– Хватит, гер Нойманн, остановитесь. Благодарю. Вы ничего не упустили, записали всё точно и аккуратно. Можно отправлять отчёт. На сегодня всё. – Доктор поднялся и, небрежно сбросив халат и плотный, кожаный фартук на стул, пошёл к выходу, нащупывая в кармане пачку сигарет. – Уберите здесь всё.

Секционный зал №4 секретного морга отлично проветривается. Одежда, волосы и кожа не пропитываются за часы работы трупными запахами, в отличие от моргов, где проводят судебную экспертизу и другие исследования, касающиеся исключительно тел людей. В иных обстоятельствах, Рохау уже бежал бы в душ…

– Гер Рохау, а как же материалы?.. – Ассистент неловко засеменил следом, цепляясь полами халата за стулья и роняя их.

– Ах, да, – Эдгар обернулся, взглянув через плечо Отто на стол с пробирками. – Оставьте мне все материалы, особенно зубы и фаланги объекта. Мне предстоит провести несколько исследований. Все образцы необходимо закрыть в холодильнике. Нужно сохранить ДНК. Алгоритм сбора материалов вам знаком. Думаю, вы понимаете. До встречи.

Нет, Отто Нойманн не понимал доктора: зачем ему зубы и фаланги пришельца? Однако, мелко покивав плешивой головой, метнулся обратно, и бережно собрав стойки с пробирками, поставил на полку в холодильник. Работать с доктором Рохау очень сложно – человек он таинственный, себе на уме. А его кабинет вообще скрыт от любопытных глаз каменной стеной с потайным замком. Туда доктор забирает большинство образцов, проб и материалов. Ни один ассистент и ни один другой патологоанатом не бывал в его кабинете. Многих интересовало сие помещение, но и руководство лаборатории вряд ли информировано о наличии тайника, что весьма смущало ассистента, воспитанного в нацистском духе поклонения вышестоящим рангам. Однажды Отто все же успел заметить в приоткрытой стене загадочное оборудование, которого не существовало даже в самых продвинутых исследовательских центрах Германии, а то и во всем мире. А сияющее нечто в воздухе с бегущими светящимися диаграммами, формулами и цифрами не поддавалось никаким объяснениям…

Пред очи доктора Рохау трепетали все без исключения. Он сказочно богат, красив, спортивен, образован, будто живёт на этом свете не одну сотню лет, хотя выглядит лет на двадцать – двадцать пять. Там где мужчина совмещает все вышеперечисленные качества и способности, то в глазах других людей он кажется опасным. Всё, что не поддается разумному объяснению, вызывает страх, зависть и восхищение. Богатство и незаурядный ум молодого доктора согласившегося работать в секретной лаборатории создавали ещё больше вопросов, не имеющих ответов. Да и ответы не особо кто-то стремился найти, опасаясь столкнуться с некими силами государства, занимающегося секретными разработками.

Возможно, смущает привычка доктора держать голову чуть наклоненной вперёд, будто бы смотрит исподлобья или поверх несуществующих очков. Или с высокого роста. Очень высокого роста вниз на маленьких человечков. От такого положения головы взгляд острых, проницательных чёрных глаз без живого блеска кажется демонически-менторским. Взгляд существа, не человека. Существа неземного. Так могут выглядеть бессмертные, познавшие бренность мира во всех ипостасях. Ректор адского университета, обучающий бесов премудростям манипулирования людьми с помощью их страстей и слабостей.

– О, как красиво я о нём думаю.

Отто дотирал пол, когда неожиданная догадка заставила его резко выпрямиться. Конечно! Гер Рохау известны все умершие языки Земли – санскрит, арамейский, коптский! В латыни ему нет равных. Он вампир! Нет, это не научно. Ассистент снова склонился над полом, внимательно затирая пятна бурой крови. О, он, вероятно, потомок атлантов! Тоже не научно – следы существования Атлантиды не найдены, а, следовательно, она выдумана Платоном. В давние времена фантастику тоже писали. Её и сейчас пишут в газетах, журналах, передают по радио. А какие чудные сказки сказывает правительство! Нигде нет ни единого слова правды. Люди по природе своей не ведают истинной сути вещей, а потому предпочитают вечные, избитые небылицы, даже в семейных отношениях, в кругу близких людей. Или изо лжи создают реальность. Вот, к примеру, знаменитая “Махабхарата” описывает войну богов на летающих колесницах. Нет никаких вещественных подтверждений, а сказания передаются настойчиво, со смаком. Нет, доктор Рохау не атлант, это ведь тоже не научно.

