Литмир - Электронная Библиотека

Студеным февральским днем в отделении полиции на улице Квервисгата раздался телефонный звонок. Уже сгущались сумерки, по улицам мели холодные ветра. Женщина в телефоне собиралась подать заявление об исчезновении мужчины тридцати с небольшим лет, своего брата по имени Сигюрвин. В последний раз она говорила с ним по телефону два дня назад. Они договорились встретиться, а он так и не объявился. Она попыталась разыскать его, звонила ему домой, но все напрасно. Он руководил фирмой, и там ей сказали, что ее брат уже два дня не приходил на работу. Она приезжала к его дому, стучалась, в конце концов велела слесарю вскрыть замок: она боялась, что Сигюрвин лежит больной, не в состоянии снять трубку, или отключил телефон. Она обыскала весь дом, звала его – но его не было. Она не знала, чтобы он куда-нибудь уехал. Обычно, когда он собирался за границу, то предупреждал ее. А его паспорт она нашла в ящике шкафа в гостиной. Жил он один, недавно развелся, и у него была дочь.

В полиции посчитали, что он еще найдется, ведь с тех пор, как поступили последние сведения о его передвижениях, прошло мало времени. Однако там записали его словесный портрет, взяли у сестры его фотографию и известили прессу и полицейские участки по всей стране. Судя по тому, что паспорт остался дома, если Сигюрвин и вылетел за границу, то только под фальшивом паспортом или каким-нибудь образом проскочив паспортный контроль. Когда с сестрой поделились соображениями о такой возможности, они отрицала ее: зачем ему фальшивый паспорт?

Через некоторое время вызвали службу спасения и приступили к исполнению плана, обычно применяющегося в подобных случаях. Прочесали все взморье в окрестностях Рейкьявика. Этим заинтересовались газеты: они постоянно писали о пропавшем человеке. Граждан просили сообщать, если они что-нибудь знают о его местонахождении, даже если эти сведения и кажутся незначительными, – и вскоре его джип был обнаружен на холме Эскьюхлид возле цистерн. Рейкьявикская полиция опубликовала номер для связи – и отовсюду начали стекаться наблюдения, среди которых попадались и более-менее ценные. Их все пытались принимать в расчет. Однажды позвонила женщина, которая не представилась, взволнованно тараторила и повесила трубку, как только высказала все, что считала нужным. Она слышала, как на площадке перед зданием фирмы бывший клиент угрожал убить его.

Эти сведения были переданы Конрауду, и он установил, что человек по имени Хьяльталин какое-то время угрожал Сигюрвину. Считая, что тот украл у него не один миллион крон. Они тогда сообща владели тремя судами и рыболовецким предприятием. Все дела вел Сигюрвин, а Хьяльталин был всего лишь совладельцем, к ежедневной рутине не приближался, а сам держал магазин одежды в Рейкьявике и фирму по импорту, владел акциями еще в одном-двух предприятиях и хвастался тем, что ни разу не выходил в море. Познакомились они в Коммерческом училище, и Сигюрвин убедил Хьяльталина вместе с ним купить лодку. Вскоре лодок стало две, а потом и три, и они вместе возглавили рыболовецкое предприятие: молодые, нетерпеливые, дерзкие. Сигюрвин подал Хьяльталину идею продать свою долю, тот согласился, они составили и подписали договор. Но через короткое время Хьяльталин принялся обвинять Сигюрвина в том, что он его облапошил: мол, предприятие представляло бо́льшую ценность, чем показывал Сигюрвин, а со временем, если действовать умно, ценность обещала увеличиться: тогда только что ввели систему квот на рыболовный промысел, призванную ограничить доступ к рыбным банкам и тем самым поднять ценность уже существующих предприятий еще выше. Узнав больше об этом нововведении, Хьяльталин призадумался и посоветовался со специалистами, которые показали ему совсем другую картину будущего развития, чем та, что нарисовал ему Сигюрвин. Хьяльталин заявил, что он доверял другу, а Сигюрвин отрицал, что облапошил его: мол, бизнес есть бизнес, мол, Хьяльталин сам подписал договор, никто его к этому не принуждал, а значит, тема закрыта.

Свидетели, опрошенные полицией, утверждали, что с тех пор отношения между друзьями стали натянутыми. Хьяльталин не раз приходил к Сигюрвину на работу и скандалил с ним, хлопал дверьми, угрожал и даже караулил его в машине перед зданием.

– Берегись! – кричал Хьяльталин, когда приходил в последний раз. – Берегись, гад ты эдакий! Я этого так не оставлю!

