— Твои сегодняшние решения убили Элиту.

Я смотрю на его лицо в поисках раскаяния. Его там нет.

— Твои действия на протяжении моего детства позволили мне стать тем человеком, который сегодня убивает тебя.

В его глазах мелькает страх, когда он признаёт свою судьбу.

Я притягиваю его к себе и шепчу:

— В твой последний миг я хочу, чтобы ты знал: всё, ради чего ты работал, всё, что ты пытался сохранить. Ужас, который ты принёс невинным, — он замирает от моих слов. — Всё это было напрасно. Осолис будет восстановлен.

Я перерезаю ему горло и смотрю, как его кровь просачивается на камень крыши замка. Его голова заваливается на одну сторону, когда последний вздох покидает его тело.

Я колеблюсь, прежде чем подхожу к нему и проверяю на признаки жизнь. Он действительно мёртв. Я хромаю к разбросанным факелам и тушу их, а затем перебрасываю через парапет. У меня нет ни времени, ни сил, чтобы сдвинуть все тела и мебель, но я не могу оставить факелы так близко, пока убеждаюсь, что мои друзья в безопасности. Я смотрю в сторону Первого Сектора, но отсюда я никак не смогу увидеть Оскалу. Солати не могли увидеть пламя одного факела, не так ли?

* * *

Прижав руку к порезанному боку, я прохожу под каменной аркой, опираясь на левую ногу. В какой-то момент кто-то, должно быть, ударил меня по бедру. Малир и Оландон встречают меня у основания второй лестницы и встают по обе стороны от меня. Меня пронзает облегчение, когда я выделяю оставшихся своих пятерых спутников из толпы плачущих и белолицых женщин и детей. Рон бледен. Его ранили ножом, и он определенно не должен стоять. Сомневаюсь, что кто-нибудь осмелится указать ему на это. Риан стоит в стороне, собравшиеся Брумы обходят его стороной. Я их не виню.

Я жестом велю Оландону и Малиру идти вперёд, и они покидают меня, чтобы помочь раненым. Мой брат помогает Грете, которая была сильно избита, лечь на скамейку. Малир нежно обнимает плачущую Садру.

Мы справились. У меня на глаза наворачиваются слёзы. Мы спасли их.

Раздаётся звук.

Сначала я хмурюсь. Размышляю над шумом, когда меня подталкивает вперёд давление позади меня.

Всё ещё в замешательстве, я поднимаю взгляд и вижу Оландона, мчащегося ко мне. Малир поворачивает голову, и его глаза расширяются от… гнетущих мучений? Некоторые женщины прикрывают рты, а у других они широко открыты, как у Камерона в моём кошмаре.

Почему я не слышу криков? Я опускаю взгляд на своё тело, тупо фиксируя, что там есть что-то, чего не должно быть.

Острый край меча. Меча Солати.

— Миссия выполнена, — голос шепчет мне на ухо.

Окружающий шум возвращается. Мой брат ревёт, а я опускаюсь на колени, наконец, понимая, что меня сразили мечом. Кровь пульсирует в моей голове, а по краям моего зрения ползёт чернота. Позади меня лязгает оружие. Оландон с кем-то сражается. Кого мы упустили? Что, если есть другие?

Крыша!

Я опускаю одну руку на землю и мрачно смотрю в охваченные паникой глаза Осколка.

Мне нужно кое-что ему сказать. Сигнальный огонь. Его нельзя зажигать.

— Убедись, — вырывается у меня, но изо рта вытекает что-то мокрое.

Ржавый вкус говорит мне, что это кровь.

— Никто не попадёт на крышу, — задыхаюсь я.

Руки опускают меня на пол, моя голова катится по плечам, больше не контролируемая мной.

— Не говори, Олина, — раздаётся мягкий голос.

Вьюга?

— Крыша, — снова выдавливаю я.

Большая рука гладит мои волосы. Лицо Малира расплывается надо мной.

— Кто-то уже идёт туда. Шшш, сейчас.

Я расслабляюсь, и тёмные пятна начинают соединяться. Я слышала, что боль от таких ран мучительна. И я понимаю, что это значит — я ничего не чувствую. Я должна сказать своим друзьям, как сильно я их люблю, но мой рот не работает. Я должна попытаться обнять Оландона — может быть, попросить его передать близнецам, как мне жаль.

Джован никогда не узнает, что я чувствую. Я слишком долго ждала, чтобы признаться себе, что люблю Короля Гласиума. Моё внимание сосредоточено на одинокой слезе, которая катится по моему виску. Он никогда не узнает, что я готова умирать снова и снова, лишь бы убедиться, что он в безопасности.

