На заре девяностых годов двадцатого столетия останавливалось дыхание многих российских предприятий. И не удивительно, что поселковая авиация, давшая толчок для событий и приключений герою данного рассказа, слабела. Летчики, отрываясь от земли, имели мало надежды на удачное возвращение. С только что прибывшего из рейса ветерана местных перелетов «АН-2» в почтовый «каблучок» перегружались посылки и письма, доставленные из отдаленных таежных селений. Бригадир авиатехников, Мясников Савелий Михайлович, делал обход не успевших попасть под распродажу и списание самолетов, численность которых навевала тоску. Мясников был невысокого роста с сутулой горбинкой на спине. На впалых щеках прорисовывались скулы. Тонкие бледные губы и мелкая сетка глубоких морщин отражали болезнь легких, глаза выражали разочарование, они как бы говорили: «Я прожил жизнь зря». Снежная пыль, гоняемая низким ветром, прилипала к его летным унтам. Поправив поднятый воротник пилотной куртки и зябко поежившись, он подошел к еще внушающему доверие самолету. Поднявшись на ступеньку, бригадир заглянул внутрь салона. Открывшаяся его взору картина вызвала в нем возмущение.

– Ты чем это здесь занимаешься? – спросил он голосом наставника набедокурившему подчиненному. Авиатехник, Сергей Крыл, наклонившись к открытой фляге, выгнутой жестянкой, накладывал в целлофановый пакет сметану, доставленную этим же рейсом с какого-то фермерского хозяйства для муниципальных организаций. Сергей Крыл, среднего роста молодой человек, был далеко не глупым. Темно-зеленые глаза имели сосредоточенный взгляд, в который собеседник почему-то не мог смотреть долго. Он словно гипнотизировал человека. Женщины же на против, были всегда очарованы этим взглядом. Точеные черты лица и приятная улыбка вызывали у людей доверие, а привычка не давать ответ сразу делали его в глазах окружающих серьезным и деловым человеком. Однако поступки свои Сергей чаще всего не контролировал. Из-за чего влипал в неприятные истории. Недавно он вернулся из заключения и пробовал начать новую жизнь. В общем, жить так, как живут миллионы добропорядочных граждан. Что вышло из этого желания, откроется постепенно, строчка за строчкой, глава за главой. Услышав голос Мясникова, Крыл чуть смутился и не находил нужных слов для объяснения своего поступка.

– Что ты на меня смотришь удивленными глазами? – продолжал Савелий возмущаться. – Может быть, объяснишь, кто тебе разрешил заниматься расхитительством народного добра?

– Послушай, Михалыч, – первое, что пришло на ум, стал говорить Сергей. – У меня сегодня радостное событие. Хотелось бы по этому поводу сделать небольшой домашний сабантуйчик, но нынешнее разбазаривание прошлогоднего урожая лишает нас традиционных привычек. Даже салат нечем взбодрить. – Бедность – не причина воровать, – повысил тон бригадир. – Послушай, Михалыч, – поспешил Крыл объясниться, прекрасно понимая свое плачевное положение. – Получилось, конечно, не совсем благородно, но… – Не совсем благородно? – перебил его бригадир. – А что скажут о летчиках, ты подумал? А обо мне ты подумал? Нет, Сергей, ты не подумал об этом! Ты подумал о не заправленном салате! Ты вышел из тюрьмы, и тебя, по просьбе твоего дяди, рискуя собственной репутацией, приняли на ответственную работу. Изоляция не сделала тебя человеком, – бригадира словно прорвало. Он говорил и говорил. Крылу ничего не оставалось, как молча слушать. Вдруг пронесет? Выговорится да отмякнет. – Подобные тебе, Крыл, ничтожные существа, – продолжал Мясников, – и поганят нашу русскую землю. Страна на грани революции, и гениальное решение приняло правительство. Одну часть населения, способную воевать, упрятали в тюрьму. Другую – их охранять. Дефицит спиртного разведет спекулянтов, и они некачественной продукцией вычистят грязные пятна великого народа! – Михалыч, – попробовал еще раз выровнять ситуацию