— А… ты один?
— Долгая история, — вздыхаю. — Я останусь с Ромкой сегодня. Не обидишься, если вызову тебе такси, а не отвезу сам?
Она непонимающе на меня смотрит, а потом кивает. Я лезу в приложение такси, вбиваю ее адрес, оплачиваю и говорю, что водитель приедет через десять минут.
— Анжелика не приедет?
— Я так и не смог ее найти. Из общих знакомых она ни с кем не общается больше.
— Оу… — растерянно произносит.
Создается ощущение, что Лера уходить не хочет, но я почему-то не спешу говорить, что она может остаться. Это ни к чему, вряд ли она откажет, а я бы хотел, чтобы ее решение остаться с нами было осознанным, а не потому что так будет правильно. Когда приезжает такси, Лера целует меня на прощание, просит обязательно позвонить ей завтра и рассказать, как Ромка себя чувствует. После она покидает палату, а я борюсь с желанием догнать ее и сказать, чтобы оставалась.
Глава 29
Он попросил меня уйти, сказал, что сам останется с ребенком и даже не спросил хочу ли я остаться. Просто поставил перед фактом. И смотрел при этом так, что…
По ошибке налетаю на кого-то, ойкаю, извиняюсь, хотя настроение такое гадкое, только сесть и заплакать.
— О, это вы, решили поехать домой все-таки?
Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с доктором, который осматривал Ромку. Он снимает очки и трет переносицу.
— Вашему мужу я не говорил, но ребенку особенно нужна материнская поддержка.
Я не сразу понимаю, что он воспринимает меня той самой матерью, чья поддержка так нужна Ромчику.
— Состояние Ромы сильно плохое?
Голос почему-то срывается. Я так сильно хотела детей, что у меня попросту не было шанса не привязаться к Роме. Я прикипела к нему за каких-то полдня, проведенных вместе. Он такой чудный ребенок! Немного капризный, но нежный, ласковый, и пахнет материнским молоком.
— А разве муж вам не рассказал? Все с вашим сыном будет в порядке. Он обязательно поправиться. Просто ему уход и поддержка нужны. Материнская в том числе.
— Да-да, конечно.
Я киваю и иду туда, откуда вышла. Не хочу я никуда уходить. Остаться с ними хочу. Помогать с малышом, хотя в моем случае логичнее и менее травмоопасно будет пойти домой. Я ведь привяжусь к его ребенку так, что клещами потом не оттащишь. И это плохо в первую очередь для меня. Так быть не должно. Ни при каких обстоятельствах. У него есть мама, которая я уверена, любит его, пусть Богдан ничего и не рассказывает, да и приехал злой, как черт. Что бы Анжелика не сделала, я уверена, она безумно любит сына и не желает ему зла. Разве можно его не любить?
В палату я захожу тихо, хотя прекрасно понимаю, что Богдан еще не спит, а Ромка, измученный температурой и болезнью, не проснется, даже если посреди комнаты промчится поезд.
— Лера? — Богдан удивленно смотрит на меня.
— Я никуда не пойду.
Предполагалось, что я скажу это максимально решительно, но что-то пошло не так. Голос срывается. Что, если он откажет?
Странно, что я так думала, потому что этого не происходит. Богдан лишь подходит ко мне и крепко обнимает, пряча в своих объятиях. Я прижимаюсь к нему в ответ, кладу голову на плечо и улыбаюсь. Глупо было предполагать, что он может отправить меня домой.
— Я хотел, чтобы ты сама приняла решение остаться, — признается, когда я спрашиваю, почему он решил отправить меня домой.
После его слов я понимаю, насколько наши отношения шатки и не проверены. Я сомневаюсь в нем, а он — во мне. Я боюсь проявить настойчивость, а Богдан переживает, что проблемы с его ребенком совсем не то, что мне нужно. Я не понимаю, как нас вообще угораздило сойтись. Встретиться тогда в клубе, да и потом. У нас ведь столько возможностей было навсегда разойтись по разным сторонам. Наверняка, если бы мы тогда не столкнулись в клубе, то так никогда и не пересеклись. Сферы нашей работы слишком разные для того, чтобы случайно увидеться и заговорить. Разве что мы могли бы столкнуться на улице, я пролила бы на него кофе, он бы меня обматерил.
