- Обратите особое внимание на те параметры, где предположения не подтвердились, - продолжал Евгений Степанович. - Возможно, следует изменить какие-то участки основной формулы, ввести дополнительные компоненты. Все ли ее участки экспериментально выверены?
- Конечно. Сначала - промоделированы в машине. Вы же помните, отдел матметодов этим занимался, лично Александр Игоревич...
- Это серьезно, - одобрил Евгений Степанович. - Александр Игоревич настоящий ученый, правда...
- Правда, мягко выражаясь, большой фантазер, - вставил Владимир Лукьянович, уперев жирный подбородок в воротник.
Я удивленно взглянул на Евгения Степановича: неужели не одернет наглеца? Как он смеет рассуждать о том, в чем ничего не смыслит? И почему это он, записной подхалим, так обнаглел, что позволяет себе нетактичные выпады в адрес закадычного друга директора? Да еще в отсутствие последнего...
Однако Евгений Степанович пропустил его "вставку" мимо ушей.
- Должен заметить, Петр Петрович, что ваши неудачи, в том числе с усилением умственной деятельности у Шимпанзе, можно было предугадать. Вам помешал недостаток опыта, что, учитывая вашу молодость, простительно...
Я резко вскинул голову: вот как? Это что-то новое. Почему же он молчал тогда, а не сказал Виктору Сергеевичу, не "предугадал"?
- Во-первых, вы не учли консервативности механизмов считывания наследственного кода ("Об этом он писал докторскую диссертацию", - вспомнил я и даже попытался отыскать взглядом папку, в которой она хранилась в заветном шкафу). Во-вторых, одно дело математически промоделировать опыт, а другое - осуществить его в живом материале.
- Мы это делали неоднократно, - возразил я, чувствуя, как на меня накатывает неудержимая волна раздражения, вызванная и его поучениями, и присутствием Владимира Лукьяновича.
- Поэтому следует еще раз проверить некоторые компоненты полигена, словно не слыша моего ответа, произнес он и ткнул коротким толстым пальцем в развернутый лист. - Например, вот этот. Причем я лично попрошу вас попутно испытать, способен ли он исправлять у потомков врожденные дефекты...
- Серповидную анемию, например...
- Рад, что вы с полуслова поняли всю важность задачи. Да, эта работа имеет огромное значение для практической медицины. Сотни людей, несчастных уже со дня рождения...
- Но это другое направление. Потребуется изменить всю методику.
- Ну что ж, измените. Зато докажете, что не напрасно хлеб едим.
- Евгений Степанович, вы же прекрасно знаете, в каком направлении я вел поиски. Между прочим, с благословения дирекции института...
- Бывшей, - вставил Владимир Лукьянович.
Слово или тон, которым оно было сказано, покоробили директора. Владимир Лукьянович заметил неудовольствие шефа и зашел с другой стороны:
- Для наших экспериментов государство выделяет немалые деньги. Оно вправе ждать практической отдачи. Иначе вы больше ничего не получите, работу исключат из плана.
- Государство - это вы? - уже не в силах сдерживаться, спросил я.
- Владимиру Лукьяновичу не так просто выбивать деньги и аппаратуру, примирительно проговорил Евгений Степанович. - Другое дело, если бы он мог указать немедленную практическую пользу...
- Он ее укажет. - Когда? - Для первого этапа массовой проверки в совхозе понадобится полгода. - А денег? - Четыреста тысяч. Два ТФ-синтезатора стоят триста тысяч. И еще сто тысяч на содержание подопытного стада.
- Ни дать ни ждать, - скороговоркой произнес Владимир Лукьянович. Я понял: ни столько дать, ни столько ждать они не смогут.
- Сколько сможете? - обратился я к директору, словно его зама в кабинете и вовсе не было.
Полное лицо Евгения Степановича выразило озабоченность, складки у щек углубились.
- Наш разговор повернул не в ту степь, Петр Петрович. Вы можете продолжать свои опыты, но необходимо испытать полиген в первую очередь для выяснения возможностей лечения наследственных заболеваний.
Он открыл карты. Оставалось расставить все точки над "и".
- То есть для того, чем сейчас занимается ваш отдел? - спросил я в упор.
- Эту задачу ставит" перед нами академия. Как вам, может быть, известно, наш институт академический.
- Кто платит деньги, тот заказывает музыку, так?
- Фи, зачем утрировать, - проскрипел Владимир Лукьянович, но Евгений Степанович жестом руки остановил его.
- Мы выделим вам средства, которые вы просите. При условии, что опыты пойдут по определенной схеме.
Я понял, что мои планы рушатся - средства в его руках.
- Но, Евгений Степанович, если полиген принесет плоды, ваш отдел сможет их использовать в нужном вам направлении, - взмолился я, сдерживая ярость.
Он тяжело и шумно вздохнул: - Сколько времени упустим!.. - Сколько несчастных не спасем! - как эхо откликнулся Владимир Лукьянович. Внезапно на его лице мелькнула хитрая жирная усмешка:
- Новое направление опытов, между прочим, ускорило бы защиту диссертации и продвижение на новую должность. Ведь на вашу зарплату трудно содержать семью...
Это был удар ниже пояса. Я поднялся:
- Не дадите денег, обращусь в академию. План утверждали они. А новое направление пусть развивает ваш отдел, Евгений Степанович.
- Какой вы горячий, Петр Петрович. По летам, но не по званию. Так и быть, мы выделим средства на один синтезатор. И подождем месяца три. Это предельный срок. Если ожидаемые результаты не замаячат, пересмотрим отношение к вашим опытам и обещаниям.
Я попытался еще возражать, но его лицо утратило мягкость, окаменело. Голубые глаза навыкате превратились в ледышки и смотрели мимо меня. Моих возражений он больше не слушал, будто залепил уши воском.
Последнее слово осталось за ним. А как могло быть иначе? Эра Виктора Сергеевича кончилась.
* * *
Завидев меня, Опал встал на задние лапы, выпрашивая подачку. Из большой клетки послышалось угрожающее "у-ух!". Это подавал голос новый вожак Дик, заменивший Тома. Его угроза относилась к Опалу. Самки тоже заволновались, забегали, засуетились, принимали позы то подчинения, то ярости.
Почему новый вожак так разозлился? Ревнует? Но Опал - молодой самец и Дику не ровня. Вожак не должен бы его опасаться.
