Василиса Володина

«Зима, холода, одинокие дома, моря, города – всё как будто изо льда…» – знакомая песня слышна из клуба. Я только приехала и спешила туда. В клубе шла репетиция к новому году. Я тоже была задействована в сценарии и уже опаздывала. Нет, не проспала и не застряла в пробке. Какие тут в деревне пробки? Разве что из сугробов снега. Я просто долго отогревала свою старенькую ниву, а еще расчищала её от снега, от наледи. Заранее тоже не удалось всё это сделать, отчеты на работе. Еще погода сегодня заметала все дороги, а их в нашей деревеньке чистят только рано утром или поздно вечером. Но хорошо, что у меня нива – вездеход, проеду, как говорится, где захочу и когда захочу.

Спешить нужно на репетицию. Сегодня генеральный прогон. А завтра уже выступать. Как бы я не хотела принимать участие в данном балагане, но пришлось. В деревне не так много активной молодёжи и поэтому привлечь кого-то удавалось с трудом. Я же активистка, принимаю участие во многих мероприятиях, даже составляю проекты по созданию благих мест в нашей деревне. Просто добродушная и безотказная девушка. Желания не было принимать участие в сценарии, не потому что я была сказочной принцессой, которая в последующем должна превратиться по сценарию в Василису премудрую, всё это не страшно. А вот в роли принца был задействован Аркадий – местный приставала, который считал меня своей девушкой и в дальнейшем намеревался жениться на мне и это уже в реальной жизни. Я давно дала ему понять, что ничего не светит, но он отступать и не думал.

Так вот. Задействованные в сценарии роли мои и его были выбраны не случайно, я то уж точно знаю. Так как директор клуба была мать Аркадия. Тоже спит и видит, когда я выйду за ее сынка замуж. По сценарию так же было выдумано, что превращение из сказочной принцессы в Василису премудрою с помощью поцелуя. Не знаю, кто писал сценарий, но целоваться я с Аркадием не собиралась. Сразу объявила этому действию байкот, на что мне Ольга Альбертовна – мать Аркадия, сказала, что не поможет с подбором информации для моего проекта и вообще перекроет подход к архиву, которым как раз таки она и заведовала в клубе. Она у нас директор клуба и худрук и архивариус. В общем, я не увертелась, пришлось согласиться.

Нет, ну конечно, один поцелуй ничего не стоит, чмокну его и отстранюсь. Но ведь после этого все нас точно поженят в деревне. И тогда еще сложнее будет отвадить Аркадия, разве что уехать со всеми пожитками куда-нибудь подальше. А я не могу, у меня проект. Важный. Касающийся, именно нашей деревни.

У меня совсем другие планы на жизнь и вообще семьей пока обзаводиться не планирую.

Все ждали меня и не начинали репетицию, потому что как только стоило мне появиться, так пошли облегченные вздохи: «Ну наконец-то», «Почему так долго?» ,«Мы уж думали тебя там замело»…

– Ага, почти, и вам здрасте, Марья Ивановна.

Реплику по поводу «замело» в мой адрес высказала Мария Ивановна, по должности поломойка в деревенском клубе, а в сценарии ей отвели роль бабы яги. Вот, прям, в точку, угадали. Яду она подливала всем.

На ходу переодевшись и извинившись за своё опоздание, я быстро прошла на своё место. И понеслось. Репетировали мы долго и тщательно. Где то корректировали, где то дополняли. Потом меряли костюмы. Часа так через четыре нас отпустили.

Света во время репетиции на меня задумчиво смотрела, одернула перед выходом из клуба и просила подождать, упомянув о важном разговоре ко мне. Дала ей слово, что подожду.

На улице метель успокоилась, но зато усилился мороз. Я прошла к своему авто и завела двигатель. Пусть пока греется. А мне нужно сходить в магазин за зеленым горошком, который нужно докупить для новогоднего салата. Благо клуб и магазин находились в одном здании.

– Мне, пожалуйста, зеленый горошек и колбаски. Ага, вот той копченной.

В сторонке стояли две старушки и шептались: «Ой, а ты слыхала Васильевна кого к нам занесло под Новый год, самого Егора Стрельницкого, ну этот бизнесмен, который все земли выкупает в деревне. Хочет, говорят, коттеджный поселок тут строить и нас скоро от сюда всех попросят съехать на городские квартиры».

