«В тюрьме жиронского викария его ведь придется кормить, и если забрать мальца с собой в армию – тоже», – размышлял капитан. Что им делать с парнем, которому едва исполнилось четырнадцать? А грузу на телеге и дальше будет положена ежедневная охрана. «Ведь неплохое решение», – в конце концов надумал капитан.

– Ты останешься здесь, под ответственность этого еврея, – распорядился он, переговорив с врачом о здоровье Жоана Амата и услышав несколько раз твердое «нет». – Ты будешь обихаживать и кормить того, кого покалечил, как будто ты его раб, пока войско не вернется в Барселону. Там ты предстанешь перед судом викария. Ну а что до тебя, – добавил капитан, обращаясь к Маиру, – если парень убежит, ты дорого заплатишь.

Король Хуан остановился в Жироне. Селения, плохо приспособленные для обороны, были покинуты на произвол судьбы, зато укреплялись важные опорные пункты, такие как Манреса, Олеса-де-Монсеррат, Палафружель, Паламос, Торроэлья-де-Монтри и некоторые другие. Стычки между двумя армиями проходили под Бесалу, Кабанесом и Наватой, где Бернат де Кабрера разгромил неприятеля и захватил четыреста лошадей.

Во время всех этих событий Уго пребывал в распоряжении Лысого Пса, уже восстановившего силы, вставшего на ноги и ходившего с накрепко перебинтованным торсом. Уго находился под надзором двух сменных караульных, Маир день-деньской пропадал в городе, торгуя своими товарами, а Жоан Амат развлекался, издеваясь над Уго. Заставлял его бегать взад-вперед с никчемными поручениями, и поскольку силы для колотушек в нем еще не набралось, то и дело орал, сквернословил и плевался – это бывало чаще всего.

– Да потому, что вы не виноваты, – в сотый раз отвечал Уго Маиру ночью, когда у них выдавалась возможность обсудить происшедшее. – Если бы я не взял вину на себя, нас бы арестовали обоих, даже не сомневайтесь, – убеждал подмастерье. При этом о своих старых счетах с Лысым Псом он предпочел умолчать. – Вы еврей, вы сами не даете об этом забывать. Помните, что было на телеге? Я уже собирался выпихнуть его на дорогу. Вы предупредили, чем это для вас грозит. А если бы вы всего лишились, то и меня бы тоже сейчас здесь не было. Не знаю, куда бы меня забрали и что бы со мной сделали.

Но еврей все равно чувствовал себя виноватым: это он взял Уго с собой в поход, это он попросил приставить к повозке охрану, это он не вмешался, когда ветеран избивал Жоана Амата… И это он не разделил с мальчиком наказание.

– Не тревожьтесь, – уговаривал его ученик.

Решение пришло ему в голову однажды вечером, когда Лысый Пес его прилюдно унизил и устроил так, что Уго поколотили.

– Он живет у евреев, – во всеуслышание объявил Жоан Амат, когда они проходили мимо лачуги, временно приспособленной под бордель. – Надо бы проверить, не обрезан ли у него кончик.

Мужчины, дожидавшиеся своей очереди снаружи, расхохотались. Один из них, пожав плечами, вступил в игру и подошел к Уго.

– Почему бы и нет? – Он подмигнул остальным. – Вдруг это и правда еврей без кружка на одежде и без всех остальных знаков?

Уго отшатнулся. Что делать? Предъявить им свой член? Это бесполезно: они ведь пьяны. И тогда он решил убежать. Мужчины погнались за ним, зовя подмогу и улюлюкая. Лагерь следовавшей за войском шушеры представлял собой лабиринт из тележек, мулов, палаток и временных хибар, с узкими извилистыми проходами. Поэтому совсем скоро кто-то ухватил беглеца за волосы. Парень решил, что их тут же и выдерут с корнем, но вот ему уже стиснули локоть, вцепились в шею, потом и в другой локоть… И таким вот манером двое мужчин, толкая впереди себя скрюченного, задыхающегося Уго, препроводили его обратно к лачуге.

Там в присутствии целой толпы народу, сбежавшегося на крики и шум погони, с парня, разодрав на нем рубаху, спустили штаны. И кто-то пощупал вялый орган Уго.

– Он не еврей, – таков был вердикт.

