– Нет! – вырвалось у юноши при виде пузатого мужичонки, которого после смерти, как, наверное, и при жизни, комично уродовали ноги – раскоряченные, дряблые, коротенькие и пухлые.
Среди казненных Лысого Пса не оказалось. Уго замотал головой. «Убийца», – повторял он, в его памяти горел взгляд Дольсы. «Я была счастлива!» Уго вспомнил ее последние слова, а потом нож Амата…
– Убийца! – выкрикнул он уже в полный голос.
– Не лезь на рожон, – шепнул кто-то у него за спиной.
– Да ты… – Уго резко обернулся.
Жусеф Крескас. Тот самый, кто говорил, что мисер Арнау спас ему жизнь, как и Саулу. На Жусефе больше не было темного плаща с капюшоном, не было и желтого еврейского круга.
– Ты не должен называть его убийцей, – предупредил меняла. – Тут многие тебя не поймут: люди и сейчас считают, что не следовало казнить тех, кто убивает евреев.
Юноша и старый меняла, не сговариваясь, окинули взглядом горожан, теснящихся на улицах Барселоны. Город превратился в гигантский эшафот и всенародный праздник.
– Я не его назвал убийцей, – шепотом признался Уго. – Хотя и он наверняка убивал. Я имел в виду Лысого… мясника по имени Жоан Амат, который перерезал горло…
Уго не мог продолжать, его душили слезы.
– В тюрьме викария сидят еще одиннадцать злодеев – дожидаются, чтобы король и их приказал казнить. Однако, к несчастью, Жоана Амата среди них нет, – сообщил Жусеф, и в голосе его ненависть брала верх над скорбью. – Мы его искали, Господу известно, как мы его искали, и викарий тоже искал, но Жоан Амат исчез. Нам всем бы хотелось увидеть этого мерзавца на виселице.
Уго услышал шепот одобрения от спутников Жусефа: то были мужчины и женщины – согбенные, запуганные, пекущиеся лишь о том, как бы не оскорбить собравшихся вокруг христиан. Юноше показалось, что он видел кого-то из них прежде, когда ходил по еврейскому кварталу.
– Исчез… – повторил Уго больше для себя, чем для Жусефа. – Где я смогу вас разыскать? – спросил он, немного поразмыслив.
«Почему бы не попробовать? После нападения на еврейский квартал прошло четыре месяца, но куда мог податься Лысый Пес? Где ему искать работу?» – размышлял Уго, бредя по улице Бокерия. Самым лучшим решением для Амата было бы дождаться набора солдат в армаду, уходящую на Сицилию, – догадался юноша, вспомнив фигуру лысого в заржавленном шлеме и с арбалетом. Неразбериха при вербовке порядочная, потребность в войске срочная, так что начальству будет не важно, кто он таков; страсти уже улеглись, от петли Амат сумел избавиться. Очень многие и сейчас считали, что Жоан Амат действовал правильно, ведь выбор между смертью и крещением – это обычная практика на всем полуострове.
Квартал Дел-Пи, получивший свое название из-за одиноко стоящей высокой сосны[14], вырос вокруг церкви Святой Марии у Сосны, между древними римскими стенами и новой стеной, достигавшей Рамблы, – теперь и их заменяли третьим поясом, охватывавшим Раваль. Точно так же как и Раваль, когда-то Пи состоял из огородов и разрозненных домиков, не входивших в черту Барселоны. Однако с течением лет квартал преобразился: теперь это был густонаселенный район с разноцветными зданиями, в которых проживали купцы и ремесленники, кузнецы, мастера-строители и каменотесы.
Вместе с кварталом росла и процветала приходская церковь Святой Марии у Сосны. В том самом 1391 году был положен последний камень храма, строительство которого длилось семьдесят лет. Уго сравнивал эту церковь со Святой Марией у Моря: один этаж, только один неф, просматривается вся целиком, сразу от входа; убранство скромное и вместе с тем величественное; неф широкий, чтобы прихожане могли видеть друг друга и ощущать тепло и радушие, словно перед очагом; внутренние часовни перемежаются с контрфорсами, расположенными внутри, а не выведенными наружу. Неф был действительно шире, зато Святая Мария выигрывала в длине, высоте и общей ширине, а основное отличие между двумя храмами заключалось в том, что у Святой Марии у Моря имелись две восьмиугольные башни с колоколами. В квартале Дел-Пи задумали пристроить к церкви высокую башню и на ней разместить колокола. Король Педро Третий пообещал выделить деньги на строительство, и вот, доверившись слову монарха, каменщики из квартала Дел-Пи в 1379 году приступили к возведению башни. Однако король умер, так и не выполнив обещания. Деньги не поступили, и башня до сих пор стояла недостроенная и бесполезная, а колокола поместили на временную звонницу, воздвигнутую над воротами Авемария.
