Я скастовал «регенерацию», бросил её в Васелеиду. Заклинание легко вошло в воительницу; тут же стремительно разрослось, впитывая энергию; оплело повреждённое тело, заключая его в лечебный кокон. Принялось вытягивать из раненой последние жизненные силы: плетение использовало их для ремонта физических повреждений.

Присел рядом с раненной на корточки. Сплёл «призму изменения энергии», поднёс руку с плетением к ране на груди воительницы. Туда, где пузырилась кровь. Воздух вокруг моих пальцев засветился, точно в нем летала волшебная золотистая пыльца. Мана хлынула в «призму», превращаясь в спасительную для Васелеиды жизненную энергию.

Собственной энергии для лечения у Васи точно бы не хватило. Чтобы восстановить повреждения, «регенерация» расходовала ту в огромных количествах. Залатать дыру в груди — не царапину залечить. Без сторонней подпитки такую нагрузку не выдержал бы ни один человек, даже будучи с до краёв заполненным резервом. В своё время мне помог залечить рану Великий лес. Для Васи спасительным Великим лесом стал я.

Чувствовал, как мощным потоком утекала из моего резерва мана. Прогонял мысли о том, что расходую ресурсы недальновидно. Всё равно собирался завтра-послезавтра прогуляться до Городского театра, чтобы зарядить там камни. Если в театре меня будет снова ждать успех, сравнимый с прошлым, то нет разницы, сколько семуритов заряжать: двадцать три или все двадцать семь. Так или иначе, большая часть подаренной мне публикой маны так и останется в театре. Чтобы собрать её всю у меня попросту не хватит накопителей.

Первым опустел камень, что лежал в кармане. Я вытянул из него ману до капли, через призму переправил ту в тело Васелеиды. «Регенерация» охотно поглощала энергию, выталкивала из груди раненной лишнюю жидкость и обломки костей.

Кровь перестала пузыриться, стихло шипение. Вася в очередной раз вздрогнула, скорчилась от боли. Помню, каково это чувствовать, как срастаются твои рёбра. Ощущение не из приятных. Но обезболивание замедлило бы рост тканей. Да и не видел я смысла тратиться на лишнее плетение.

Потому что энергии четырёх семуритов для спасения смертельно раненной — это не много. А для полного излечения так и вовсе недостаточно. Последние капли маны перекочевали из кулона на моей груди в «призму» — направил щупальца каналов в камень серьги.

Васин взгляд прояснился. Воительница насилу улыбнулась, попыталась мне о чём-то сообщить. Почему, стоит больному почувствовать себя лучше, его обязательно тянет поболтать? Не стал слушать — угостил Васелеиду «сном». Та закатила глаза, сомкнула веки. Давно заметил, что спящие быстрее выздоравливают. И не отвлекают лекарей.

Продолжая удерживать «призму» бросил в раненую «малый скан». В Академии нам рекомендовали при лечении использовать «рентген». Но «малый скан» мне нравился больше. Пусть он и не позволял рассмотреть все детали внутренних повреждений.

Зачем мне подробности?

«Регенерация» — вот предел моих лекарских умений. А для её использования и вовсе необязательно просвечивать пациента. От заклинателя это плетение требовало лишь подпитки энергией.

Зато подсвеченную «малым сканом» картинку можно было наблюдать глазами. В отличие от «рентгена», это плетение не отправляло информацию напрямую в мозг заклинателя. Мне только и нужно было: убедиться, что расходую энергию не напрасно.

Заклинание показало, на что именно я потратил ману — здесь и сейчас смерть Васелеиде больше не грозила. Хотя и без помощи магии я уже видел, что состояние воительницы заметно улучшилось. С Васиных губ исчезла синева, да и рана на её груди притихла, не плевалась кровавой пеной.

«Поздравляю, ты совершил очередной бессмысленный и нелогичный поступок», — мысленно обратился я сам к себе.

Накопитель в серьге передал в аурный резерв остатки своей энергии. Я убрал с него энергетические каналы, но перебросить их на камень в перстне не успел. Потому что пронзительный, невыносимо громкий звук хлестнул по моим барабанным перепонкам, а перед глазами взорвался фейерверк из бесчисленных огоньков.

