Итак, родился в самом начале двадцатых годов в Германии, в Дрездене, у этой дамы сын. Сама она была чистокровной немкой, а глядя на сына, не нужно было никаких документов, чтобы определить национальность его отца. Отец господина Кэтмана арийцем не был. Фамилия его была Кацман, но она не устраивала нашего героя, который, будучи англоманом, уже после войны переделал ее на английский манер и превратился в господина Кэтмана.
В далекие двадцатые годы фашизм в Германии еще не пришел к власти, и смешанные браки с евреями осуждения не вызывали, тем более, что был господин Кацман преуспевающим богатым коммерсантом.
А потом настали времена кровожадные. Приход к власти Гитлера вынудил семью бежать из Германии. Осели Кацманы в одной из стран Южной Америки. Капиталы вывезти не удалось. Началась тяжелая унизительная жизнь эмигрантов. Глава семьи вскоре скончался. Избалованная красавица-мать ни к какой трудовой деятельности не была приспособлена, и пришлось мальчику самому зарабатывать на хлеб. Гены ли отца, сама ли жизнь научили его изворотливости. Сначала работал разносчиком в соседней лавке, потом продавцом, а к двадцати годам стал уже совладельцем небольшого магазина. Худо ли, бедно ли, но мог он прокормить и себя, и мамашу. Трудился и учился на работе постигать хитрые премудрости торгового дела.
Долгие годы прожили сын с матерью в изгнании. Кончилась Вторая мировая война. Желание увидеть родину было неодолимо. В 1946 году, являясь по паспорту гражданином одной из латиноамериканских республик, направился молодой господин Кэтман в Германию. Пока что в качестве туриста. Зрелище, представшее его глазам, оказалось печально. Берлин, куда он приехал, лежал в руинах. Но постепенно жизнь брала свое. Так после опустошительного лесного пожара, когда кажется, что уже ничего живого не уцелело, то здесь, то там удивленный взгляд обнаруживает зеленую поросль. И господин Кэтман среди фантастического нагромождения руин увидел, как пробиваются первые ростки мирной жизни, жизни общества, и первейшее условие этой жизни – производство и рынок.
Животные передают своему потомству инстинкт. Люди, кроме того, – опыт. Инстинкт подсказывал господину Кэтману, что его место здесь, на развалинах, пустых, как его карманы. Опыт же говорил, что до поры до времени следует оставаться гражданином нелюбимой им банановой республики, интересы которой здесь представляли США. И обустраиваться следует не на старом пепелище, подпадавшем под юрисдикцию русских, а на новом – под юрисдикцией союзников. Впрочем, все это чистая условность, не имевшая большого значения и продиктованная смутным импульсом опыта. Миллионы и миллионы не только капиталов, но и жизней потерял мир. Наступивший момент должен был стать началом новой эры в развитии человечества. Он, господин Кэтман, был в самом расцвете сил, и он хотел стать активным участником строительства послевоенного общества. Но между «хотеть» и «мочь» – пропасть, преодолеть которую может не каждый. Господину Кэтману это, кажется, удалось.
Впервые он появился в Москве в начале шестидесятых в качестве агента одной крупной западногерманской фирмы с предложением о поставке в СССР оборудования. Он не был ни владельцем, ни сотрудником этой фирмы. Как посредник он мог рассчитывать на определенное вознаграждение в случае покупки советской стороной этого оборудования. Первая сделка состоялась. Дальше – больше. Господин Кэтман стал частым гостем в Москве. Иногда он не только заключал сделки на продажу западногерманских товаров, но, выполняя поручения разных фирм, покупал для них нефтепродукты, лес и другие сырьевые товары из СССР. У него появились добрые знакомые среди руководителей как импортных, так и экспортных объединений. Имя его примелькалось и в управлениях Министерства внешней торговли.