техник. – Что Михалыч? – не давая провинившемуся оправдать свой поступок, злился бригадир. – Я сорок семь лет Михалыч. Я не позволю позорить коллектив, который прослужил на благо моей родины не один десяток лет! В отделе кадров готовится список сокращения штата, считай, что ты в нем уже есть! История закончилась увольнением. Крыл держал в руках трудовую книжку, зажимающую несколько советских банкнот. – Не споткнешься, не выровняешься, – сказал Крыл, покидая авиабазу, но это уже не имело никакого значения. Горечь растворялась в горле Сергея и тяжелым осадком давила на грудь. Составленная в колонии схема разрушилась. Жизнь требовала перемен.– Сергей! – услышал он оклик. – Ты считаешь, что здороваться не обязательно? Уволенный монтер крылатых машин остановился. Поднял голову и увидел перед собой родного брата покойного отца. После смерти родителей он стал самым близким ему человеком. Худощавое телосложение и узкие плечи создавали у этого человека пацанческий вид. По бокам губ вертикальные морщинки выражали жизнерадостность. Однако глаза, которые всегда выглядели усталыми и почему-то часто слезились, говорили о том, что он прошел далеко не легкий путь. Николай всю свою сознательную жизнь прослужил в аэропорту. Когда до пенсии оставалось всего три года, его назначили директором. Но дальше он работать не захотел и на заслуженный отдых его проводили с почестями. – Извини, дядя Коля, не заметил. Здравствуй! – Здравствуй, Сережа. А ты что понурый такой? – заметив неладное, спросил дядя. – Уволили с работы, – ответил Сергей. – Думаю, как жить дальше. – Ну а чего думать?! – сказал дядя голосом, в котором звучала уверенность. – Время всему судья. Немного помолчал и задал вопрос: – Под сокращение попал? – Да, – ответил Сергей. – И причиной тому послужило мелкое хищение. – Что ж ты так, Сергей? – по-отцовски упрекнул Николай. – Пора уже взрослеть. Только большая и мощная река после ограбления состоятельных городов продолжает отражать красоту и очарование своих берегов. А что может отразить в себе рябь мелкой речушки? – глянул он вопросительно на племянника. Сергей прекрасно понимал Николая. Знал, что он любит сравнивать духовное состояние с природными явлениями. Поэтому отвечал в той же манере. – Ломаные берега да кусочки неба, – сказал успокоившийся Сергей.– Соображаешь, – восхитился Николай. – Кроме того, от недостатка силы течения и глубины она порастает тиной и грязью. – Когда старица переплетается травой, – сказал Сергей, – преграждая путь потоку, речка меняет русло. – И что? – вновь с упреком заявил Николай. – Будешь всю жизнь без определенности? – Пока еще у меня нет уверенности в завтрашнем дне, – на мгновение о чем-то задумавшись, сказал Сергей. – Но можно влиться в поток сильной реки, как и тысячи мелких речушек, дополняющих ее. – Тоже верно, – одобрил дядя мнение племянника. – Но когда не принадлежишь себе, то появление на солнце заканчивается испарением, а шкрябать дно унизительно и утомительно. Чем сильнее давление на нижний слой, тем чище речной песок. – Здесь вообще никакого течения нет, – с вызовом заявил Сергей. – Болотом скоро запахнет, если не найти занятия. И туда, где я мог себя реализовать, мне хода нет. – И что ты решил? – спокойно спросил Николай, дабы не возбудить молодого человека, видя, что тот сдерживается из последних сил. – Завтра я преодолею барьер этой заводи и побегу на простор, – с ноткой романтики в голосе сказал Крыл. – Однажды ты уже поступал так, – с упреком высказался Николай. – Закончилось это путешествие тупиком. – Таково русло, – пожал плечами Крыл. Дескать, что поделать. Все уже предрешено. – Ты, дядя Коля, зайди через часик, – сказал Сергей, за время их беседы полностью осознав свою участь. Он принял решение, как поступит дальше. – Посидим на дорожку, – закончил он свою речь. – Хорошо. Зайду обязательно, – пообещал Николай.