Пол покачнулся и резко ушёл из-под ног. Меня повело вбок, словно кто-то дёрнул за рукав кафтана. Я взмахнул руками, попытался удержать равновесие — не сумел: понял, что падаю.

«Призма» развеялась, каналы перекачки энергии оборвались. Позади стай светящихся точек мелькнуло бледное лицо Васелеиды. Я прижал ладони к ушам: то ли пытался унять вспыхнувшую в них боль, то ли хотел заглушить всё никак не стихавший звук.

Повалился на пол, в липкую лужу крови, что скопилась около тела Сомовой. Мозг пронзили бесчисленные раскалённые иглы — мешали разобраться в происходящем. Я скорчился, коснулся локтями коленей. Увидел перекошенное от страха и боли лицо Рослевалды. Боярышня упала рядом со мной, пучила глаза, раскрыла рот в бесшумном вопле.

«Умер меллорн», — вынырнула из пучин боли мысль.

Я уже слышал подобный невыносимый звук. Давным-давно. Ещё будучи эльфом.

То был предсмертный крик меллорна.

В семнадцатом квадрате только что срубили дерево предков.

* * *

Всё же расстояние от дома Варлаи Силаевой до площади с деревом предков не такое уж маленькое. А потому вопль умирающего меллорна не лишил меня сознания. К несчастью. Потому что он заставил нас с боярышнями пережить очень неприятные мгновения, растянувшиеся в вечность.

Я бросил на себя «без боли» и «бодрость». Взглянул на лица сестёр Силаевых, в порыве щедрости одарил их тем же набором заклинаний. Проверил, не течёт ли из моих ушей кровь. Невольно пожалел, что услышал крик меллорна не стоя около срубленного дерева. Ведь тогда бы сразу грохнулся без чувств, не вкусив всю гамму пренеприятных ощущений.

— Что случилось? — спросила Мышка. — Кира, что это было?

— У мамы не получилось защитить дерево предков, — ответила за меня Росля.

Она сидела на полу, поджав ноги. Ощупывала голову, словно проверяя, всё ли там на месте. Шмыгала носом.

— И… что теперь будет? — спросила мелкая.

По её щекам струились змейки слёз.

— У тебя будет новая комната, — сказал я.

* * *

Тратить ману из семурита в перстне я не стал. Решил: мне она пригодится для выступления в Городском театре. Той, что осталась в резерве для создания иллюзий недостаточно. А для Васи моя помощь уже не так важна. Смерть от раны ей не грозила: пробитая ледышкой дыра зарубцевалась.

«Регенерация» продолжала трудиться, восстанавливая повреждения в лёгких. Расходовала для этого энергию тела Васелеиды. Процесс теперь шёл неспешно — крепкий сон и хорошее питание вполне заменят воительнице стороннюю подпитку жизненной энергией.

Васю я отнёс в Мышкину комнату, положил на диван. Слуга рода Силаевых спала, по-детски шевелила губами. Морщинки у её глаз разгладились.

Раньше мне казалось, что воительнице исполнилось больше тридцати лет от роду. Но сейчас я не дал бы ей и двадцать пять. Возможно, это потому что Васелеида перестала хмуриться.

Над раненой принялись хлопотать боярышни. Мышка притащила из уборной воду. Росля стащила с Васи грязный кафтан, распорола ножом нательную рубаху, промыла свежий шрам от раны. Я в действия сестёр Силаевых не вмешивался. Развалился в кресле, листал альбом со стихами.

* * *

Первой к нам заглянула обманчиво спокойная Кишина. Целая и невредимая, с безупречно уложенными волосами, без единого кровавого пятнышка на одежде. Принесла с собой запах валерьяны. Обняла, поцеловала боярышень. Погладила свой выпирающий живот.

Жалобное урчание моего желудка осталось без внимания. Мои надежды на то, что нас позовут в столовую, не оправдались. Придётся вновь жевать припасённое Мышкой печенье.

Объятий боярыни я не удостоился. Манящее декольте лишь подразнило мой взор. Заставило меня мечтательно вздохнуть.

Боярыня известила Рослю и Алаину, что с их мамой всё в порядке, что в поражении в битве за квадрат нет вины Силаевых — они хорошо сражалась, но нападавших было слишком много. Сообщила, что Варлая появится в доме, как только завершатся переговоры с победителями.