– Да ну тебя что ты городишь-то, – отозволась Степановна, – что ему тут на Новый год делать. А то, что земли скупает, так это хорошо. Я сама первая пойду квартиру получать, а то нет сил больше одной по хозяйству хлопотать…»

Больше слушать их не стала. Историю о скупке земель в нашем поселке давно распространяли и каждый раз всё с новыми подробностями. Кто-то отзывался об этом Стрельницком, как о добром и порядочном, что всем квартиры хочет купить. Кто-то же видел в этом какой-то подвох, а именно то, что поселят всех ветхие хрущевки и ничего вернуть уже нельзя будет. Здесь же у всех дома, где родились и выросли и земля по пятьдесят соток у каждого. В общем, не верила я, что действительно будет нам хорошие квартиры взамен на наши дома с участками. Да и паниковать пока не торопилась, так как официальных бумаг никаких нам не выдавали. Поэтому жила и дальше строила планы на будущее, а они у меня огромные и касаются именно этих мест, где родилась и выросла.

Природа тут живописная. Рядом с деревней течет река и впадает в небольшое озеро. Грибов и ягод в лесу видимо – не видимо. Я любила свою Дубровку, место, где я родилась и выросла. Даже успела окончить Дубровскую девятилетнюю школу и на следующий год её закрыли за ненадобностью. А детей, что не успели окончить школу стали возить в соседний поселок, что через реку. В Дубровке же с каждым годом становилось все меньше народу, кто-то уезжал в город, что в ста двадцати километрах от села, кто отправлялся в мир иной. Но с каждым годом нас становилось всё меньше.

Оставались самые выносливые. Молодых семей было не так много, так как детей тут расти сложно. Со школой ещё решили проблему, а вот дополнительные занятия дети не посещали. Просто некуда было отправить. Если только в клуб на танцевальный и театральные кружки. Вот и все спешили туда. Каждый вечер там собиралась молодежь и просто проводили время в общение и играх. Кто-то брал с собой гитару и пели песни. К молодежи иногда присоединялись взрослые, у кого хлопоты по дому были завершены. Так вот и проводили долгие зимние вечера. Летом же жизнь кипела по-другому. Мы гоняли мяч в поле за огородом, забивали в самодельные ворота из деревянных жердей или же играли в волейбол. Сеткой служил шпагат, натянутый на два столба, выпиленных из стволов деревьев. Но так мы отдыхали, если сено было убрано, в огороде прополоты грядки и полит каждый куст, во дворе накормлена скотина. Вот только тогда все спешили на наше место встречи – полянку за огородом. Там же у нас уже оборудовано место для костра и вечерних посиделок – скамейки из досок.

На столько это все родное сердцу, что казалось, если отнимут, то как будто оторвут кусочек сердца и оно будет ныть и болеть. Новость о скупке земель в деревне и выселении от сюда жильцов, не давала спать многим. Впервые дни все было принято в штыки. Люди не могли уехать просто отсюда и оставить всё как есть. Говорили, что будут биться за своё родное до последнего. Во всяком случае, я считала, что так будет, и мы отстоим перед каким-то там бизнесменом, возомнившим себя невесть кем.

Но чем больше проходило времени, тем чаще я слышала от народа, что многие уже согласны уехать и заселиться в квартиру, так как там все удобства и цивилизация. Не нужно каждый день топить печь, воду носить из колонки. А с продуктами в нашем селе вообще беда, магазин, который есть, оказался на грани закрытия. Не выгодно стало содержать его в нашей местности. Не окупаются растраты на его содержание и доставку продуктов. Поэтому я иногда подрабатывала извозчиком свежих продуктов для людей и делала это бесплатно. Товар завозили в магазин раз в неделю. Ну и я раз в неделю ездила в город, иногда по своим делам, а иногда и приходилось по просьбе жителей, когда лекарства и товары первой необходимости нужны были срочно. Машины в селе были три: моя нива, у соседа – грузовая, который занимался доставкой своих молочный продуктов в город и еще отечественный авто у одного дядьки, который был до ужаса скупердяем. Не поможет ни кому и сам ни у кого помощи не просит.