И лишь с братом Гришей и сестрой Павлиной Нине иногда удавалось немного пошалить. В Галкино они вместе облазили всё окрест, чаще всего лазая по горам и деревьям.
Однажды, как всегда, Гриша лез на дерево первым, Нина – второй, а Павлина – замыкала. Залезли высоко. Но Гриша с Ниной – на берёзу, а Павлина – на осину. Покачавшись на них, всё трое стали спускаться, но осина под Павлиной обломилась и та сильно шлёпнулась на землю, к счастью по молодости не пострадав.
Зато с годами стал стареть их денисовский ломовик. Тогда Василий Иванович купил жеребенка по имени Мальчик, и Нина опять ухаживала и за ним, пася его в саду и играя с ним.
Однажды, уходя на гумно за садом, Нина оставила Мальчика пастись в саду. Но он вскоре увидел свою любимую хозяйку и принялся за нею бегать, а та от него. В очередной раз, догоняя Нину, жеребёнок хватал зубами за платок вместе с волосами и трепал их. Так и бегали они вокруг молотилки, пока тот не отвлёкся на свежую травку, а Нина скрылась с его глаз и спряталась в сенницу, ожидая, пока он куда-нибудь уйдёт. И дождалась – жеребёнок ушёл вглубь сада, но оттуда тайно карауля Нину, которой в обед надо было дать лошади овса. Тогда Нина выскочила и быстро через сад побежала к дому, жеребёнок за ней, но не успел догнать её, уже вскочившую на крыльцо заднего входа в дом, где её уже ждал готовый обед.
А когда Нина села за стол на своё место у окна, то разыгравшийся жеребёнок увидел её и полез своей головой в открытое окошко. Тогда Нина дала ему хлеба, погладила по мордочке, и тот ушёл в сад довольный и успокоившийся. А Нина пошла во двор давать лошади воды и овса.
Через некоторое время Василий Иванович сменил денисову лошадь на красивого взрослого жеребёнка – будущего производителя Соколика, оказавшегося очень прытким. Нина опять стала ухаживать за ним, и они тоже полюбили друг друга. Соколик был хорош и в пахоте и в езде, но особенно в управлении им – вожжи можно было почти не держать, не то, что при езде на прежней ломовой лошади.
Но оказалось, что Нина зря радовалась некладёному жеребёнку.
В одну из пахот за домом, когда уже вечерело, стадо уже пригнали, а буквально бегавший по полю Соколик был уже в мыле, то и сама тоже запыхавшаяся Нина предложила ему:
– «Соколик, как ты устал!» – повернула она его с поля домой.
А тот вдруг заржал и пустился галопом к дому. Нина только и успела схватиться за металлическую перекладину между ручками деревянного плуга, боясь, что Соколик им себя поранит. Она крепко держалась за неё, а молодой жеребчик мчался в деревню на свидание к лошадям.
Соколик протащил Нину на животе всё поле, затем с горы через мост и снова в гору, и далее на деревенскую улицу к кобылам. И только тут сбежавшиеся мужики поймали его верёвками, а Нину с трудом оторвали от перекладины между ручками плуга.
Другой брат её отца Яков Иванович тогда сказал:
– «Вась, зря ты купил такую лошадь. Продай её, а то девчонку не увидишь, он убьёт её!».
И Василий Иванович послушался брата.
Однажды на Покров, когда женщины Ерёмины возвратились со служения обедни в Мещерской церкви, он объявил дочери:
– «Нина, я другую лошадь тебе купил!».
Та вышла и обомлела. Это опять была ломовая лошадь, как ранее денисовская. Но эта лошадь была старой, и в одном глазу было бельмо. Зато ноги её были громадные.
Но поняв, что отец продал её любимого Соколика, Нина сильно разревелась:
– «Тятенька! Зачем ты Соколика продал? Ведь он такой хороший, прыткий и ржёт всё время! А эта старая лошадь!».
Отец долго и всячески успокаивал дочь, а потом сказал:
– «Нина, собери всех девчат и всех ребят в деревне, запряги сноповую телегу, сажай всех, и не слезайте с неё ни в гору, ни под гору! Узнаете, как она ходит в гору и как с горы на шлее спускает! «Накладите» в лесу побольше дров берёзовых, сколько сможете по самые спицы и сами сядьте все, сколько вас есть, и в гору и под гору не слезайте! Тогда узнаете, какая это лошадь!».
