Кстати, Сигизмунд II в 1553 году инструктировал своих послов, отправлявшихся в Рим: мол, передайте папе, что московиты никогда не станут католиками, не стоит на это надеяться, и вообще, пока они слабы и неучены, в особенности в морском деле. Но не дай Бог, чтобы они научились мореходству — вот тогда они станут еще могущественнее, чем когда бы то ни было, к великому огорчению всего христианского народа!
Густав I Васа, король Швеции
Магистр, задействовав все свои связи, 12 октября 1549 года сумел-таки добиться отмены императорского решения и установления запрета на импорт в Россию стратегического сырья, оружия, военных технологий и, само собой, воспрещения въезда в Московию специалистов. Кстати, судя по всему, свою роль в перемене настроений императора сыграл и бывший имперский посол в России во времена Василия III, отца Ивана IV, Сигизмунд Герберштейн. Как раз в 1549 году вышло первое издание его «Записок о Московии», достаточно ярко живописующих нравы московитов и их государя. Вряд ли такое совпадение было случайным.
Нетрудно догадаться, как к этому отнеслись в Москве. Когда в 1550 году ливонские посланники прибыли на переговоры о продлении мира, их встретили более чем неласково. Изумленные послы услышали, что «благоверный царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии положил был гнев на честнаго князя Вифленского, и на арцыбископа, и на всю их землю», поскольку последние не только в пограничных и торговых делах допускали «неисправления», но и «людей служилых и всяких мастеров из Литвы и из замория не пропущали». От послов потребовали также, чтобы те донесли до ливонских владетелей-ландсгерров требование московского государя, чтобы те «служилых людей и всяких мастеров всяких земель, отколе хто ни поедет, пропущати в благовернаго царя рускаго державу без всякого задержанья». В противном случае Москва угрожала принять соответствующие меры и пустить в дело последний довод королей. Еще бы: препятствуя закупкам сырья, оружия и приезду специалистов, де-факто магистр выступил союзником казанского «царя», а значит, и врагом Ивана IV.
Перепуганный магистр немедля отправил к императору слезницу-суппликацию. Он сообщал своему сюзерену, что великий князь московский, угрожая войной, потребовал от него, магистра, обеспечить свободу торговли всякими товарами, в том числе серебром, медью, свинцом и оловом, а также открыть свободный и беспрепятственный проезд служилых и мастеровых людей из Литвы и Германии в Московию. По мнению магистра, выполнить эти условия решительно невозможно, ибо и без того могущество и сила Московита чрезвычайно велики и наводят страх на всех граничащих с ним королей и великих князей христианского имени. Если Московит захватит Ливонию и закрепится на берегах Балтики, то все другие близлежащие земли — Литва, Польша, Пруссия и Швеция — также быстро попадут под его власть. Чтобы избежать этого печального развития событий, довольно будет не снабжать Московита оружием и всякими военными материалами, ведь если он не будет получать военных товаров, у него не будет навыков и опыта их применения.
Проливаемые магистром слезы возымели нужное действие. Император согласился с его доводами: раз такое дело, то пускай все останется как есть, и Московиту не достанется то, что сможет его усилить и нанести ущерб интересам христианского мира.
Сигизмунд Герберштейн в русском одеянии, пожалованном ему Василием III
В Москве приняли к сведению позицию магистра, и когда в 1554 году переговоры о продлении мира возобновились, то московские дипломаты выкатили ливонским послам список претензий. Среди прочих в списке числились непропуск в Россию «из заморья людей служилых и всяких мастеров» и препятствия, чинимые ливонскими властями русским купцам, покупавшим и доставлявшим на русский рынок товары, нужные для ведения войны. По итогам переговоров ливонцы были вынуждены согласиться с требованиями русских, и в договорах было черным по белому прописано, что русским купцам дозволяется «торговати (…) своими товары на золото, на серебро, и на мед, и на олово, и на свинец, и на сукна, и на всякие иные товары без вывета, опричь одных пансырей». Само собой, ливонцы обязались «служилых людей и всяких мастеров всяких земель, отколе хто ни поедет, пропущати в благоверного царя русского державу без всякого задержанья». Стоит заметить, что перечень товаров, которые Иван IV полагал нужными пропускать в Россию «без вывета», практически дословно совпадает с тем списком, что был изложен в суппликации фон дер Рекке, обращенной к императору. Сроку на «исправленье» ливонцам в Москве дали три года.
