– Простите… – Маг с шумом выдохнул воздух. – Видимо, рядом с вами я становлюсь не просто идиотом, а идиотом бестактным. Что бы ни ляпнул, попадаю по больному.

– Не расстраивайтесь. Ещё как минимум день я буду поить вас отваром, а из мести попрошу Софен добавить туда что-нибудь особенно мерзкое. – Я нашла в себе силы улыбнуться. – Идёмте в дом, становится совсем холодно.

– Я не замёрз.

– Зато я замёрзла. Отсутствие регуляции температуры тела и всё такое, – передразнила я его.

Маг рассмеялся.

– Интересно… – окинул он меня внимательным взглядом. – Какая вы были раньше?

– Надменная, избалованная золотоволосая и голубоглазая красавица, – издевательски ответила я. – Довольны?

– Вполне. – Он поднялся и неуклюже подставил мне локоть.

Идя с ним под руку к храму, я подумала: самая злая ирония в том, что я не соврала.

Жрица должна всегда говорить правду.

Мелна умерла ночью. Я принесла ей завтрак и обнаружила, что жрица лежит на заправленной кровати в самом нарядном из своих платьев. Руки покойной были сложены на груди, глаза закрыты, на губах застыла умиротворённая светлая улыбка.

«Я – осенний лист, Карен…»

Лиара, не стесняясь, рыдала в голос, Софен размазывала непрерывно бегущие дорожки слёз. Они провели вместе с Мелной полвека, помнили друг друга молодыми и переживали тяжелее остальных. Рейша то и дело вытирала платком глаза. Азира и Найда притихли и стояли с непривычно серьёзными лицами: смерть Мелны стала первой смертью жрицы в нашем храме с тех пор, как девочки приняли служение.

Миран неожиданно для всех принёс букет поздних диких хризантем, мелкие сиренево-сизые цветочки в оправе ажурных колючих веточек. Я совсем забыла, что они росли на полоске сорной земли между огородом и садом. Поступок грубоватого послушника, вложившего цветы в иссохшие тёмные пальцы покойной, тронул меня куда больше, чем я хотела показать. Скойш молился: его губы размеренно шевелились.

Айшет приложила ладони к рукам усопшей, белый мягкий свет окутал тело – и растаял. Осталась пустая смятая постель. Жрица воссоединилась с Предвечной.

Маг, которому я принесла очередную порцию отвара, сразу почувствовал моё настроение.

– Что-то случилось, Карен?

– Умерла старейшая жрица храма. Чудесная, славная, добрая женщина… Впрочем, с течением лет все они становятся такими.

– Они? – прищурился он. – Себя вы жрицей не считаете?

– Я никогда не обрету их сострадательности и великодушия, – призналась я и сразу пожалела о своей откровенности. – Пейте вашу гадость.

– У неё последние дни другой вкус. Не такой мерзкий.

– Самую отвратительную отраву мы прибережём для ярмарки.

Он удивлённо округлил глаза:

– Вы на самом деле собираетесь торговать травами? Я думал, вы шутите. Зачем?

– Чтобы выжить. – Я порылась в кармане и протянула ему изрядно помятый новостной листок. – Император Рагара невзлюбил жриц… Меня сегодня не будет, я с послушниками еду в Окреш за продуктами, вернусь ближе к ночи. Пожалуйста, зайдите к Софен за лекарством сами.

– Ваши послушники, – поморщился маг. – Что они делают в храме? Два крепких здоровых мужика среди женщин… Вы не боитесь?

– Миран и Скойш пятнадцать лет назад принесли пожизненный нерушимый обет, – пояснила я. – Они бывшие преступники, первый осуждён за пьяную драку, в которой погиб человек, второй за воровство. Вместо каторги они выбрали служение Предвечной, это очень древний обычай, сохранившийся в Рагаре. Если один из послушников нарушит слово, как-то навредит жрицам, Праматерь покарает сразу и весьма жестоко. Методы воспитания у неё весьма изощрённы: если провинившийся сквернословил, она отнимает речь, за проявления похоти наказывает лишением мужской силы.

– Однако! – Маг поёжился. – В Асгэре я не слышал о таких обетах. Впрочем, раньше я никогда не интересовался храмами. А девочки – они тоже жрицы?

– Предвечная приняла их служение. Пока они просто живут и помогают, для обрядов у них не хватает сил. Фактически в храме две жрицы – я и Айшет, остальные или слишком стары, или чересчур юны.

