Выйдя из кареты, Элиз решила немного пройтись. Она так давно не была здесь! С самого детства привыкшая к королевскому дворцу – её отец служил здесь дворецким − после пяти лет отсутствия, она словно заново открывала его. Длинные парковые аллеи плавно подходили к главному входу… «Мне не туда! И слава Богу!» – подумала девушка, улыбнувшись.

Подойдя ко дворцу со стороны хозяйственного двора, Элиз издали приметила высокую фигуру черноволосого молодого человека в светлой льняной рубахе с закатанными рукавами, узких темных брюках и серых добротных башмаках, появившегося из дверей кухни. «Это же Тим!» – при мысли о друге, с которым не виделись пять лет, сердце девушки застучало у самого горла. Как он изменился! Где худенький высокий подросток, с острыми скулами и нескладной фигурой?

Этот молодой мужчина, точно, не сидел сутками в библиотеке, и не разучивал изящные па модных танцев с преподавателями, в напудренных париках, с выбеленными лицами, румянами на щеках и подведенными сурьмой глазами. От него, наверняка, пахло трудовым потом, а руки загрубели от ежедневной работы… Явно не на кухне! Широкоплечая массивная фигура выдавала силовую профессию парня. Тим…Кем же он стал? Неужели кузнецом? Но ведь он хотел быть поваром! Мечтал удивлять изысканными блюдами самого короля!

Она покачала головой: какая разница? Это же Тим! Кем бы ни стал, это он, лучший друг, с которым её разлучили так… жёстко и жестоко. За пять лет ни одной весточки… Интересно, он получил хоть одно из писем?

Парень заметил её и остановился, широко раскрыв яркие голубые глаза. Это точно он, друг детства!

***

Тим смотрел на девушку, совершенно растеряв из памяти, куда направлялся… да что там, забыв о дыхании! Её вьющиеся рыжеватые волосы развевал неугомонный ветерок. Огромные серые глаза, смотрели радостно и немного удивленно. Все такой же задорный носик, со слегка вздернутым кончиком. Тонкая фигурка, скрытая под простым коричневым дорожным платьем, со строгим белым воротничком. Маленькие ноги, обутые в высокие шнурованные ботинки… Элиз? Нет, не может быть! Она ведь в пансионе, где учат хорошим манерам, подготавливают девочек к замужеству, чтобы могли угодить респектабельным господам…

− Тим! Здравствуй! – девушка подошла к парню с робкой улыбкой, − Ты что, меня не узнал? А вот я тебя сразу, хотя ты сильно изменился: стал такой высокий, возмужал! У тебя вышло стать поваром, как мечтал в детстве? Я спрашивала папу о тебе, но он забывал написать. Чего молчишь? Скажи, получал мои письма? Почему не отвечал?

Как нарочно, Флоранс именно в этот момент выскочила из дверей кухни, повисла на Тиме, запечатлев на его щеке звучный влажный поцелуй, заставивший его невольно вздрогнуть от неожиданного отвращения, и защебетала, как ни в чем не бывало:

− Тим, там тебя мастер зовет! Нужно ещё двух жеребцов подковать! Все спрашивают, куда ты запропастился! А потом нужно для мэтра Сотера нарубить телячью тушу!

Улыбка Элиз завяла, руки стиснули снятые только что перчатки. Флоранс с торжеством поглядывала на девушку, не торопясь знакомиться.

− Элиз! Ты чего там встала, пошли! Багаж уже доставили в твою комнату! – господин Ришар Башелье, дворецкий, подошел к девушке, взял под руку, с раздражением бросив взгляд в сторону молодого человека: − А, Тим! Тебя заждались в кузне!

− Вот и я говорю! – защебетала Флоранс, продолжая цепляться за оголенный бицепс Тима, бугром выступающий из-под закатанного рукава рабочей рубашки.

Элиз молча отвернулась и двинулась прочь, уводимая отцом, бросающим неприязненные взгляды в сторону Тима и Флоранс. Ветер донес до их ушей его сухой, словно прошлогодний палый лист голос:

− Бесстыжие! Уже посреди бела дня обжимаются!