Крыл недавно вышел из заключения и конечно же семейными узами еще не заплелся. Однако холостяцкая жизнь давала ему полную свободу и возможность жить по-спартански. Вернувшись домой, он собрал кое-какую закуску. Ведь придет дорогой гость. Человек, который дал ему воспитание. Порезал сало и кусочки красиво разложил на блюдце. Кольца лука облил кипятком, затем слил воду, посолил и залил подсолнечным маслом. Почистил картофель и в зависимости от размера, разрезав на две и четыре части, отварил. Открыл две банки рыбных консервов, выложил их на тарелочки и сверху поперчил. Все это унес в комнату и поставил на столик. Для холостяцкого стола вполне приемлемо. Управился вовремя. В коридоре прозвучал звонок. Сергей направился открывать дверь. – Проходи, дядя Коля, – пригласил он гостя. – Устраивайся поудобнее. В гостиной Николай занял кресло возле журнального столика, играющего роль чистой и аккуратно сервированной ладони подаяния. Хозяин квартиры достал из холодильника мгновенно запотевшую от теплого воздуха бутылку самогона и предложил выпить. Дядя на это ничего не ответил. Тогда Крыл откупорил ее, разлил по стаканам. – За людское понимание, – сказал он, подняв свой стакан. – Золотые слова, – поддержал дядя. Раздался легкий звон стекла, и прохладная жидкость, постепенно нагреваясь, приятно зажгла желудок. После двух повторений Крыл почувствовал, как с него сходит напряжение. – Ключи от квартиры, дядя Коля, я оставлю тебе. – Ты, Сергей, можешь в любое время рассчитывать на мою помощь, – растрогался Николай. – Спасибо на добром слове, – поблагодарил Крыл. – Давай, дядя Коля, за приятные неожиданности, встречающиеся на нашем пути. – Согласен, – с энтузиазмом произнес Николай. Пустые стаканы вернулись на столик. Дядя полностью расположился к беседе. Закурил, смачно затянулся и начал. А пофилософствовать ох как он любил. Особенно если напротив сидит благодарный слушатель. Сергею нравилось слушать дядю и он впитывал от него все знания, накопленные за жизнь, словно губка. – Я, Серега, поздно понял, что шестьдесят, семьдесят лет земной жизни – маленькая искорка, отлетевшая от огромного костра, в который непрерывно подбрасываются дрова. Все чего-то боялся: то потерять работу, то семью, то связи. Прошли годы, я оглянулся – и ничего не увидел позади себя. Да и что там можно увидеть? Представь в своем воображении нашу огромную планету с расстояния хотя бы четверти светового года. Световой год, если тебе неизвестно – эта космическая формулировка, объясняю: луч света, преодолевший расстояние за один год. Скорость света наверное можешь себе вообразить? – Николай сделал вопросительный взгляд. – Думаю, – Крыл сделал озадаченный вид, – не больше пылинки, – чуть неуверенно произнес он. – А город, – разошелся Николай, – жители которого из одного конца до другого порой добираются часами, с высоты, так, километров сто? – Мне кажется, – Сергей сделал паузу, – его просто не будет видно. – А вот теперь, – захваченный беседой, Николай чуть приподнялся, – в этом невидимом микробе постарайся разглядеть свою собственную жизнь. Крыл задумался, и Николай, не дожидаясь его ответа, продолжил. – В чем все и дело, Серега, что жить надо сейчас. Искать себя повсюду. Время уходит безвозвратно. Надумал ехать, поезжай и никого не слушай. Живи по зову своего сердца, но и о разуме не забывай, обдумывай следующий шаг. Видимо, твоя судьба проходит по более романтичным местам. Ведь у каждого из нас она своя. Самое интересное в том, живешь ты на месте или передвигаешься непрерывно, она ничем не отличается от обычной дороги. Сколько в ней будет подъемов и спусков, кочек и ямок, равнин и шероховатостей, туннелей и просветов – не важно. Прямей она будет или извилистей – не важно. Шире или уже – не важно. Самое главное – преодолеть эту дорогу достойно! – Николай перевел дыхание, закурил новую сигарету. – Все эти дороги перехлестнуты между собой. Некоторые, разъединяясь, через какой-то отрезок пути соединяются вновь, а некоторые, однажды соединившись, до конца не разъединяются. И мчишься ты, Серега, по своей дороге под названием «Судьба» на автомобиле под названием «Жизнь». Дорога неизменна. А вот автомобиль ты можешь либо украсить, либо загубить. Все зависит от твоего отношения к нему. Два автомобиля одного года выпуска через несколько лет эксплуатации имеют разный внешний и внутренний вид. Так и люди. Как у многих нет личного