Эта мысль хуже, чем все остальные вместе взятые.

ГЛАВА 23

Что-то прохладное протирает мою кожу.

— Ты самый сильный человек, которого я знаю.

Мягкие голоса шепчут мне в волосы, бормоча обеспокоенные слова. Почему они волнуются? Как бы я хотела их успокоить.

— Что с ней?

Кто-то должен мне помочь. Кровать в огне. Я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь выбраться, но кто-то обложил меня каменными кирпичами, чтобы прижать к месту. Я не могу пошевелиться. Я кричу о помощи.

— Лихорадка, мой Король.

Кто-то плачет навзрыд. Звук издаёт женщина. Это моя мать. Мой разум настолько затуманен и слаб, что я не узнала её.

— Прошло немало времени, — шепчу я.

Плач прекращается. Мой рот на мгновение искривляется, прежде чем всё переходит в изнеможение.

— Ты плачешь из-за меня? — хриплю я.

Неужели моя мать всё-таки любит меня? Наконец-то я понимаю, что она не хотела этого делать, ей пришлось.

— Мороз, это я. Ты очнулась?

Мороз? Знакомое слово. Кто говорит? Я не успеваю произнести знакомое слово, прежде чем снова погружаюсь в темноту.

Прохлада вернулась. По моей коже регулярно проводят тканью. Моё тело не принадлежит мне. Неоднократные попытки открыть глаза остаются без результата.

— Пожалуйста, вернись ко мне, Лина, — говорит он.

Дрожащий поцелуй прижимается к моему лбу. Или, может быть, это я дрожу. Тепло его дыхания приятно контрастирует с холодной водой. Я вздыхаю, наклоняя голову в его сторону. Я люблю этого человека. Жаль только, что я не могу вспомнить его имя.

— Ты видел это? — срывается мужской голос. — Она пошевелилась!

— Я видел это, брат, — подтверждает более молодой голос.

Я рада, что у этого мужчины есть кто-то, кто заботится о нём.

Всегда темно.

Я осознаю причину — мои глаза закрыты. Такое простое движение, но оно мне не под силу. Я не могу вспомнить, пробовала ли я его раньше, но разочарование знакомо, как будто это происходило уже несколько раз.

— Почему она не просыпается? — спрашивает голос.

— Шшш, любимый. Ты сделал всё, что мог. Она должна захотеть вернуться.

Я хмурюсь при этом. Конечно, я хочу вернуться. Там есть кто-то… мужчина.

Джован.

Мои губы дёргаются в улыбке. Это имя мужчины. Я хочу произнести его вслух, чтобы вспомнить, как оно ощущается.

— Джо… — говорю я.

— Тише, Малир. Она пытается заговорить.

Я не могу собрать достаточно влаги во рту, чтобы очистить пересохшее горло. Мне нужно произнести имя.

Я вырываю имя через потрескавшиеся губы.

— Джован.

ГЛАВА 24

Я поднимаю руку и потираю слипшиеся веки. Где я? Моя рука дрожит, и я опускаю её на бок, чтобы сосредоточиться на полном открытии глаз. На это уходит много времени. Окружающее меня пространство размыто в серо-черную кашу.

Что-то сдвигается рядом со мной, напугав меня настолько, что комната резко оказалась в фокусе. Я дёргаюсь в кровати и сдерживаю удивлённый крик, когда боль пронзает спину до самых рёбер.

Боль преобладает над тем, что меня разбудило. Я руками неуклюже расстегиваю ночную рубашку. Моргаю и смотрю на бинт, обмотанный под моей грудью. Неловкими движениями я нащупываю источник боли. Судя по зуду в спине, у меня там тоже рана. Кто-то пронзил меня насквозь? Мой мозг пульсирует, пока я пытаюсь вспомнить подробности.

Я глубоко дышу, моя голова кружится. Пытаться вспомнить — явно плохая идея.

Я опускаю взгляд вправо, и дыхание перехватывает в горле. Джован. Я поднимаю руку и провожу по тёмным теням под его глазами. Он крепко спит. Слёзы наворачиваются на глаза, и из меня вырывается измученный всхлип. Я прикусываю больную губу, чтобы не издать ни звука, и провожу пальцами по его лицу. Мои плечи сотрясаются, слёзы безудержно текут по щекам и падают на волосы. Я думала, что больше никогда его не увижу. Эту отчаянную мысль я вспоминаю без усилий. Интересно, как долго он здесь пробыл? Достаточно долго, чтобы до мозга костей поддаться усталости. Он выглядит обеспокоенным. Хотя я никогда не наблюдала, как он спит, так что нет возможности узнать, хмурит ли он обычно брови.