Планета Земля. Город Калининград. 2030 год.

«Евгений Соловьев, — позвала выглянувшая из кабинета военного комиссара девушка, носившая погоны старшего лейтенанта медицинской службы, — вы следующий, проходите».

Она скрылась за оставшейся открытой дверью, и я тут же поднялся из мягкого откидного кресла, стоявшего в коридоре военного комиссариата города Калининграда. Я мысленно попытался успокоиться и, сделав несколько твердых шагов, вошел в кабинет. Перед входом я попытался сделать как можно более незаметными следы полученного несколько лет назад ранения. Я был одет в неброский серый пиджак и такой же расцветки брюки. Ничего более официального я не смог найти в своем гардеробе, а покупать, тратя на что-то новое свою, итак, невеликую пенсию, не посчитал нужным. В руках я держал папку с комплектом своих документов.

«Здравствуйте», — негромко поздоровался я с комиссией, заседающей в кабинете. За длинным столом находилось трое мужчин, с прошлого раза тут совсем ничего не поменялось.

В кабинете кроме них находилась та самая девушка, которая выполняла роль секретаря, она сидела за отдельным столом и что-то набирала на клавиатуре ноутбука. Ноздри уловили множество запахов, смесь каких-то медицинских препаратов, бумаги, парфюма и антисептиков. После того как противник начал применять различные штаммы экспериментальных бактерий это стало нормой жизни. Распространение эпидемий удалось предотвратить, хотя по началу было непросто.

«Здравствуйте, молодой человек, — поздоровался сидящий в центре стола немолодой полковник, — проходите».

Я сделал несколько шагов и остановился напротив стола, со всеми сидящими за ним я уже неоднократно встречался в этих стенах.

«Итак, Евгений Николаевич, вы опять навестили нас», — с отеческой улыбкой сказал военный комиссар полковник Демьяненко.

«Так точно, товарищ полковник!», — гаркнул я и встал по стойке смирно. «Ну вот, опять, молодой человек, — сказал подполковник медицинской службы, в погонах которого наравне со звездами можно было легко разглядеть известную всем эмблему, — мы с вами встречаемся уже не первый раз и мне по-прежнему нечем вас обрадовать, вы ведь наверняка сами прекрасно знаете, что по медицинским показателям мы не можем восстановить вас на службе, сейчас не двадцать пятый год, когда это было бы возможно. Поймите, с вашим диагнозом нельзя служить, да вам даже двигаться-то с опаской нужно».

«Товарищ подполковник, я прекрасно себя чувствую и готов пройти любые проверки, — уверенно заявил я, — вот тут у меня заключения независимых экспертов о том, что я в порядке», — показал я свою папку.

«Евгений Николаевич, на стене висит зеркало, подойдите пожалуйста к нему», — попросил председатель медицинской комиссии.

Я сделал несколько шагов и, как и просили, посмотрел в зеркало, я прекрасно догадывался зачем он это сделал и что он хотел мне показать, правая половина моего лица была частично парализована, не сказать, чтобы это сильно меня портило, во всяком случае я к этому давно привык, однако, скрыть не до конца открытое веко и опущенный уголок губ было невозможно, да и во время разговора была заметна разница в мимике.

— У вас было проникающее осколочное ранение головы, из вас достали два осколка, а один до сих пор находится в тканях головного мозга, о какой службе может идти речь, молодой человек, мы просто не имеем права пропустить вас, поймите, это подсудное дело, на это никто не пойдет, никакие независимые экспертизы не помогут. У вас однозначная категория «Г», вы абсолютно негодны к службе, у вас инвалидность.

— Товарищи офицеры, я должен служить, для меня это все, прошло уже три года после моего увольнения, нет мне тут жизни, никому я тут не нужен, пошлите меня куда угодно, но восстановите на службе, согласен пойти даже сержантом или, если нужно, рядовым.

— Старлей, не дури, ты уже сейчас, при нормальном разговоре не совсем себя контролируешь, буквы путаешь, да что мне тебе объяснять, ты не дурак и сам все прекрасно понимаешь и лучше всех знаешь о состоянии своего здоровья. Ты что думаешь, что я контуженных на своем веку не видел, поверь, навидался по самое не могу, и прекрасно знаю, что потом происходит, тебе не о службе надо думать, а о том, как бы прожить подольше, или не у тебя год назад микроинсульт случился.