Это произошло за три недели до исчезновения Сигюрвина. В последний раз его видели вечером того дня, когда он говорил с сестрой по телефону. Один из сотрудников Сигюрвина заметил, как тот стоит у своей машины на автостоянке фирмы и разговаривает с человеком, которого тот же сотрудник позднее опознал как Хьяльталина. Конрауд разыскал свидетеля, который пожелал остаться неизвестным, по той причине, что был «давнишним другом» полиции, сидел в тюрьме за кражи и другие преступления и стремился поменьше иметь дело с «лёггами». Зато о том, что он слышал, он нашептал своим друзьям, и кто-то из них позвонил в полицию и сообщил, что бывший клиент угрожал убить Сигюрвина.

Тот сотрудник плохо расслышал их разговор – кроме того момента, когда Хьяльталин повысил голос, показал Сигюрвину кулак и убежал прочь со словами:

– …Слышал… Убью тебя, гад!..

6

Конрауда пропустили в синие ворота. Свой джип он припарковал перед зданием тюрьмы Литла-Хрёйн, вышел и окинул взглядом живописное здание в стиле старинных исландских хуторских построек с несколькими остроконечными крышами в ряд. Оно было выкрашено белым – как сама невинность.

Директор тюрьмы был его знакомым, он сел в его кабинете и стал пить кофе. Они стали обсуждать это неслыханное дело: что тело Сигюрвина через столько лет нашлось, а также разговаривать о том, и как ледники из года в год тают, и не кроются ли подо льдом и другие такие тайны.

– Это еще выяснится, – сказал директор тюрьмы, провожая Конрауда к небольшому крылу здания, где размещалась КПЗ. – Не факт, что Хьяльталин долго здесь пробудет: в Верховном суде приговор о его задержании пересматривают. Они считают, что его отпустят.

– Да, я удивился, что его вообще отправили сюда. Ведь на теле Сигюрвина не было обнаружено следов, доказывающих, что виновен именно он.

– Он собирался бежать из страны. В смысле, Хьяльталин.

– Да, это точно.

– А ты знал, что он болен?

– Кто?

– Хьяльталин. И когда его поместили сюда, его состояние сильно ухудшилось.

– Нет, не знал. А чем он болен?

– Он только что закончил курс медикаментозной терапии по причине раковой опухоли в горле. Так что это еще вопрос о милосердии. С тех пор, как его привезли сюда, он все время лежит, и ему вредно напрягаться. Он попросил разрешения поговорить с тобой в своей камере, чтоб не сидеть в помещении для допросов. И для него делали исключение. Наверно, Марта и другие тебе уже об этом рассказали.

– Нет, – ответил Конрауд. – Я не знал. А что, у него это очень серьезно? Он вылечится?

– Не знаю.

Они расстались перед входом в коридор, и надзиратель провел Конрауда в камеру Хьяльталина. За ними наблюдали двое сотрудников отдела расследований, но они не стали входить. Адвоката Хьяльталина нигде не было. С формальной точки зрения, Конрауд был привлечен для временной работы по расследованию этого дела. Вообще говоря, о его встрече с Хьяльталином должно было знать как можно меньше народу.

Надзиратель открыл дверь камеры, пригласил Конрауда войти и тщательно запер за ним. Его шаги удалились по коридору.

Хьяльталин лежал, вытянувшись, на бетонных нарах, выраставших из пола вдоль длинной стены. Глазам представали стул, маленький письменный стол, умывальник и унитаз. Из зарешеченного окна над нарами падал белесый свет. На столе лежала Библия. В воздухе стоял слабый запах моющих средств.

– Я слышал о твоей болезни, – сказал Конрауд. – Не надо было тебя сюда сажать.

Хьяльталин улыбнулся. Он не поднялся на постели, а так и продолжил лежать на спине, подложив одну руку под голову, смотря на Конрауда из-под полузакрытых век, как будто гость был ему не очень интересен. Однако он ждал этой встречи. Точнее, требовал ее. Они не виделись несколько десятков лет, если не считать одного эпизода, о котором Конрауд хотел бы забыть. Он не сразу сообразил, что и как. Хьяльталин постарел и сильно осунулся. Конрауд решил, что это, наверно, от болезни. Из-за терапии он облысел, и сейчас стало еще лучше видно, какой длинный у него подбородок и как вытаращены голубые глаза на худощавом бесцветном лице. Голова была почти белоснежной. Как будто Хьяльталин превратился в пожилого альбиноса.

6
{"b":"833152","o":1}