За эти годы Меркаты могли продать его или бросить. Здание могли разрушить, впрочем, в этом я сомневаюсь. Скорей, его перестроили. И ночные хозяева наверняка живут именно там. Я представила, что Меркаты отступают, сдавая районы наползающей шелупони и… и не смогла. Напрашивается невероятный, но резонный вывод: Меркаты и есть ночные хозяева. Скорее всего, Меркаты держат город и законной властью, и внезаконной.

Вытащив из ридикюля листок бумаги и карандаш я перерисовала схему кварталов, где находился интересующий меня дом, после чего решительно взялась за литографии. Покупать сегодня я ничего не буду, но часок для того, чтоб рассмотреть красоту, у меня есть.

* * *

Придя в гостиницу, до возвращения Бейлира, дварфо и “полугоблина” я успела выполнить приказ Лавронсо отдохнуть, и собравшееся было ворчать дварфо не нашло повода… пока я не сообщила, что ночью собираюсь посетить трущобы, показав срисованную схему.

— А давай мы тебя в Стрекозе запрем, — мрачно предложило Лавронсо.

— Не выйдет, замки на меня настроены, — усмехнулась я. — Лавронсо, нам рано или поздно придется идти в эти кварталы.

— Лучше поздно, — проскрипело двадфо. — Послушай сначала, что мы выяснили.

Конечно, огромный белого мрамора особняк графа Мерката знали все. Из любовниц удалось выяснить лишь про некую госпожу Локхарт — о ней на рынке судачили с большим удовольствием. Дочь владельцев трех больших лавок, Селессия Локхарт, позволила себе интрижку с офицером. Тот вскоре перевелся в столицу, а ее с собой не взял, зато место офицера тут же занял чинуша Анеройен — да-да, тот самый, из желтого листка. Разумеется, ни о каком благопристойном ухаживании речь уже не шла. Двадцатилетнюю содержанку поселили в двухэтажном доме недалеко от центра для все-знают-какой цели. Заметка из листка и обсуждалась торговками, мол, так ей и надо, гулене, сначала с офицерьем путалась, теперь чинушья полюбовница, и то, вон, по бабам от нее сигает, небось, скоро ей нового полюбовника искать придется, а там покатится.

Адрес дома содержанки выяснять не стали, чтоб не привлекать внимание. Но это нестрашно, главное, знаем имя и историю. Разговорившись про беспутную девку, Лавронсо ловко свернул тему на прочих бесстыжих дам и выудил еще одно имя: леди Эливан. Продавщицы лука и репы спорили, женится виконт Меркат на ней или нет. Леди Эливан была аристократкой, хоть и без титула, виконт так и жил холостяком, поэтому леди занимала положение не низкой содержанки, а “дамы сердца”, хоть и жила за счет виконта в одном из его домов. На замечание Аларика, что он сомневается, будто виконт любовнице большой и устроенный дом снял, торговки тут же замахали на него руками: “Что ты, что ты, у ней дом возле Сахарного озера, там маленьких не бывает”. Судя по разговору, торговки “болели” за леди Эливан.

— Интересно, — заметил Бейлир. — В моих изысканиях я тоже встретился с именем этой леди. Мне рекомендовали несколько рестораций, и про “Золотую мерку” сказали, что туда сама леди Эливан захаживает, “Мерка” совсем рядом с домом леди. Действительно, это у Сахарного озера.

Я повертела в руках карандаш:

— Поехали, посмотрим на эту ресторацию, пока не стемнело. Тебе нужно сходить туда завтра после полудня и посидеть подольше. Как бы и мне подобраться… впрочем, подумаем потом.

В ранних сумерках мы поехали медленным шагом вдоль озера, наняв открытую пролетку для лучшего обзора. Возница оказался разговорчивым, и решив, что мы в Иркатуне впервые, рассказывал весьма занимательные, а может быть, и правда полезные вещи про эту местность.

— Озеро-то раньше прудом было, ряска, тина, еще при деде моем, но как богатеи тут жить стали, так почистили его. Ух и денег тратили, не считая. Нанимали молодых да здоровых и платили не скупясь. Многие тогда через эту очистку из бедноты вышли. Дед мой тоже был батраком в селении недалеко, а на деньги те купил инструмент всякий и ремеслом занялся. Строили потом тут много, и все разные, разные, вон смотрите, дом будто золотой. Нарочно так поставили, что когда солнце заходит, на стены оранжевым светит.

