Зато ощутил знакомый запах. Я остановился, попытался понять: не почудился ли он мне. Ведь я стоял в подземелье человеческого города, а не в эльфийской роще.

На одной из стен, помимо выдолбленных в камне лож с мумифицированными человеческими телами, увидел переплетения древесных корней. Потрогал корни рукой. Не удержался, скастовал на них «скан».

Туман из рассеянной в воздухе магической энергии, что высветило заклинание, подтвердил: я не брежу. Эти толстые жгуты корней действительно то, чем кажутся. Запах меллорна мне не привиделся.

— Интересно девки пляшут, — пробормотал я вслух.

Поднёс фонарь к ближайшим человеческим останкам. Осветил слабо истлевшую одежду, скрещенные на рукояти меча руки, прикрытые серебряными монетами глазницы.

Давно считал себя специалистом по мертвецам. Побывал в сотнях склепов, в десятках человеческих, эльфийских и даже гномьих подземных захоронениях. Такие обтянутые высохшей плотью останки тоже приходилось видеть. Именно в усыпальницах эльфов, под священными рощами, в могилах принизанных корнями меллорнов.

Провёл по шершавому корню рукой. Ощутил знакомое тепло.

Что за бред? Откуда у того недозрелого деревца такая мощная корневая система? Да ещё и… столько магии? Как у Дерева хранительницы! Но тому обычно тысячи лет! А меллорну в квартале Силаевых — лет пятьдесят, вряд ли больше. Уж я-то мог это определить на глаз — тем странней было то, что видел здесь, под землёй.

Я вертел головой; то здесь, то там замечал всё новые скопления корней. Те пронизывали камни, свисали с потолка. Но обходили стороной ниши с останками — словно сознательно избегали встречи с человеческими телами, не желали те осквернять и задевать этим чувства их живых потомков.

На такое способны только меллорны. Взрослые. Клянусь Деревом хранительницы.

Покачал головой.

Ладно. С меллорном разберусь после. Сейчас я пришел… не за этим.

Подсвечивая дорогу, зашагал дальше. Из одного зала в другой. Спускался всё ниже. Прикидывал в уме возраст первых захоронений, пытался подсчитать, сколько ниш с мёртвыми слугами рода Силаевых ждёт меня впереди. И как долго придётся идти до тех мертвецов, что очутились здесь недавно.

Понял, что цель близка, когда услышал впереди шум. Росля упоминала, что работы по строительству новых ниш в стенах усыпальницы не прерывались ни на день. А раз там, впереди, долбили камень, значит свежие захоронения уже близко.

— Закати губу, — сам себе сказал я. — По этим тоннелям звуки разносятся далеко. Так что тебе ещё топать и топать.

Аромат меллорнов становился всё насыщенней. Но дышалось по-прежнему легко. Временами я ощущал движение воздуха: должно быть, вход через храм предков — не единственный.

До источника звуков шёл долго. Сбился со счета, сколько миновал залов с безжизненными телами. Перестал оглядываться по сторонам: убедился, что возраст захоронений уменьшался — значит иду в нужном направлении. Моя цель там, дальше. А кроме неё меня в этом подземелье ничто не интересовало.

Рабочих, что долбили камень, я не увидел. Впрочем, и не стремился. Напротив, с радостью избежал бы встречи с ними — то, что собирался совершить, лучше делать без свидетелей.

Звуки раздавались уже совсем близко. Их источник мог оказаться в соседнем зале. Но мне был нужен не он.

Наткнувшись взглядом на пустое, покрытое нетронутым слоем пыли углубление в стене, я остановился.

Замечательно. Наконец-то.

Вернулся на десяток шагов назад. Поднял вверх фонарь. Не спеша прошёлся вдоль каменных ниш, вглядываясь в лица мертвецов.

Вот они. Свеженькие. Мечта некроманта.

В прошлой жизни я бы им всем нашёл применение. Посчитал бы неплохим материалом. Способным принести пользу.

Надеюсь, в этой обойдусь без мертвечины. Задолбали покойники.

Поморщил нос.

Сколько дней прошло со дня смерти тех женщин? Десятка два? Когда я познакомился с Мышкой?

