Хотя мисс Доуэль очень молода (полагаю, ей не больше девятнадцати?), она кажется мне не по возрасту умной и рассудительной. Она уже показала себя превосходной сиделкой и самым своим присутствием значительно подняла настроение всем домашним, оказав на нас поистине животворящее действие.

Увы, состояние профессора остается без изменений. Он по-прежнему в полном беспамятстве. Кто-то из нас – чаще всего милая Сара-Энн – всегда находится рядом с ним. Все мы надеемся, что силы его чудесным образом восстанавливаются, пока он спит, но прогноз неблагоприятный. Наш бестолковый местный доктор наведывался сегодня утром и с мрачным видом сообщил, что голландец продолжает физически угасать. Еще один удар, даже вполовину слабее предыдущего, приведет к фатальному исходу, сказал он.

Пожалуйста, дорогой Джек, приезжайте к нам при первой же возможности. Мы все будем счастливы видеть Вас (Сара-Энн отзывается о Вас в превосходных степенях), но, кроме того, теперь стало совершенно ясно, что Ваши шансы увидеть профессора живым тают с каждым днем.

Остаюсь Ваш добрый и верный друг

Мина Харкер

P. S. Сделайте милость, передайте последние новости Артуру. Нет сил писать два столь печальных письма в один день.

13 ноября. Написала доктору Сьюворду о последних событиях. Не стану повторять здесь удручающие подробности. Достаточно сказать, что, хотя я сообщила Джеку о фактах – о прибытии мисс Доуэль, об остающемся без изменений состоянии профессора, о печальном прогнозе местного врача, – я не открыла всей правды. А именно – правды о моих страхах в связи со зловещими последними словами профессора, об ощущении, что лишь одно внезапное страшное потрясение отделяет нас от его смерти, и, самое главное, о своем необъяснимом беспокойстве по поводу Сары-Энн Доуэль.

Господи, она такая хорошенькая и такая юная. Она напоминает мне хрупкую фарфоровую куколку, под чьей прелестной наружностью скрывается ужасная уязвимость, Джонатан сразу это заметил, хотя и постарался не подать виду. Знаю, это не делает мне чести, но я испытала что-то вроде негодования, когда увидела, как он на нее смотрит. Я уловила в его глазах слабый блеск вожделения. У меня такое чувство (никому в том не признаюсь, только страницам своего дневника), будто вокруг царит атмосфера надвигающейся катастрофы, будто мы проживаем долгие, жаркие, засушливые дни, которые предшествуют яростной грозе.

Почему я так часто вспоминаю последние слова профессора? Произнесенные в бреду, совершенно бессмысленные, они все же прозвучали как предостережение, не правда ли?

Нет-нет, они ничего не значат. Ровным счетом ничего.

14 ноября. У хорошего журналиста профессиональные инстинкты никогда не умирают. Они могут заснуть на время, но в час нужды пробуждаются в полной своей силе.

Меня на мякине не проведешь, и плясать под чужую дудку не заставишь. Поэтому сегодня, в преддверии встречи с моим новым знакомым, лордом Тэнглмиром, которая должна состояться позже на этой неделе, я нанес визит по адресу: Иден-стрит, 14, где проживает мистер Алистер Клэй.

Он мало изменился с нашей последней встречи в конце девяностых, когда предоставил мне важные сведения о связи лорда Энсбрука с соседской кухаркой. Обходительный и пронырливый, наделенный исключительной способностью втираться в доверие, Клэй остается незаменимым источником любой деликатной информации, которая может понадобиться, когда имеешь дело с представителями высших слоев общества.

Он принял меня с обычной любезностью, но я заметил, что он не очень твердо держится на ногах, руки у него иногда дрожат, а вокруг слезящихся глаз появились морщины, которых раньше не было.

Да, черт возьми, старость – штука жестокая и беспощадная.

– Я был удивлен, получив вашу записку, – сказал Клэй, когда мы оба уселись и нам подали по стаканчику какого-то крепкого напитка. В слугах у него рослый красавец, который в продолжение всего разговора бесшумно перемещался между нами, являя собой воплощение благоразумной сдержанности. – Я думал, вы удалились на покой.