Гер Нойманн повис на швабре, разглядывая тело огромного неземного кота, буквально, разобранного на части умелыми руками молодого доктора. Нет никаких сомнений, что этот зверь инопланетянин. А может, гер Рохау тоже? Хм. Не научно.

С его глубокими познаниями множества дисциплин, доктор Рохау мог бы преподавать историю древних миров, а выбрал профессию врача мёртвых. Да, по словам доктора, мёртвые не говорят слов, они говорят своей смертью…

Действительно, доктор страшный человек. Глаза не отражают свет, будто это взгляд из мира мертвых. Может, все патологоанатомы знают о смерти больше, чем другие люди?

Тяжелый вздох и швабра снова заелозила по цементному полу, местами покрытый самым дешевым, казенным кафелем. Забитый шерстью кота кровосток и слив отвлекли ассистента от размышлений о происхождении таинственного доктора. Гер Нойманн, опустившись на колени, рьяно оттирал пятна и вытягивал мокрые комья сбившейся шерсти из стока, освобождая слив.

Выйдя из метро, Эдгар остановился и сощурился от яркого света. Одним движением надел тёмные очки и шагнул в сторону, пропуская волну людей, вслушиваясь в оглушительные хлопки двух флагов – красного и трехцветного над головой. Хотелось закурить, но недалеко топтались два казарменных полицая, да ещё во время последнего обследования у него обнаружили запущенную форму саркомы обоих легких, осложненных недавно перенесенной пневмонией и бронхитом. Иммунитет взбунтовался, словно чувствовал, что доктор за всю свою жизнь так и не проникся симпатией к истощенной работой и хроническими недосыпами физической оболочке. Оболочке, накачанной тестостероном, крепким кофе, никотином и затаённой ненавистью к одному единственному человеку. Как тут не закуришь, чувствуя всем организмом мерзкий, истощающий недуг? Так банально – болезнь. До двадцати лет Эдгар не ведал усталости, поражая пружинистой силой тяжёлого атлета и гибкостью гимнаста, но теперь недолго осталось наслаждаться этим телом, если только он не найдет способ добраться до машин Ферзей. Недуг глотает его клетки пять лет без остановки, превращая ясное сознание в ком боли и раздражения и обгрызая с тела мышечную массу.

Война закончилась несколько лет назад, люди изменились, стали праздные и расслабленные. Коварная иллюзия благополучия сияет полными красками лишь в центре восточного Берлина, вблизи университета, где кипит студенческая жизнь и у серовато-белых стен музеев и театров; здесь город раскрывает свои измученные ежедневной тяжёлой работой объятия туристам.

Мимо, звонко стуча каблучками, метнулись в подземный переход две миловидные девушки. Одна из них держала букетик цветов в изящной руке. Следом за ними бежал кадет с красной повязкой дружинника, пытаясь ухватить ту, что с цветами за локоть и, громко смеясь.

– Подожди, любовь моя! – воскликнул юноша, спотыкаясь. – Хочешь яблоко? Вкусное!

Девушка зазвенела нежным колокольчиком, вскинув сияющие серые глаза к небу. Её подруга, придерживая тонкий шарф, внезапно взглянула на доктора. Краткое мгновение, но что-то ёкнуло внезапно в душе Эдгара. Он удивленно чуть опустил очки, всматриваясь в румяное личико. Густые волосы разметались по хрупким плечам. Сочные губы чуть дрогнули в намёке на улыбку. Золотистые глаза обдали жаром с ног до головы, заставив Эдгара мелко задрожать от странного предчувствия или непонятого, крайне смутного воспоминания. Она выдохнула, послав в его сердце нечто тёплое, знакомое, и подняла руку, чтобы убрать с лица прядь. Эдгар зацепился за её дыхание, ощутив, как проваливается в зыбкую золотую пыль, убаюкивающую его, успокаивающую боль в груди, зовущую пойти следом и впитать эту девушку в себя всю без остатка, навсегда.