Нужную мне парочку опознал по верному признаку: их головы пусть и лежали вплотную к телам, но были отсечены. Прекрасно. Именно так и описала смерть своих слуг Варлая: те, кто похитил Мышку, охранниц обезглавили.

— Здравствуйте, дорогие мои, — прошептал я. — Вы-то мне и нужны. Рад познакомиться. Как там сказала боярыня? Мёртвые не разговаривают? Я с вами болтать и не собираюсь. Не до болтовни пока. Может быть позже перетрём с вами за жизнь. Ладно?

Я посмотрел на прикрытые всё ещё блестящими монетами глазницы.

И добавил:

— Но вот о том, кто и как вас убил, вы мне сейчас расскажете.

Глава 12

Я нашел гладкий участок каменного пола в двух шагах от ниш с телами охранниц, установил рядом с ним фонарь. Извлёк из кармана кусок стекла — припас его заранее. Закатал рукав и вскрыл себе на левом запястье вену.

Кровь закапала на пол.

При поднятии мёртвых совсем без пролития крови не обойтись. Но если есть магия, можно использовать свою. Да и не так много. Одно крохотное плетение сохраняет жизнь двум десяткам птиц… или одного пленника.

Макнул в лужицу палец, принялся рисовать.

Как всегда в ответственных случаях, зачесался кончик носа. Или это аллергия на некромантию? Линии пентаграммы призыва получились ровными, чёткими. Ни одну черту мне не пришлось рисовать заново. Рука ни разу не дрогнула, глазомер не подвёл.

Завершил рисунок энричной печатью. Мелинийскими рунами соединил её контуры с вершинами основы-звезды. Щедро плеснул в центр печати кровь. Поверх получившейся тёмной лужицы установил голову одной из охранниц — вынул её из кожаного шлема. Можно было использовать любую часть тела покойницы. Но раз голову отсекли до меня, я не увидел причины этим не воспользоваться.

Пробежался по контурам рисунка взглядом.

Треитская пентаграмма — самый быстрый, энономичный в плане использования магической энергии и почти бескровный способ связи с усопшими. Без сомнения. В том мире, где я её выучил, маги не брезговали таким образом общаться даже со своими усопшими друзьями и родственниками — передавали приветы, сообщали новости.

Магов мало заботил факт, что своими действиями они оттягивают для усопших дату нового воскрешения. Когда я возглавил Магический совет — объявил этим недоумкам настоящую войну. Парочку самых недалёких и упрямых сам отправил на новое воплощение.

Но показательно призывал их перед каждым новым заседанием Совета. Заставлял записывать на галокристаллы покаянные ролики для идейных последователей. Интересно, не это ли стало причиной моей внезапной смерти?

— Так, — сказал я. — Не отвлекайся.

Прогнал посторонние мысли, снова исследовал пентаграмму. Всё точно. Словно только вчера копировал её со свитка учителя. Подержал над ней фонарь — удачно, что прихватил его. Не пришлось для освещения ни расходовать доступный мизер энергии, ни разжигать огонь: то и другое было бы сейчас не к месту.

Ладно.

Идём дальше.

Прижал палец к рисунку. Во «входящей точке». Постарался не смазать линии.

Впрыснул в кровавые контуры порцию сырой маны.

Готово.

Бросил на пентаграмму «скан»: убедился, что магическая энергия разошлась по ней равномерно, заполнила каналы, нигде не протекает.

Вот и всё. Ничего сложного. Даже ребёнок справится.

Сплёл узор ключа. Активировал его.

Шорохи в нише за моей спиной известили о том, что тело мёртвой охранницы зашевелилось.

Я положил руку на отрубленную голову и прошептал:

— С возвращением, подруга. Спасибо, что сразу откликнулась. Прости, что отвлёк тебя от вечных мук — долго держать тебя здесь не буду, обещаю. Мне нужна твоя помощь.

Зажмурил глаза.

— Покажи-ка ту уродку, что отправила тебя в очередь на перерождение, — попросил я. — Надеюсь, ты её запомнила, и мне не придётся беспокоить твою напарницу.

* * *

Варлая Силаева не ошиблась, когда сказала, что мёртвые не разговаривают. Действительно, внятно говорить сумели бы разве что самые свеженькие покойники. И точно не отрубленные головы. Те могли лишь поделиться своими воспоминаниями — с таким, как я: с некромантом.