— Как я и сказал тебе ранее, — ответил Евгений, глядя на меня с противоположной стороны стола, за которым мы с ним сейчас сидели. — Брата Егора нашли мёртвым в его комнате в общежитии для помощников высших чинов МГИВ и других работников храма. Он лежал на полу животом вниз с колотой раной в груди. И рядом с его правой рукой была надпись «Катя». Егор переломал себе ногти, выцарапывая её на деревянном полу. Похоже, ему тогда было очень больно, но тем не менее, он изо всех сил пытался написать твоё имя.

— Не было ли в кругу его знакомых других «Кать»? — тут же начала задавать я уточняющие вопросы.

— Насколько известно мне и Кириллу, с которым он общался теснее всех, нет, — строго ответил Евгений.

— А что насчёт самоубийства? Егор ожидал, что через три дня его сошлют в тюрьму на долгий срок, и вполне мог пойти на это.

— Чтобы я больше такого не слышал, — на секунду в глазах Евгения вспыхнул злобный огонёк. — Самоубийство — величайший грех по диидаизму, и о нём запрещено даже думать. Брат Егор, конечно, далеко не самый праведный верующий, однако на такое точно не пошёл бы. — Да уж, что тут сказать? Железный аргумент! Без понятия, что такого ему вообще можно противопоставить. — К тому же, даже если предположить, что это самоубийство, нужно быть абсолютным дураком, чтобы выбрать столь болезненный способ покончить с собой. Егора не раз за его жизнь избивали и калечили, так что он должен был знать, какой мучительной будет его смерть. Если бы он действительно решился на столь ужасный грех, то бросился бы с крыши высокого здания или же выпил быстродействующего яду, согласна? Да и теория самоубийства никак не объясняет надпись.

— Я бы сказала, что он мог хотеть перед смертью подставить меня, виновницу своих бед, однако думаю, пока стоит оставить эту версию. Нужно больше информации, чтобы что-то предполагать. Но для начала, — я серьёзно взглянула в лицо Евгения, — скажите, пожалуйста, что думаете вы сами? Лично вы считаете меня виновной?

— Не волнуйся, — впервые за время этого разговора Евгений улыбнулся мне добродушной улыбкой. — Мы с тобой через многое прошли, и я верю в то, что к убийству брата Егора ты не имеешь никакого отношения. Ты не убила Егора тогда, в столице Алуина, находясь во власти гнева и имея для этого полное право. Так с чего бы тебе убивать его сейчас, когда ещё немного, и он бы получил своё заслуженное наказание? Кроме того, я доверяю Дииде, а она бы точно не отметила своим знаком будущую убийцу. Но боюсь, другие могут считать иначе, ведь как ты и сама понимаешь, факты складываются не в твою пользу, — Евгений тяжело вздохнул. — Всё-таки у тебя был мотив — месть за попытку изнасилования, да и алиби у тебя нет. Я верю в то, что ты действительно медитировала, когда я тебя искал, однако судья может посчитать это чересчур подозрительным. К тому же, ещё и надпись… Слишком много всего, — пожав плечами, Евгений отвёл взгляд в сторону. — Я хочу тебе помочь, однако пока что не знаю, как. Как ты понимаешь, лгать на суде, с целью прикрыть тебя, я не могу, ведь рискую в таком случае накликать на себя гнев великой Дииды.

— Я и не собиралась просить вас об этом, — покачала я головой из стороны в сторону. — Думаю, я сама смогу себе помочь. Возможно, эта уверенность у меня из прошлой жизни, которая была до потери памяти, не знаю… — изобразила я лёгкую растерянность. — Но если вы не против, я хочу провести своё расследование. Надеюсь, я смогу найти нечто, что докажет мою невиновность. И ещё… — я на секунду замялась, но всё же закончила. — Спасибо, что верите мне, учитель.

— Не за что, Катерина, — улыбнулся он мне. — Меня радует, что ты не падаешь духом. Признаюсь, я не до конца понимаю, что именно ты хочешь сделать, но пожалуй, доверюсь твоему чутью и нашей великой богине. Так чем я могу тебе помочь? — Если моё стремление «поиграть» в детектива и вызвало у Евгения удивление, он его никак не продемонстрировал.

— Для начала я хочу осмотреть место убийства и труп, — задумчиво протянула я в ответ. — Где находится общежитие?