После этих слов я опустил голову, до последнего я надеялся, что этот факт останется неизвестен комиссии, однако, я недооценивал современные цифровые системы. Две тысячи тридцатый год все-таки на дворе, все всё обо всех знают.

— Вижу, что парень ты неплохой, но и под монастырь тебя подводить я не стану, осколок из тебя не смогли вытащить, на чудо понадеялись, и оно случилось, ты выжил и сохранил себя и все свои функции, так и живи, а кому послужить нашей Родине найдется.

«Там сейчас по лесам недобитки прячутся, вы же знаете, а я морпех, меня этому учили, ну убьют меня, да и плевать, главное, что я умру с оружием в руках, а не как штафирка», — с жаром выпалил я.

«Евгений Николаевич, — обратился ко мне председатель комиссии, — мы вашу позицию услышали, подождите пожалуйста возле моего кабинета».

«Есть, товарищ полковник, — гаркнул я и развернувшись вышел из кабинета, уже оказавшись за дверью я подумал, — и вот, и чего я голос повысил, только хуже будет, тут надо настойчиво уговаривать, а не лезть на рожон».

Ожидание возле кабинета военного комиссара затянулось, в очереди на комиссию было немало юношей и девушек желающих или нежелающих проходить службу. По закону, после событий восьмилетней давности, каждый гражданин был обязан проходить военную службу, мужчины два года, а девушки год, но у них была возможность по личной просьбе увеличить срок службы до двух лет. Никто не запрещал становиться кадровым военным, общество давно повернулось к армии лицом, и служба была очень почетным родом деятельности, сам я осознанно стал военным.

Родился я на стыке тысячелетий, в двухтысячном году, потом учился в кадетском классе, занимался боксом, затем поступил в Рязанское Воздушно-десантное Командное Училище, хотел стать офицером, ну а потом понеслось, начался затяжной конфликт, перекроивший мировое устройство. К концу обучения нас уже морально готовили к тому, что нас пошлют на фронт, шел третий год войны. Среди курсантов ходило множество слухов, которые, к сожалению, подорвали у многих боевой дух, и они решили соскочить в последний момент. Однако, я был уверен в том, что я все делаю правильно. Хоть и пришлось мне выслушать от родителей, но я выбрал свой путь. По распределению меня направили в бригаду морской пехоты на Черноморский Флот и, хотя мы ждали, что нас сразу же отправят на фронт, первое время нам дали на акклиматизацию. Мы прошли боевое слаживание и только через восемь месяцев попали в район боевых действий. Там я прошел настоящую школу жизни и понял, что то, чему меня обучали, не стоит ровным счетом ничего, в последние годы обучения нам конечно преподавали обобщенный боевой опыт, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило там, на передке. Вопреки ожиданиям, приняли нас очень тепло, вообще войсковое товарищество это нечто особенное, я сравнивал командиров, которые непосредственно воевали, с теми, кто отсиделся в тылу и видел, что это как небо и земля. Довольно скоро и мы сами стали точно такими же волками войны. Научились по звуку определять тип прилетающего снаряда, брать вражеские укрепрайоны штурмом, стрелять из всего что только имеет такую функцию. А потом мне не повезло, или повезло, это как посмотреть, я выжил, и это несомненный плюс. Я потерял боевых товарищей, здоровье и смысл жизни, это безусловно минус. Большущий жирный минус, который не давал мне покоя уже практически три года.

Если бы не проклятый осколок, который засел так глубоко, что его побоялись извлекать, я бы наверняка смог восстановиться, а так, у меня это не получалось уже полгода. Я настойчиво обивал пороги военного комиссариата, пытался подделать медицинские заключения, просил, умолял, но меня никто не хотел даже слушать. Я прекрасно понимал свое состояние, и про последствия контузии знал лучше многих, все-таки живу с этим уже несколько лет. Тут главное не волноваться и не выходить из себя, иначе можно и проблем себе заработать. Несколько раз так и случалось, спасало удостоверение инвалида войны и фотокарточка в форме с орденами. Мне было на все это наплевать, я знал из выпусков новостей, что в Прибалтике еще слоняются недобитые ячейки нацистов, они появлялись словно грибы после дождя и по прогнозам экспертов их полностью удастся ликвидировать не раньше, чем через десяток лет. За последние годы они неплохо научились скрываться, подкармливаемые спецслужбами вероятных противников, с ними постоянно велась подрывная работа.