Зевакам стало неинтересно, толпа начала расходиться. Однако поймавшие беглеца его не отпускали; больше того, хватка сделалась крепче, как будто именно этого они и ждали: остаться без свидетелей. Уго понял это по выражению лиц, по сладострастному блеску в глазах, по легкой, но нескрываемой нервозности. Зачем ждать очереди к шлюхам, да еще и платить? Этим мужчинам попался в руки молодой, привлекательный парень. Дядька, который щупал его член, почти не отвел руки.

– Меня хотят изнасиловать! – во весь голос завопил Уго. – Помогите!

Ему попытались заткнуть рот. Некоторые мужчины и женщины из лагеря уже обернулись на крик; люди замедляли шаг, видя, как подросток рвется из рук содомитов.

– Мы уже убедились, что он не еврей, – резонно заметил один из зевак. – Почему же вы его не отпускаете?

Один из насильников разжал хватку. Тот, что стоял впереди, отошел, но третий, с которого все и началось, держал паренька крепко, как будто еще не натешился вволю.

– Он нас оскорбил, – ответил мерзавец и встряхнул Уго.

– Точно! – послышался голос Лысого Пса. – Он обвинил вас в гадостных склонностях.

Стоявший сзади ударил Уго по затылку. Мужчины уже собирались запинать парня ногами, но тут из заново собравшейся толпы вперед выступила женщина и энергично вмешалась в происходящее:

– Свиньи! Да разве вы не собирались это проделать? Вы бы впердолили в зад любому, кто вам подставится.

Женщина была в лохмотьях, со спутанными жирными волосами, и зубов у нее во рту осталось мало. Ее пытались оттащить силой, тогда оборванка пустила в ход ногти. И ее поддержали многие – те, кому хотелось спокойствия в лагере.

– Нам и снаружи войны хватает!

– Утихомирьтесь!

– Да это просто недоразумение.

Беззубая воспользовалась неразберихой и выдернула Уго из толпы.

– Беги, – велела женщина.

Уго хотел спросить, кто она такая и почему вмешивается…

– Беги, – повторила она и подтолкнула парня в спину.

Он своего добьется: не сегодня, так завтра. Еще не прошла и неделя из тех четырех, которые врач предписал Лысому Псу для выздоровления. После стычки перед борделем Уго пришел к однозначному выводу: лысый мерзавец его доконает, это вопрос дней. Уго подумал о бегстве. Но тогда ответственность возложат на Маира, еврейская община от Уго отвернется, и Дольса не захочет его видеть. Однажды вечером лысый дал ему свой кувшин, чтобы Уго налил еще вина; Амат и два других солдата сидели у огня, стражники дремали, а еврей ушел спать под телегу. И тогда Уго, не раздумывая и даже не проверив, наблюдают ли за ним, влил в кувшин драгоценную aqua vitae из запасов Маира. Пока жидкость переливалась, юноша все еще сомневался, вспоминая наставления винодела: «не больше, чем умещается в скорлупу лесного ореха». Он заглянул в кувшин. Скорлупка? Да он залил туда целый куст! Уго решил, что такого количества достаточно. Доверху долил кувшин вином и хорошенько взболтнул. Смесь пахла резко, но Лысый Пес уже был здорово пьян.

После первого глотка Жоан Амат поморщился. Он с удивлением воззрился на кувшин, а Уго трепетал от страха, подглядывая из-за телеги. Амат приложился во второй раз, уже от всей души. Потом резко выдохнул, как будто обжег горло. Маир предупреждал: будет жечь. Вот почему эту смесь иначе называют «огненная вода». Лысый Пес помотал головой и снова уставился на кувшин.

– Да, случалось мне пробовать и терпкие вина, и крепкие, – произнес пьяный, неизвестно к кому обращаясь. – Но вот это… просто обалдеть. Какое забористое!

Уго расслабил плечи и с облегчением выдохнул, увидев, что Амат снова пьет, – и этот глоток получился еще длиннее предыдущего.

– Боже мой! – воскликнул лысый.

Маир не рассказывал, когда наступит смерть и каким образом умирают отравленные. Может быть, как бешеные псы? Или сладостной смертью старушки, из которой жизнь вытекает по капле? Однако, скорее всего, как постепенно убеждался Уго, aqua vitae все-таки не заберет жизнь Жоана Амата. Покончив с первым кувшином, тот потребовал еще. Уго повторил процедуру смешивания.