С улицы Бокерия Уго вышел к заднему фасаду церкви. К храму здесь примыкали бедняцкие дома и огород настоятеля, здесь же стояло доведенное едва ли до четверти сооружение, которому долженствовало стать большой церковной колокольней. Здесь Уго когда-то видел, как Лысый Пес и его отец упражняются в роли великанов, а ходули потом заносят в башню – там же, как позже выяснил мальчик, устраивала тайные сборища и вся шайка Жоана Амата.
Может быть, Лысый Пес и сейчас обретается поблизости. Уго поступил так же, как и когда охотился за своими сандалиями: спрятался на церковном кладбище там, где собирались слепые, устроился за большим крестом и принялся ждать. Ничего странного, если мерзавец и вправду решил прятаться именно здесь: во время кровавого штурма Нового замка Уго слышал, что один из самых яростных зачинщиков мятежа – настоятель церкви Святой Марии у Сосны. Определенно, если Амат до сих пор в Барселоне, он прибежал под защиту этого священника – туда, где привык скрываться еще мальчишкой. Жусефу Уго решил ничего не рассказывать, чтобы не пробуждать бесплодных надежд.
Среди могил юноша трясся от декабрьского холода: он был одет не по погоде, его укрывал только подаренный Ромеу старый суконный плащ. Жусеф сказал, что снимает дом и снова работает менялой на улице Ампле – той, что идет параллельно морю вдоль берега и хлебного рынка; туда-то и направился дрожащий сыщик, прежде чем колокол викария повелел расходиться по домам.
– Он прячется в колокольне Святой Марии у Сосны, – выпалил Уго на одном дыхании, стуча зубами.
Жусеф, не изменившись в лице, пригласил гостя в дом и провел к уютному теплому очагу. К огню жалось не меньше дюжины евреев: кто-то сидел, большинство стояли, самые младшие лежали на полу. Жусеф поставил для Уго стул и из висевшего над огнем большого черного котла налил полную миску дымящегося овощного супа.
– Я его выследил, – уверенно сообщил Уго старому меняле.
– После расскажешь, – спокойно ответил Жусеф, передавая миску. – Сначала приди в себя, не хватало еще заболеть.
– А где Саул? – спросил Уго, услышав о болезнях.
Красноречивого молчания оказалось достаточно. Уго не хотел проявлять лишнего любопытства, сидя в окружении всех этих евреев… теперь обращенных в христианство, бледных и потускневших, набившихся в маленький дом, – даже дыхание их было пропитано тоской. Юноша принял миску, руки его уже отогрелись, вот только чувствовать на себе чужие взгляды было неловко. Никто ничего не говорил, многие даже старались потише кашлять и вздыхать. Жусеф сел у очага рядом с Уго, отдавая пламени и взгляд, и чувства, а гость между тем приходил в себя с помощью супа и вина, которое принесла ему старая женщина – может быть, жена менялы.
– Я его видел, – наконец повторил Уго, сделав большой глоток. Вино было терпкое и кислое. – Он был от меня так же близко, как вы сейчас, – уточнил гость.
Да. Уго мог ощутить его запах, мог дотронуться, если бы всего лишь протянул руку, когда Лысый Пес неожиданно возник совсем рядом и справил нужду на соседнюю могилу. Уго перестал дышать, сердце его колотилось, он не шелохнулся, пока убийца не ушел обратно в колокольню.
– Он, безусловно, рассчитывает записаться в сицилийскую армаду, – добавил Уго.
– Мы убьем его раньше, этой же ночью! – загомонили гости.
Эта мысль всем показалась замечательной. Только Жусеф продолжал молча смотреть на огонь. В конце концов все замолчали в ожидании его решения.