Шли годы
К сожалению, хотя договоры и были заключены, но выполнять прописанные в них условия перемирия ливонская сторона не собиралась, а если и собиралась, то не в полной мере и со всякими проволочками. В заготовленной в Посольском приказе грамоте об объявлении войны Ливонской «конфедерации», датированной ноябрем 1557 года, было сказано, что обещались-де ливонские послы и ливонские же ландсгерры крест целовали на том, что, помимо всего прочего, разрешено будет русским купцам «торговати с ливонскими людми и с заморцы всякими тавары без вывета на всякои товар». Кроме того, ливонцы крест целовали на том, говорилось в грамоте, что и «которые люди служилые заморцы всяких земель к нам ни поедут служити, и тех к нам пропускати безо всяких зацепок и задержания».
А нужда в специалистах была высока — до такой степени, что Иван Грозный предписывал в феврале 1556 года новгородским дьякам сыскивать у детей боярских, возвращающихся с победой со шведского «фронта», «немецких полоняников», которые «умеют делати руду серебряную, и серебряное дело, и золотное, и медяное, и оловянное и всякое». Он велел тем детям боярским ехать с полоняниками на Москву, где их, детей боярских, за таких специалистов, если они «годны будут к нашему делу», пожалуют «нашим государским жалованьем».
Увы, продолжали составители разметной грамоты, прошло три года, «и по се время в тех во всех делех никоторого есте исправленья к нам (царю Ивану Васильевичу), и к нашим наместникам (новгородским и псковским, в ведении которых находились шведские, ливонские и ганзейские дела) не учинили». Ну а раз так, то быть войне.
Предпринятая ливонцами в конце 1557 года попытка договориться миром успеха не имела — даже несмотря на то, что ливонские послы пошли на неслыханную прежде уступку (которой, собственно говоря, Иван Грозный от них особо и не требовал). Они согласились на свободную торговлю оружием: пускай бы, мол, «купцы государя великого князя получали разрешение доставлять в Ливонию любые товары без исключения — воск, сало и т. д., и покупать панцири, а также торговать с иноземцами по старине».
Однако было уже слишком поздно. В Москве решили, что ливонцы в принципе недоговороспособны, слова не держат, а в чем поклянутся — непременно солгут. Чтобы наставить их на путь истинный, нужно ударить кулаком по столу. В январе 1558 года русские полки перешли русско-ливонскую границу, и началась Ливонская война. А с началом войны в полный рост встал вопрос о том, как и чем остановить агрессию Московита против маленькой и беззащитной Ливонии.
Между тем еще 10 мая 1557 года Лондон покинули четыре английских торговых судна. На головном корабле, «Примроуз», вместе с начальником экспедиции генерал-капитаном Энтони Дженкинсоном плыл домой русский посол Осип Непея, везший в Россию не только подарки Ивану Грозному от королевы Марии. На борту английских «купцов» в таинственную Московию отправились, кроме аптекаря, бочаров и канатных дел мастеров, еще и bombardarum magistris et pixidum (то есть артиллерийские специалисты и пушки) вместе с необходимым оборудованием для изготовления артиллерийских орудий. Кроме того, судя по обвинениям, которые предъявили польские власти одному из английских негоциантов, Томасу Олкоку, прибывшему в Россию вместе с Непеей и Дженкинсоном и затем попробовавшего вернуться в Англию через Данциг, в трюмах английских «купцов» в Россию были доставлены также доспехи, мечи, иная военная амуниция и снаряжение, а также медь и прочие военные материалы.
