Она посмотрела вниз и увидела окровавленные внутренности, вывалившиеся ей на колени. Стоял зловонный запах, который Дебора раньше никогда не ощущала — запах крови, желчи и переваренной пищи. Затем она увидела Эрика погрузившего голову в зияющую полость её тела, всю голову целиком; почувствовала нестерпимые рывки зубов. Он был рядом с её печенью. Он был возле её почек, желудка и поджелудочной железы. Эрик пытался съесть её заживо изнутри.
Дебора чувствовала, что теряет сознание; чувствовала, что умирает. Она чувствовала, что мир вокруг погружается в темноту. Дебора сделала единственное, что могла — откинулась назад. Стул упал, она упала, Эрик упал. Он заревел от ярости, его голова была все еще погружена в её залитое кровью тело. Напротив них, на своей Голгофе цепей, тяжело покачивалась полумёртвая коза.
Дрожа от боли и приближающейся смерти, Дебора лежала головой на бетонном полу. Эрик рвал, кусал и высасывал её печень, почти утопая в крови. Дебора повернула голову и увидела, что при падении правая рука отвязалась; что её правая рука свободна.
Еще она увидела покачивающийся взад-вперед крюк на конце цепи.
Её не волновало, хватит ей сил, или нет. Она собиралась это сделать несмотря ни на что. Дебора умирала, и такие слова как «невозможно» уже не имели смысла.
Она попыталась схватить цепь — раз, другой, затем поймала её. Эрик жадно жрал, не обращая ни на что внимания. Дрожащей, испачканной кровью рукой Дебора сжала крюк и подняла его так высоко, как только смогла. Она не могла кричать, она не могла плакать. Дебора была практически мертва. Возможно, в медицинском смысле, она была уже мертва.
Но она вонзила крюк между голых ягодиц Эрика так глубоко, насколько смогла, и ощутила как рвутся мышцы и сфинктер, как внутри её тела кричит Эрик. Приглушенный, влажный, бурлящий крик.
Словно алая маска самого дьявола, над зияющими губами её живота поднялось его лицо. Глаза были широко раскрыты, к зубам прилипли кроваво-черные кусочки печени, тонкие струйки крови вылетели из ноздрей. Эрик ревел, дергался, крутился и пытался вытащить из себя крюк. Но, как только он начал это делать, Дебора схватила козу, коза упала на неё, и вся система грузов, цепей и противовесов Эрика тут же вышла из равновесия.
Пронзительно орущий Эрик был вздернут до потолка, где он раскачивался, корчился от боли, молился и плакал.
Дебора умерла. День умер. Эрик всё ещё был жив. Всю ночь он медленно вращался вокруг своей оси, ощущая почти нереальную в своей интенсивности боль. Он заснул, проснулся, и боль по-прежнему доминировала над всем.
Ближе к рассвету, Эрик попытался освободиться, дергаясь на крюке вверх и вниз, пока тот не прорвал наконец кожу и внутренности. Эрик тяжело упал на пол гаража. Израненный и искалеченный он лежал, дрожа и хныкая, не в силах пошевелиться.
Тянулся день. Эрик слышал шум машин. Он слышал мистера Бристоу со своими гаечными ключами, посвистывающего и напевающего себе под нос. Вздрагивая и что-то бормоча, Эрик заснул.
Поздним вечером он почувствовал, как что-то дёргает его левое веко. Что-то острое, что-то болезненное. Эрик попытался отмахнуться, но открыв глаза понял, что ему не хватит сил надолго удерживать это вдалеке.
То была крупная, серая, помойная крыса; самая большая из тех, что он видел. Она не нападала на него, она просто кормилась. Крыса уставилась на его и с ужасающей определенностью он понял, что Эрик-пирожник встретил своего Саймона-простака, и что вскоре он станет всего лишь крысиным пометом в какой-нибудь неизвестной канаве, потому что ты — то, что ты ешь.
Впервые в жизни Эрик осознал греховную суть хищника, и взмолился о прощении, в то время как на него набросилась одна, затем другая, затем множество крыс; и его перекатывающееся тело скрылось под их окровавленным мехом.
© Eric the Pie by Graham Masterton, 1991.
© Шамиль Галиев (XtraVert), перевод, 2015.