– Айшет – это привлекательная рыжекудрая женщина, которая вечно краснеет?

«На себя посмотри!» – мысленно возмутилась я.

– Айшет – главная жрица храма.

– Поспорить могу, что она асгэрка, – хмыкнул маг. – Только у нас на западе встречаются рыжие зеленоглазые смуглянки.

– Вам виднее. Я не занималась сравнением женской красоты в разных краях Асгэра.

Он ответил дерзкой улыбкой.

– Самые прекрасные девушки в Рагаре. Мой отец умыкнул из империи жену, и мама всегда казалась мне идеалом. К сожалению, я её очарования не унаследовал.

Это точно. Невысокий, угловатый, худосочный, вряд ли он пользуется вниманием у противоположного пола. Женщины предпочитают в мужчинах классическую красоту и мускулистое развитое тело. Хотя кисти рук у него словно просятся в модели скульптору или художнику – изящные, утончённые, с длинными чуткими пальцами, вон, как деликатно обхватывают кружку. Кстати, пустую.

– Вы так нежно гладите кружку из-под отравы, словно вам хочется добавки. Принести?

Маг рассмеялся.

– Если это позволит мне подольше находиться рядом с вами.

До него не сразу дошло, что он произнёс, затем яркий румянец залил щёки. И он ещё что-то говорил про Айшет!

– Я неправильно выразился… Хотел сказать не это… В смысле, здесь так скучно, что даже ваши визиты – приятное разнообразие… Демоны! Теперь я вас обидел!

– Хорошего вам дня. – Я решительно забрала кружку и с гордым видом удалилась.

Жрицы не должны обижаться.

С Айшет я увиделась только на следующее утро за завтраком. Главная жрица с упрёком покачала головой.

– Даже не заглянула!

– Я поздно вернулась. Купить продукты по сходной цене с каждой денницей становится всё сложнее.

Жрица погрустнела.

– Храмы превращаются в женские общины. Вместо своих обязанностей мы думаем, как прокормиться.

– Император не вечен, – напомнила я себе и ей. – Наша главная задача сейчас – выжить. Магия не заменит благословения, люди это понимают. А через пару лет, прочувствовав последствия императорской блажи, народ начнёт роптать повсеместно. Я не говорю о том времени, когда подрастёт первое поколение детей, лишённых милости Предвечной. Там Негара ждут крупные неприятности, если он, конечно, ещё останется править.

– Негар молод, – возразила Айшет. – Он сильный маг, проживёт долго.

– Я сказала «править», а не «жить». У трона Рагара всегда полно побочных ветвей, бастардов и прочих претендентов на власть. Проще уцелеть в ящике с гадюками, нежели во дворце Ангры. Ни один император с того момента, как Аргэр развалился на части, не властвовал больше пятнадцати лет, никто из них не умер в своей постели от старости.

– Ужасно, – поёжилась жрица.

– Это их выбор. А Негар к тому же вызвал всеобщее недовольство. Завтра его публично развеют, и никто не расстроится.

– Гвардия ему предана. И армия.

– Военные присягают империи, а не человеку. Это не обет наших послушников.

– В Асгэре маги дают клятву верности маршалу. Фактически тот правит государством, министры просто для виду.

– Откуда ты знаешь? – Любопытство перевесило деликатность.

– Я же из Асгэра, – как о самом себе разумеющемся ответила Айшет. – Дочь такого же высокопоставленного офицера, как и твой коммандер. Знаешь, что полагается в Асгэре за измену родине? Казнь всей семьи, включая детей.

Асгэрец не ошибся, угадав в Айшет свою соотечественницу.

– Ты же не маг!

– Моя мама человек, она была любовницей отца. Маги первого уровня не женятся на женщинах без дара. Но мы жили вместе, и я хорошо помню тот день, когда нас пришли арестовывать. На отца сразу нацепили блокираторы, а маму посчитали жалкой и беспомощной. Только ей каким-то чудом удалось сбежать и отвести меня в храм.

– Сколько тебе было?

– Девять или десять. Мне очень повезло, Карен. К тому моменту, как в храм ворвались маги, Предвечная приняла моё служение. Маму забрали и развеяли вместе с отцом, а меня тронуть не осмелились. Но жрицы всё равно потом тайно переправили меня в Рагар, на всякий случай.