— О чем думаешь? — спрашивает Богдан, когда мы лежим бок о бок, крепко обнявшись.
В палате, куда определили Рому, есть двуспальная кровать, видимо, случаи, когда в больнице остаются оба родителя, не единичные.
— О том, что могла пролить на тебя кофе.
— Многообещающе.
— Представляю, при каких обстоятельствах мы могли бы встретиться, если не та ночь в клубе.
— Пролей ты на меня кофе, я бы тебя заметил, — совершенно серьезно говорит Богдан.
Я вдруг вспоминаю ночь нашей встречи, его решительный напор и мое пьяное выступление у него в постели. У Богдана попросту не было шансов не обратить на меня внимание. Становится стыдно за свое поведение тогда. Как меня вообще угораздило так вляпаться?
* * *
Ночь проходит спокойно. У Ромы не поднимается температура, хотя я сплю беспокойно. Просыпаюсь почти каждый час, чтобы проверить, не горячий ли он. Мне кажется, что стоит мне крепко уснуть, как у него поднимется температура и придется снова делать укол, потому что обычные жаропонижающие не подействуют.
— Поспи немного, — говорит Богдан под утро. — Я покараулю.
После его слов я забываюсь сном, правда, когда просыпаюсь, понимаю, что ненадолго. На улице едва заметно светает, а это означает, что проспала я не более пары часов. Чувствую себя при этом выспавшейся и отдохнувшей. Богдан уже не спит, сидит со стаканчиком кофе и желает мне доброго утра.
— Как Ромка?
— В порядке всё. Просыпался, чтобы поесть. И я сменил ему памперс. Он снова уснул.
— Температура не поднималась?
— Нет. Кофе будешь? Тут в автомате неплохой.
— Да, латте если можно.
Богдан уходит, а я встаю с кровати и подхожу к Ромке. Это ненормально, но я жалею, что совсем скоро сюда приедет его мать и заменит меня. В мыслях появляются картины того, как Богдан ночует в обнимку со своей бывшей женой. Кровать здесь одна — двуспальная. Что, если он тоже захочет остаться вместе с сыном?
Отгоняю эти глупые мысли и подтягиваю кресло к кроватке Ромы. Я прикипела к нему за это время, теперь хочется быть рядом, наблюдать, как будет проходить выздоровление. Я понимаю, что поступаю неправильно, что выпив кофе, должна уехать. Оставить заботу о малыше его матери, которая уже наверняка едет сюда.
— Твой латте.
За мыслями я не замечаю, как в палату входит Богдан и протягивает мне напиток. Я беру стаканчик с его рук, подношу носик ко рту и отпиваю глоток. Горячий напиток немного обжигает и приводит в чувство. Я отворачиваюсь от Ромы, отрезвляю себя и задавливаю проснувшиеся внезапно материнские чувства.
— Скоро будет обход, — сообщает Богдан. — Медсестра вот-вот должна прийти, укол поставят и дадут другие лекарства.
Я киваю. Нужно, наверное, сказать, что мне пора. Спросить, когда приедет мама Ромы, чтобы не пересечься с ней. Будь я на ее месте, мне бы не хотелось, чтобы моим ребенком занималась посторонняя женщина. Тем более та, которую выбрал бывший муж.
— Я могу попросить тебя об одолжении? — спрашивает Богдан.
— Конечно.
— Сможешь остаться сегодня здесь с Ромой? Мне нужно уладить несколько вопросов. Зам позвонил, у них там проблемы, и без моего присутствия никак.
Куча слов застревают где-то в горле. Почему я? Где его мать? Что мне делать, если она приедет сюда?
— Анжелика до сих пор не выходит на связь. Мои люди пока ничего не выяснили, но я жду информацию. Соседка звонила — она до сих пор не вернулась, хотя обычно в это время уже дома.
— Ты думаешь, с ней что-то произошло?
Даже думать не хочу, что Рома может остаться без матери. У него, конечно, есть отец, но ведь…
— Нет, не думаю. Считаю, что она вконец охренела, — раздраженно произносит Богдан, но тут же берет себя в руки. — Если у тебя не получится, я пойму. С агентством уже связался, они готовы прислать няню.
— Не надо, — поспешно отвечаю. — Я побуду тут, конечно.