транспорта, так и личной жизни многие не имеют. Что те на перекладных да на подножках, что эти за счет других. Сергей наполнил стаканы и в момент, когда Николай сделал паузу, предложил: – Остановись, дядя Коля, на секундочку, смочи горло. – Спасибо, Сергей, – сказал Николай. Опустошили стаканы, закусили. – В свой автомобиль ты можешь пригласить женщину, а можешь пересесть к ней. Могут и нежелательные пассажиры находиться в твоем автомобиле, так же, как и ты в чьем-то. У кого-то хватает мужества избавиться от лишнего груза и попросить их выйти, а кто-то и руль начинает доверять. Авария тогда неизбежна. – Порой зависимость сильнее личной неприязни, и освобождение от кого-то может быть чревато последствиями, – вставил Сергей. – Ты способен преодолеть встречающиеся на пути трудности самостоятельно, – сказал Николай. – Во-первых, любую ситуацию необходимо держать под контролем. Во-вторых, никогда не сворачивать с намеченного пути. Свежие силы всегда найдутся, чтобы преодолеть все препятствия, и отрезок пройдется. – Интересно узнать, каким образом? – стало любопытно Крылу. – Давай еще по соточке и продолжим, – предложил Николай. – Давай, – согласился Сергей и наполнил стаканы жидкостью. Выпили, закусили. Николай как обычно закурил и продолжил.– А происходит это, Серега, вот каким образом, – сказал он, принимая удобную позу. Такую, чтобы Сергей был постоянно напротив. – Чтобы моя мысль была понятна, я приведу следующие сравнения: скажем, не дай бог, конечно, и все-таки, на тебя свалилась хворь. Естественно, твой организм оказывает сопротивление и начинает вести борьбу с бактериями, которых, допустим, три тысячи. От чего поднимается температура, появляются вялость, недомогание. Пенициллин – гениальнейшее изобретение человечества, – восхищенно произнес он. – Так вот, берем ампулу пенициллина. Например, – Николай немного подумал, – с десятью тысячами единиц, и вводим его в твой организм. Было три тысячи, добавили еще десять, сколько получилось? – Тринадцать тысяч, – сказал Крыл. – Совершенно верно. Тринадцать тысяч, – подтвердил Николай. – Стало еще сложнее. Борьба усилилась. От чего температура поднялась выше. Но не парадокс ли? Через несколько часов бактерии пенициллина погибнут самостоятельно. Сопротивление оказывалось тринадцати тысячам, а осталось всего три. Их-то и победит твой организм легко за два-три дня. И ты выздоровеешь. Так же и в пути. Искренняя любовь к жизни у человека проявляется только на краю пропасти. Когда уже кажется нет выхода. И ты не вольно вспоминаешь прекрасные моменты своей жизни. Просишь Господа о помощи. В знак благодарности Господь награждает тебя силой для дальнейшего прохождения намеченного пути.– Изумительно! – воскликнул Крыл. – Теперь мне понятно выражение «человек сам кузнец своего счастья». Значит, любовь и является золотым ключиком к двигателю автомобиля под названием «Жизнь». – Так и есть, – подтвердил Николай. – Как относишься к своему автомобилю, так и едешь. Словно любимой женщине, дари ему любовь свою. Ведь когда любишь женщину, восхищаешься ею, подчеркиваешь какие-то ее достоинства. Делаешь подарки, пусть маленькие, но лично для нее. И она обязательно ответит взаимностью. Что женщине, что жизни необходима забота. Возьми два цветка. Относись к одному с любовью, и он будет цвести. А к другому – с ненавистью, и он завянет. Сергей достал из холодильника еще одну бутылку самогона, откупорил ее и, разливая по стаканам, восхищенно произнес: – Ты, дядя Коля, удивляешь меня своими точными сравнениями. Мне очень жаль, что так редко встречались с тобой за дружеской беседой. Сегодняшний вечер открыл во мне новые знания. Пусть они множатся и крепнут. Николай выглядел устало. Выдвинув жизненную теорию, он изрядно выдохся. Но на что не пойдешь для любимого племянника. – Давай, Серега, еще по одной, – предложил он. – Да пойду я, спасибо за гостеприимство. А ты ляг, Сережа, отдохни, кто знает, что тебя ждет впереди. Опустошенные стаканы вернулись на место. Николай поднялся и направился к выходу. Хозяин пошел проводить гостя. – Утром я подойду к остановке, – пообещал Николай напоследок и вышел за порог. Сергей закрыл за ним дверь, вернулся обратно в гостиную. Выпил еще полстакана. Закурил и поудобнее развалился в кресле. Новые идеи его голову не посетили, и он, остановившись на зарисовках своей дороги, составленных еще днем, докурив до конца сигарету, отправился спать.