— Совсем близко, — произнёс Евгений. — Поскольку там живут в основном работники храма, оно располагается прямо напротив нашей святыни. Если это может тебе помочь, я тебя с радостью туда провожу. А вот насчёт трупа, к сожалению, ничего не выйдет.

— Почему? — тут же переспросила я; как-никак, проверка трупа — неимоверно важная деталь пазла в любом расследовании.

— Это запрещено диидаизмом, — спокойно ответил Евгений. — Нельзя осквернять умершего взглядами живых. Сразу после смерти его кладут в закрытый гроб, который имеют право открывать лишь члены семьи.

— Но ведь для расследования можно сделать исключение… — попыталась я возразить.

— Категорически запрещено, — резко оборвал меня Евгений. — Никому, кроме ближайших родственников — родителей, супругов и детей — нельзя даже приближаться к месту хранения усопших. У всех остальных возможность проститься с умершим будет на похоронах, которые традиционно должны пройти на четырнадцатый день после смерти. И Катерина, — в глазах Евгения блеснула настоящая угроза, — я настоятельно советую тебе не делать глупостей. Вокруг места хранения усопших стоит серьёзная охрана, а осквернение трупа — ужасный грех. Не усугубляй своё положение ещё больше. К тому же, в отчёте людей, занимавшихся транспортировкой тела, ты сможешь найти все интересующие тебя подробности.

— Хорошо, — решила я, что спорить с Евгением бесполезно. — В таком случае, просто ознакомлюсь с отчётом. Сейчас же, если вы не заняты, может пройдёмся до общежития? — Выжидающе взглянула я на учителя.

— Конечно, идём, — только и сказал он, вставая.

Пока мы шли к выходу из храма, лишь изредка обмениваясь короткими фразами, я думала о том, что разговор с Евгением подтвердил мои опасения: я действительно являлась главной подозреваемой. Есть только одна причина, из-за которой я всё ещё была не под стражей, и за которую вынуждена добавить МГИВ пусть и маленький, но всё же плюсик. Дело в том, что здесь не принято сажать тех, чья вина ещё не доказана каким-никаким, но всё же судом. Оно и понятно, ведь в МГИВ нет нужды переживать о том, что подозреваемый сбежит, сменит внешность и тому подобное. Метка верности — вот лучшая решётка для каждого из нас. В любой момент меня могут найти и вернуть, причинив при этом неимоверную боль. Другими словами, шансы сбежать у преступника — минимальные, если не нулевые.

Когда мы уже направлялись по тихой ночной улице к довольно аккуратному трёхэтажному зданию напротив храма, а восторженный голос Тири, не замолкая, дребезжал в моей голове, артефакт связи Евгения вдруг зазвенел ни с того ни с сего, несмотря на поздний час. Ответив на звонок и быстро переговорив с кем-то, учитель с извинением во взгляде посмотрел в мою сторону, после чего заявил, что ему нужно немедля отлучиться по срочным делам. Себе на замену Евгений вызвал свою верную собачку Кирилла, который также жил в этом общежитии. После того как минут через пять бугай к нам спустился, и Евгений дал ему распоряжение проводить меня в комнату брата Егора, учитель поспешил удалиться. Я ему даже ничего сказать не успела, лишь инстинктивно махнула рукой на прощание.

— Так значит, вы с Егором живёте по-соседству? — спросила я у Кирилла, как только мы направились к главному входу в здание. Получив утвердительный кивок, я продолжила: — Возможно, ты что-то слышал прошлой ночью? Какие-нибудь странные звуки, доносившиеся из его комнаты?

— Было кое-что, — ответил бугай, отчего-то непрерывно глядя себе под ноги. — Ближе к утру я проснулся от шума за соседней стеной, однако не обратил на него внимания, и опять заснул. Наверное, всё-таки следовало проверить.

— Ты не придал шуму значения? Почему?

— Да Егор себя в последние дни странно вёл! — заявил Кирилл, как будто оправдываясь. — Метался как ненормальный, какую-то ерунду рассказывал… Вот я и подумал, что он просто эмоции у себя в комнате выпускал! Я и предположить не мог, что там такое… Всё-таки Егор последние недели жил в постоянном страхе. Боялся, что его посадят пожизненно или даже приговорят к казни.