Самарцы были франтами. Они приезжали в конце июня и уезжали в конце августа. В центре их лагеря обычно стояла просторная белая «медуза». «Медуза» была модная. Сшитая из ткани под названием oxford. Знаменита эта ткань был своей износостойкостью. При правильном хранении медуза из oxford могла прослужить от 10 до 15 лет, но и стоила она соответственно. Под «медузой» стоял большой стол с двумя столешницами: прямоугольной нижней и круглой вертящейся верхней, как в китайских ресторанах. Конструкция стола позволяла сервировать тарелками для еды нижнюю прямоугольную столешницу, а блюда ставить на верхнюю круглую, чтобы за ними не приходилось тянуться. Захотел картофельный салат с противоположного конца стола, крутанул столешницу, и он уже перед тобой, накладывай и наслаждайся. Рядом с «медузой» стояли несколько квадроциклов для передвижения по косе. Свои навороченные джипы самарцы берегли. К одному из квадриков был привязан оранжевый кожаный диван. У дивана было две функции: он служил своеобразной «ватрушкой» для катания по песку днем и зрительным залом вечером. В безветрие самарцы натягивали экран прямо у кромки воды, включали проектор и устраивали просмотры культового кино под звездами. Добротные палатки располагались под защитой Land* и Range Rovers*. Коньком самарцев было катание к судам, стоявшим на рейде, и птичьим островам, находившимся в паре километров от берега. В соревнованиях они традиционно регистрировались в дисциплине long distance – прохождение длинной дистанции на скорость.

В обоих лагерях было достаточно свободных мужчин, но Тату интересовал лишь эстетический аспект. Ей нравилось смотреть, как загорелые мускулистые самарцы орудуют топориками, заготавливая дрова для вечернего барбекю. Иногда они с Шапой присоединялись то к философским беседам анапстеров под косячок – другой, то к кинопросмотрам самарцев под односолодовый Macallan*. И все. Тате нравилось быть одной. А Шапа была влюблена в друга Таты Халка.

В жизни Халка звали Евгений. Его тело было грандиозным. Вылитый Халк. Только не зеленый, а веснушчатый. Медные волосы доходили до плеч и вились, карие глаза и пухлые губы разбили сердце не одной залетной блондинке из тех, что не катались, а жеманно тянули ножки в купальниках, поджариваясь на солнце с редкими заходами в воду. Но Халка они не интересовали. В 5 утра он вставал на пробежку, питался протеиновыми коктейлями и цитировал в зависимости от настроения то Заратустру, то профессора Преображенского. Шапа поймала его в свои сети с помощью предложения вместе тренироваться на закате и ловкими акробатическими элементами: сальто с места, колесо и шпагат. А с Татой Халк давно выстроил отношения по принципу: лучше хорошая дружба, чем плохой секс. Почему с Халком должен был быть плохой секс, Тата не понимала, но соглашалась. Такой расклад ее вполне устраивал.

Халк обещался подтянуться к вечеру. Девушки накачали кайты и вышли на воду. Кататься Тата любила автономно, поэтому, преодолев полосу новичков, вышла в открытое море. Вода была ледяной и полной медуз. Длинный гидрокостюм защищал от холодных брызг. Но руки и ноги Таты были голыми. Она не признавала ни гидротапок, ни неопреновых перчаток. Ей нравилось чувствовать доску босыми ногами и шершавость планки под пальцами. Каталась девушка хорошо и падать была не намерена. Но у судьбы на нее были свои планы. Когда Тата первый раз прыгнула unhooked*, что-то пошло не так. Она приземлилась, надела петлю на крюк, но крепление крюка оторвалось от трапеции, и кайт, взмыв в воздух, сильно потянул Тату вперед. Тата упала с доски, успев ухватить ту за ручку, и полетела вслед за кайтом. У нее было два выхода: отстрелиться*, но тогда она, скорее всего, потеряла бы кайт из-за неполадки с креплением; или лететь вслед за ним, пытаясь на сильном ветру смотать стропы* и дотянуться до баллона*. Тата выбрала первый вариант. И кайт поплыл в море. Вдруг, как по мановению волшебной палочки, ветер начал стихать. Девушка приняла решение плыть за кайтом на доске, решив, что без волны вскоре его нагонит. Это было решение-приключение, и ей оно понравилось. Запев:

«Врагу не сдается наш гордый варяг», Тата начала сильно грести.

Ей казалось, что вот еще совсем чуть-чуть, и она дотянется до баллона, но слабый порыв вдруг подхватывал кайт и относил дальше. Так происходило довольно долгое время, пока Тата не решила, наконец, остановиться и оглянуться по сторонам. Над головой носились чайки. Ни с одной стороны берега видно не было.

– Класс, – присвистнула Тата.

Кайт она тоже потеряла из виду. Мотнув ногами под водой, имитируя прыжок, Тата подбросила корпус вверх над водой и в метрах в трехстах увидела, что кайт, наконец, к чему-то прибило. Пока она в запале плыла, было нехолодно. Сейчас стало понятно, что еще немного, и тело может свести судорога. Хорошо, что на глубине не было медуз. Как ей удалось проскочить склизкий кусачий «суп», она уже не помнила. Сил почти не осталось. Тата легла на доску поперек, сильно зажмурила глаза и произнесла:

– Я лежу на надувном матрасе в теплой морской прозрачной воде, мне очень хорошо, – пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, пошевелила конечностями, вроде норм.

Девушка открыла глаза и увидела прямо перед собой кайт. Его выбросило на птичий остров. Ветер полностью стих. Тата вышла из воды, вытащила кайт на сушу и села. Тело щипало, и ее трясло мелкой дрожью. Ноги и руки посинели, увеличились в размерах и смешно торчали из гидрокостюма.

– Класс, – присвистнула Тата.

И начала хохотать. «Так и до истерики недалеко», – прозвучал в голове ее же голос. Тата закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Вдох-выдох-рраз, вдох-выдох-двва, вдох-выдох-трриии, вдох-выдох-четырре… На тридцатом выдохе ей, наконец, удалось взять себя в руки. Открыв глаза, Тата задохнулась от восхищения. Справа от нее, буквально в двадцати сантиметрах от правой лодыжки, в гнезде начали вылупливаться из яиц птенцы.

– Так, вот почему острова называются птичьими, – прошептала она.

Чайки вили здесь гнезда и откладывали яйца, после выкармливали потомство и отпускали повзрослевших птенцов в свободное плавание. Над островом кружили десятки птиц. То тут, то там на земле раздавались писки. Повсюду трескались в гнездах яйца и появлялись в слипшихся перьях головки. Глазки смотрели прямо на Тату.

– Крутой подарок после затяжного марш-броска, – вымолвила девушка.

Усталость, как рукой сняло. С одной стороны острова Тата заметила брод. Она вылила из кайта лишнюю воду, сдула и смотала его, закрепила трапецией, положив на доску. Стянула с себя «гидру», и, нагая, немного обсохла. Подсох и гидрокостюм. Снова его натянув, Тата отправилась вброд по подводной косе, прихватив с собой оборудование, и минут через 20 оказалась на материке. Навстречу ей вышел рослый детина с пузатым винным бокалом на длинной ножке, наполненным прозрачной жидкостью.

– Кипяточком балуетесь, почки попросили, – улыбнулась Тата.

– Текила, – пробасил детина.

– Дашь хлебнуть?

– Из одного бокала? Не боишься узнать мои мысли.

– Они и так предельно понятны. Посему, не скупись и дай согреться.

Жидкость обожгла внутренности, и Тата мгновенно согрелась.

– Где я?

– В Веселовке.