Они так и сделали. Уложили в телегу «сажень», а потом ещё столько же добавили, связав всё. И все сами сели в большую телегу, кто где, всю дорогу до самого дома не слезая с неё.
После этого дети успокоили Нину:
– «Нинушка, не жалей Соколика. Этот сильный. Не бойся его, он тебя не убьёт, как тот!».
И Нина смирилась с этим ломовиком. Она продолжала хозяйствовать в доме и во дворе, пока не подпуская к делам Павлину. А Мальчика всё держали, и он рос, а на этом ломовике Нина работала.
Когда отец приезжал на велосипеде из Ворсмы на воскресенье, мать говорила ему:
– «Поди, отец, посмотри, что Нинка-то там делает и как!».
А он, для проформы будто бы посмотрев издали, успокаивал жену:
– «Нина лучше нас с тобой сделает!».
И когда Нина вернулась с поля домой, мать порадовала её откровенной высокой оценкой её труда:
– «Отец даже за тобой и не проверяет ничего. Говорит, что ты лучше нас делаешь!».
И Нина делала, работая каждый день. Она осенью сеяла рожь, а весной – горох, гречиху, лён, овёс, просо, даже чечевицу, и, конечно, картофель.
У семьи было и много загонов со скотом. И со всей работой они справлялась без посторонней людской помощи.
Поэтому, когда по стране прокатился голод, семья Ерёминых выжила на своих запасах хлеба и картофеля.
Когда их подросшему жеребцу Мальчику исполнилось три года, ему сделали кастрацию, превратив в мерина. После болезненной операции Нина ухаживал за ним, протирая ранку между ногами. Но Мальчику было больно, и он отставлял заднюю ногу и не сходил с места, препятствуя её действиям. А когда шов загноился, Нина стала промывать его «синим камнем» (квасцами) и всё прошло.
И как только у коня всё зажило, по первой пороше Нина стала обучать его.
Приехав из леса с дровами на ломовике, она объявила дома:
– «Завтра буду обучать Мальчика, как ему запрягать и возить сани!».
– «Нинка! Он тебе башку разобьёт!» – возразила мать.
– «Нет! Не разобьёт!» – уверенно возразила та.
На следующий день Нина подошла к коню и, погладив по морде, объявила ему:
– «Ну, Мальчик, тебе предстоит работа. Надо же тебе учиться когда-нибудь!?».
Она взяла его за гриву и сначала надела, давно к этому привыкшему коню, уздечку. Тот даже сам головой лез в неё. Затем Нина надела седёлку, хомут и прочую упряжь.
А мать в этот момент заохала, запереживала.
– Ну, раз нет мужчин, значит это моя работа! – про себя думая, твёрдо продолжала Нина.
Она взяла вожжи, поперечник, дугу и стал пятить коня к саням. А тот упёрся и ни в какую – упрямо стоит на месте и не идёт. Нина и так и сяк – ничего не выходит.
– Ну, погоди, Мальчик! За куском ты за мной, куда «хошь» пойдёшь! – ушла она в дом.
Вышла с хлебом и к коню, а тот уже тянется к куску цапнуть его губами. А Нина не даёт – с помощью хлеба пятит его к оглоблям. И тот вошёл на место между ними. А Нина зашла справа и подняла одну оглоблю, крикнув матери, чтобы та взяла другую. И та подняла и помогла. А Нина заложила (запрягла) Мальчика.
А тот повернул голову – что-де это такое. Нина, взнуздав его, села в сани и крикнула матери:
– «Открывай ворота!».
– «Нинка! Я боюсь! Он тебя убьёт!».
– «Буду держаться! Не вылечу, наверное?!».
Снег заскрипел под полозьями. А конь, вывернув на улицу, во всю прыть рванул по ней.
– «Легче, легче!» – кричал возница, натягивая поводья.
Но, куда там. Конь, почувствовав лёгкость скольжения, нёсся по деревенской улице во всю прыть.
– Надо же? «Како» легче? Он бежит, сломя башку! – с такой же скоростью проносилось в сознании Нины.
Их деревенская улица была с уклоном в сторону дола, поэтому сани разогнались и конь не чувствовал их, сейчас наслаждаясь относительной свободой. Но в конце улицы он неожиданно остановился сам, будто бы решая, куда теперь рвать свои копыта.