я всегда буду сильным… молодым… способным много пить и мало спать. Принимал здоровье и выносливость как нечто само собой разумеющееся. Но старость подкрадывается незаметно…
Он снова вздохнул.
— Чертовски неприятно сознавать, что ты вот-вот разменяешь седьмой десяток.
— Ты вовсе не стар, — сказала Дженюари. — И я действительно принимаю витамины. Мне делают инъекции… сюда… в вену.
Она протянула руку и сорвала пластырь. Он увидел следы уколов.
— Что ты делаешь, черт возьми? — спросил Том.
— Это витаминные инъекции.
— Витамины вводят в ягодицы.
— Один раз меня укололи в ягодицу… но такого результата, как при внутривенном вливании, не было.
— О'кей, доктор. Теперь скажи мне кое-что. Кто делает тебе эти инъекции?
— Доктор Престон Альперт. Он сейчас здесь. В Нью-Йорке мною занимается его брат.
— И что дают тебе эти уколы?
— После них я чувствую себя так, словно мне принадлежит весь мир.
Они разыскали доктора Альперта в баре «Поло». Через четверть часа он прибыл в коттедж. Знакомство с Томом явно взволновало его — у врача дрожала рука, когда он насаживал иглу на кончик шприца. Дженюари сидела на кровати в одном из халатов Тома. Писатель был в одних белых трусах. Он загорел на побережье. Склонившийся над шприцем врач напоминал тощего зеленого кузнечика. Том внимательно следил за доктором Альпертом. Дженюари отвела глаза в сторону, когда Престон Альперт воткнул иглу в руку писателя. Но если Том и испытывал боль, он ничем это не выдал. Он молча ждал, когда инъекция закончится. Взглянув на кусочек пластыря, Том сунул руку в карман.
— Сколько я вам должен?
— Сто долларов.
— Сто долларов! — закричала Дженюари. — Это безумие. Ваш брат берет с меня двадцать пять.
Доктор Альперт неприязненно посмотрел на девушку.
— Вы сами ходите к нему. Это вызов на дом. К тому же в нерабочие часы.
Том протянул ему купюру.
— Забирайте ваши деньги. И если я еще раз увижу вас около нее, я перебью все склянки, что лежат в вашем чемодане.
Доктор Альперт, похоже, изумился.
— Вы не удовлетворены инъекцией? Ничего не почувствовали?
— Даже очень многое. Слишком многое для простого витаминного укола. В вашем растворе присутствует какой-то амфетамин.
Доктор Альперт шагнул к двери. Том, догнав врача, схватил его за грудки.
— Помните, вы не должны приближаться к ней, иначе я вышвырну вас из этого города.
Доктор Альперт изобразил на лице возмущение.
— Мистер Кольт, если бы вам сейчас сделали анализ крови, там обнаружили бы лишь большие дозы витаминов А, Е, С и В.
— И я уверен, метамфетамина. Не сомневаюсь, что вы добавляете к нему витамины. Но пациент чувствует себя превосходно благодаря амфетамину.
Доктор Альперт, споткнувшись о порог, покинул коттедж. Том повернулся к Дженюари.
— Давно ты сидишь на этом зелье?
— Я ни на чем не сижу, Том. Я получила всего несколько инъекций… мне рассказала о них Линда…
Дженюари поведала Тому о Ките и многих известных людях, которые пользовались услугами братьев Альпертов.
Том обнял ее, прижал к себе.
— Слушай, детка, сейчас мне кажется, будто я способен любить тебя всю ночь. Что могу сесть за новую книгу и закончить ее, не вставая из-за стола… нырнуть в океан с высочайшей скалы Акапулько… поймать течение, как профессиональный мексиканский ныряльщик. Это потрясающее ощущение. И оно мне знакомо. В годы второй мировой войны я был военным корреспондентом. Принимал для бодрости бензедрин. Пилоты бомбардировщиков, совершавшие ранние утренние рейды, глотали эти капсулы, как леденцы. Возможно, они мало спали в ночь перед полетом, боясь, что он может оказаться последним. Но они принимали бензедрин в четыре утра и через час, садясь за штурвал, пребывали в полной уверенности, что ни один снаряд не попадет в них. Каждому второму казалось, что ему уже не нужен самолет. То же самое я чувствую сейчас. Я мог бы… черт возьми, не будем упускать время действия инъекции.