И правда, особняк из золотистого полированного гранита будто полыхал. Возница остановился и дал нам полюбоваться. Я заметила, что не мы одни встали, чтобы посмотреть на чудо.

— А вон там, — продолжал довольный эффектом извозчик, — ух какая красота, но надобно днем смотреть, когда краски на солнце прям в глаз так — ух! Магии видимо-невидимо, чтоб краска держалась. Эльф этот дом придумал.

Дом, на который показывал возница, и правда был примечательным. Редко кто из людей умел так ловко подобрать восемь… нет, девять цветов, чтобы смотрелось на диво гармонично. Стены, колонны, капители колонн, подножия колонн, портики, оконные рамы, лепнина трех разных видов, черепица — у всего был свой цвет. Невероятно!

— Теперь туда гляньте, — наш “экскурсовод” лучился радостью от таких понимающих пассажиров. — Монстру видите? Я подъеду, там весь дом в монстрах, и как темнеть начнет, тени шевелятся, глядите. Будто прыгнут монстры эти прям на улицу.

— Надо же, и как хозяева не боятся в такой страсти жить, — удивилась я больше для того, чтоб поддержать разговор, хотя какая-то мысль мышью зашуршала на краю сознания.

— Дык леди Эливан живет, она ого-го какая. Красивая леди и знаменитая очень. С бургомистром ругалась в прошлом годе, чтоб парк не рубили. Хороший парк, и богатеи там гуляют, и простые люди, пруд есть с бережком, где посидеть можно, всем радость, а этот рубить вздумал. Так леди сама как монстра была, бумагу какую-то рвала и грозилась. Бургомистр и отступил.

Какая интересная леди. И какой интересный дом.

Мы доехали до конца улицы и попросили возницу высадить нас на центральной площади, где через четверть часа мы наняли кэбрио. Ресторацию я рассмотрела — увы, укрыться мне было негде.

Но это не самое важное. Словоохотливый возница получил тройные чаевые. Сведения, которые он сообщил, стоили даже больше.

Фронтон дома леди Эливан был украшен фигурами тангалеберга, тороламии, песчаного червя, шесепанха, пещерного медведя, кистеухого лепарда и прочих бестий, которых живьем видят только безумные искатели приключений и артели эльфов-боевиков на добыче декоктов.

Ночной хозяин Идолты зря исправил записку своего засланца. Бастурма ни при чем. Необразованный головорез написал “бистура” — как расслышал. Уверена, что этот особняк Меркаты называют между собой “Бестиарий”, и он был чем-то очень, очень важен для похитителя Фелисии.

Завтра в “Золотой Мерке” появится “Берлиэль”, и если я хоть что-то понимаю в светских дамах, получит пару-тройку приглашений на чай. Хорошо бы нам вливаться в аристократические круги вместе, но эльфийки не нанимают компаньонок. И боюсь, к любой человеческой женщине моего возраста рядом с эльфами стражи могут проявить интерес.

Под мерный топот копыт и скрип кэбрио я скользила глазами по улицам города, медленно погружающимся в сумрак. Дневная публика уступала место вечерней, только кое-где припозднившиеся гувернантки уводили домой детей и юных барышень. Одна из них, остановившись у столба с магфонарем недовольно кривила губы, а не то гувернантка, не то приставленная родителями компаньонка что-то сердито ей выговаривала.

А что, если…

Вернувшись, я постучалась к дварфо и попросила зайти ко мне.

— Лавронсо, нет ли травок, чтоб выглядеть моложе, хоть и ненадолго?

— Были бы такие травки, эльфы бы только их и растили да в человеческие страны продавали. Зачем тебе? Аларику твоему ты и так…

Не в силах терпеть, я швырнула в дварфо подушечку с софы. Это уже переходит всякие границы.

— Что? — удивилось оно. — Зачем бы тебе еще молодиться?

— Чтоб пойти с Берлиэль как ее воспитанница завтра в ресторацию, а потом к какой-нибудь фифе на чай!

— А-а-а… тьфу, так бы и сказала, — сконфуженно протянуло дварфо и принялось пристально меня разглядывать. — Тебя пухлее сделать надо. Взгляд наивнее. Лоб запудрим, а чтоб не морщила, вытяжку из слизи дракокваки вотрем. В губы жегутень, пухлее будут.