В голове парня, увлекаемого Флоранс в сторону кухни, совсем некстати возникло воспоминание: нежные белые девичьи груди, доверчиво выставленные в расстегнутом платье, светлые ареолы и маленькие розовые соски, удивительно бархатистые наощупь…Широко распахнутые серые глаза с дрожащими в них слезами… Шепот: «Девочки! Они надо мной смеются, говорят у меня маленькая грудь! Скручивают дули и дразнятся! Говорят, рыжая, да ещё с маленькой грудью, никому такая не понравится! Это правда?»

Элиз исполнилось пять, когда она положила начало их крепкой дружбе, угостив сладким круассаном семилетнего Тима, который тогда болтался по дворцовому заднему двору вместе с другими детьми слуг, создавая видимость, работы. Как оказалось, их дружбе позавидовали многие.

Глупые, совсем ещё юные! Ей было четырнадцать, ему шестнадцать – под деревом, за амбаром в тот вечер они жаловались друг другу на сверстников, которые дразнили…каждого за своё. Мальчишки-поварята, похваляясь своими выдуманными амурными успехами, смеялись над Тимом, говоря, что он: «дружит с дочкой дворецкого, а даже голых сисек не видел». Девчонки-горничные, засмеяли тоненькую Элиз…

− А давай, я тебе покажу свою грудь! – сказала вдруг девушка, – Гадкие поварята тогда не посмеют сказать, что ты ничего не видел, а я смогу утереть нос девчонкам, если она тебе понравится!

Элиз всегда была смела до безрассудства…От кожи девушки пахло ванилью и немного молоком: от этого теплого, манящего запаха у Тима закружилась голова, в паху легонько заныло, а штаны сделались вдруг тесны. Она позволила ему дотронуться до грудей, тихонько всхлипнув, когда он, повинуясь какому-то непреодолимому внутреннему импульсу подхватил губами один из сосков, стал играть им, легонько касаясь языком и покусывая, продолжая сжимать рукой вторую грудь.

В этот самый момент их нашел господин Башелье, без сомнения направленный любопытными доброжелателями. Элиз, рыдающую, основательно налупленную по щекам, судорожно сжимающую ворот платья, увели в неизвестном направлении. После того, как отлежался от порции батогов, полученной по рекомендации дворецкого, Тим с горечью узнал: подругу спешно отправили на учебу в пансион.

Он писал ей каждый день: как скучает, вспоминал их шалости, горести, совместные посиделки. С внутренним трепетом ожидая, но не получая ни одного письма в ответ, парень сильно тосковал, впервые так надолго разлучившись с подругой. Потом на смену болезненной тоске пришла ревность вперемешку со злостью, подогреваемой приятелями, в красках расписывавшими поведение девиц в пансионах. Через некоторое время в его жизни появилась разбитная девчонка Лили, показавшая на практике, что к чему в отношениях мужчины и женщины. Девушку уволили за нерадивость; за нею появилась Марта, а потом вот, Флоранс.

Рядом с Тимом любая, даже крупная девушка смотрелась «дюймовочкой». Прекрасно развитая тяжелой работой мускулатура так и тянула женский взгляд, а жесткий подбородок и пронзительные голубые глаза пускали вскачь не одно юное сердечко. Расторопный кузнец, кроме основной работы прекрасно справлявшийся с разделкой мясных туш на дворцовой кухне будоражил незамужних девиц, не оставлявших безуспешные попытки завлечь такого завидного жениха в узы Гименея.

***

Тим закончил подковывать Гермеса. Ох, и вымотал его этот норовистый любимец двоюродного брата наследного принца, герцога де Молен! Каждый раз этого жеребца приходилось держать вшестером! Как герцог управляется с ним – загадка! Сам его светлость стоял рядом, успокаивающе поглаживая Гермеса по морде: иначе слуги не смогли бы его удержать.

− Он боится щекотки, − улыбаясь пояснял герцог, выходя из кузницы.

Тиму и шестерым конюшим от этого было отнюдь не легче. Гермеса, весело высекающего искры из камней мостовой всеми четырьмя подковами, наконец, увели. Кузнец устало опустился на грубо сколоченную скамью в углу возле окна. Чуть перевести дух и отправляться в кладовую, разделывать две говяжьи туши, которые отобрали для копчения. Опять вспомнилась неожиданная встреча с Элиз… Ох, он вел себя как дурак, даже слова не смог сказать! Ещё эта Флоранс! В который раз замечал: ведет себя, словно он её собственность: «Тим то, Тим это!» Надоела до жути. Если бы не вечерние игры в постели…