– Так и есть. Просто хочу оставаться в курсе вещей. Держать руку на пульсе, так сказать.

Клэй внимательно посмотрел на меня:

– Планируете какое-то дельце?

– Я слишком стар, чтобы планировать что-то, кроме собственных чертовых похорон, – ответил я.

Он уныло усмехнулся:

– Что же вам от меня угодно?

– Лорд Тэнглмир, – сказал я. – Вы его знаете?

Клэй прищурился:

– Мне известна его репутация. Ну и встречаться доводилось. Раза четыре, не больше. Он вращается в самых высоких кругах, включая такие, куда нет доступа даже мне.

– Что вы можете о нем сказать?

– Человек порядочный. Патриот. С непоколебимыми убеждениями…

– Но?

– В некоторых своих взглядах он довольно старомоден.

– Ничего подобного, – твердо возразил я.

– И вдобавок…

– Да?

Клэй заколебался, и пока он собирался с ответом, молодой слуга снова подошел к нам и наполнил стаканы.

– Конечно, это всего лишь слухи… причем самого скандального свойства…

– Скажите мне, – потребовал я.

– Поговаривают, он ищет преемника.

– Прошу прощения. Не понял.

– Он всю жизнь отдал служению долгу и теперь хочет не руководить, а подчиняться. Совет Этельстана, в который он входит, вроде бы однажды предлагал ему такую возможность в лице лорда Годалминга.

– Я о нем слышал, – сказал я. – И помню его отца. Говорят, сын не оправдал всех ожиданий. Так кто же сейчас работает с Тэнглмиром? Кто состоит в его фракции? И откуда должен появиться новый лидер?

Клэй развел в стороны дрожащие руки:

– Кто знает? В последние годы я подрастерял связи в верхах. И теперь довольствуюсь лишь разными туманными слухами.

– Но можно ли Тэнглмиру доверять? – спросил я. – Скажите честно.

– В общем-то можно, – осторожно ответил Клэй, – но только если вы страстно желаете того же, чего желает он, а именно: повернуть время вспять и увидеть прежнюю славную Англию.

– А вот за это, – сказал я, – надо непременно выпить.

Мы провозгласили тост и сдвинули стаканы. Даже такое незначительное усилие, казалось, далось Клэю с неимоверным трудом. Немного погодя он пожаловался на усталость и отослал меня прочь. К концу нашего разговора все его тело тряслось и подергивалось, как ни старался он совладать с ним.

Но все, что Клэй рассказал про Тэнглмира и Совет, осталось со мной. Я вижу определенные возможности. Да. Определенные возможности для изменений.

15 ноября. Последние три дня наблюдаю у себя меланхолию, развившуюся до значительной степени. Свое подавленное состояние приписываю нижеследующим обстоятельствам:

(1) прискорбное физическое угасание профессора Абрахама Ван Хелсинга;

(2) мой вчерашний разговор с лордом Годалмингом;

(3) в чем тяжелее всего признаться: отсутствие некой мисс Сары-Энн Доуэль.

У меня нет ни малейшего сомнения в том, что, отправив девушку в Шор-Грин, я сделал единственный морально правильный выбор, возможный в моей ситуации. Я больше не мог закрывать глаза на тот факт, что меня безудержно влечет к ней, что ее прелестное лицо, обрамленное белокурыми локонами, пробуждает во мне страсть, какой я ни разу не испытывал с тех пор, как овдовел. Вольно или невольно обнаружить свои чувства было бы совершенно неправильно и недопустимо с профессиональной точки зрения. Да и в любом случае она на двадцать с лишним лет младше меня и настолько хороша собой, что у меня не было бы ни единого шанса добиться взаимности, даже будь я гораздо моложе.

Я отослал мисс Доуэль прочь как для того, чтобы она оказала помощь Харкерам, так и для того, чтобы не выставлять себя в смешном и нелепом виде, эдаким современным Мальволио[18]. Я не сомневаюсь, ничуть не сомневаюсь, что поступил достойно и принял верное решение, пускай и несколько позже, чем хотелось бы в идеале.