Время шло и явно работало на Кэтмана. Он женился на богатой вдове, открыл собственную фирму, которая в основном занималась посредническими операциями. Появился офис, небольшой штат сотрудников, а главное – появились деньги. Господин Кэтман считал себя состоявшимся коммерсантом. Когда я с ним познакомился, был он в самом расцвете сил – немного за пятьдесят. Высокий, красивый, холеный мужчина. Одевается, насколько я могу судить, очень элегантно, держится с достоинством. Помимо родного немецкого языка, свободно владеет английским и испанским. Русский же оказался ему не по зубам. Дальше слов «на здоровье», «спасибо» и «карашо» дело не пошло.
В самом начале семидесятых, во время очередного визита в Москву, он был приглашен на переговоры в экспортное управление Министерства внешней торговли, где высокое начальство заявило ему приблизительно следующее:
– Уважаемый господин Кэтман, нам хорошо известно, как много сделано вами для развития советско-западногерманских торговых отношений. С вашей помощью мы импортируем оборудование, так необходимое для нашей промышленности. Не секрет, что и вы не остались в накладе от этих сделок. Но времена меняются. Сегодня наша задача как Министерства внешней торговли заключается в том, чтобы не только покупать оборудование за границей, но и развивать экспорт наших, советских, машин и станков. Вы заработали немало, можете заработать еще больше, но при непременном условии, что окажете эффективную помощь не в продажах нашего сырья, а поможете в организации поставок наших промышленных товаров в Западную Германию, в частности, станков и оборудования.
Такое, или приблизительно такое, предложение, а точнее, ультиматум получил господин Кэтман. Работая достаточно долго с советскими объединениями, он был хорошо знаком с некоторыми из их руководителей, знал их слабые и сильные стороны. Отказываться от работы на советском рынке казалось ему неразумным, перестраиваться на другую страну было поздно, и он принял предложение заняться экспортом советских готовых изделий, в частности, оборудования.
Не имея инженерного образования (а скорее всего, и никакого другого), он, естественно, плохо разбирался в технической стороне такого предложения, хотя смутно понимал, что поставить советское оборудование на рынок западных стран, в частности, в ФРГ, будет непросто. И, действительно, все его попытки продажи советских готовых изделий кончались безрезультатно. Но отступать ему не хотелось, рвать сложившиеся деловые отношения с советскими партнерами, на установление с которыми деловых контактов, затрачено столько сил и лет, было глупо. Слишком долго налаживал он работу на советском рынке. К этому времени у него завелся кой-какой капитал. И решил он рискнуть. Заключил контракт теперь уже от имени собственной фирмы «Тонолер» на покупку у внешнеторгового объединения «Станкоэкспорт» оборудования для типографий Западной Германии. И оказался собственником трех полиграфических станков. Трудно сказать, почему его выбор остановился именно на этих станках. Скорее всего, решающую роль сыграли очень хорошие, неформальные отношения с председателем объединения «Станкоэкспорт», с которым он был знаком около десяти лет.
Кроме того, размеры этих станков были сравнительно невелики, а Кэтман понимал, что какое-то время, пока он их не перепродаст, будут они храниться на его складе. Впрочем, неважно, что повлияло на его решение. Важно другое. В/О «Станкоэкспорт» осуществило с его помощью прорыв на западный рынок, что подробно и многократно описывалось в отчетах и справках, направляемых «наверх» подобно победным реляциям.
Станки были отгружены и благополучно доставлены в Кельн на склад фирмы «Тонолер». Приобретя этот товар, господин Кэтман не разорился, но поиздержался. Материально. Но зато приобрел моральный капитал, который трудно переоценить. За ним прочно закрепилась репутация «друга Советского Союза», что само по себе дорогого стоит. Двери Министерства внешней торговли и внешнеторговых объединений для него не только не захлопнулись, а распахнулись еще шире.
Теперь он задумался о том, как компенсировать понесенные расходы и пустить эти станки в дело, а точнее, продать, так как собственной типографии у него не было. Однако желающих приобрести их, хотя бы за полцены, не находилось (впрочем, так же, как их не было и у объединения «Станкоэкспорт»).