Конечно, не все темы и не все вопросы стоило согласовывать с членами Мраморного Клуба. У нас хотя и общие интересы, но у каждого из нас они свои. Вот на данный момент у меня не было согласованной позиции с «коллегами» относительно интервью Вильсона. А на согласование может уйти много времени, и, хорошо если не понадобится очная встреча. Так что придется принимать решение сейчас, но такое, чтобы иметь возможность внести коррективы, если и когда мы придём к общей позиции.

Блин, принадлежность к Мраморному Клубу имела и свои жирные плюсы и свои, не менее жирные, минусы. Даже не знаю, чего больше. Как говорится — по обстоятельствам.

— Борис Алексеевич, ситуация с неопределенностью власти в Вашингтоне для нас составляет серьезнейшую проблему. Вице-президент Маршалл наотрез отказывается принести присягу в качестве нового президента США. Америка замерла и не может принять требуемых нам решений в части продовольственных поставок и военно-технических контрактов. Возможно, на Уолл-стрит такая ситуация и не вызывает особых волнений, но у меня лично — вызывает. Попытки решить проблему через сенат, конгресс и прочие элиты пока успехом не увенчались. Наши дела тонут, как та бабочка в патоке. Что мы можем тут решить в части общественного мнения? Можете курить.

Я знал, что мозг у графа работал с максимальной интенсивностью именно во время курения, тягу к которому он имел просто потрясающую, и буквально томился на всякого рода докладах и совещаниях, где курить я не разрешал.

— Благодарю, Государь, это честь для меня.

Суворин не чинясь раскурил свою папиросу.

Не желая отвлекать моего Министра информации своим гипнотизирующим взором, встаю и подхожу к окну.

Босфор. Мечта стольких поколений русских правителей. Ключ к Малой Азии, Ближнему Востоку и Средиземному морю. Ключ к торговле и новым военным союзам. Ключ к настоящему мировому величию.

Стоит напротив дворца на якорях крейсер «Аврора», снуют мимо него торговые суда и военные корабли, следуя из Черного моря в Средиземное и обратно. Трафик такой, что поймать момент, когда в поле зрения не будет ни одного судна практически нереально. Это как в моё время в Москве. Однажды, в своём далеком будущем, я в три часа ночи увидел Щёлковское шоссе совершенно пустым. Пока я тянулся за мобильным телефоном, дабы запечатлеть сие чудо, волшебная сказка закончилась и по шоссе вновь понеслись автомобили. Так примерно и сейчас в районе Проливов.

Просто поток.

— Ваше Всевеличие, нижайше прошу простить, есть идея.

Оборачиваюсь.

— Слушаю вас, граф.

Тот встает и докладывает:

— Государь. Есть мнение, что граждане Америки с чрезвычайным воодушевлением восприняли известие о том, что президент Вильсон пошёл на поправку. Бодрые сводки медицинских светил подбодрят нацию. Читатели будут требовать от своих газет всё больше и больше подробностей. В конце концов американцы захотят ободряющих слов и от самого президента Вильсона. Лично.

* * *

САСШ. НЬЮ-ЙОРК. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ПАРК. 22 июня 1920 года.

Двое мужчин шли навстречу друг другу по дорожке Центрального парка. Оба были невысоки. Поравнявшись, коренастый первым протянул правую руку поджарому.

— Здравствуй, Эдвард, — сказал он, приподняв свой серый, в частую клеточку, котелок.

— Рад видеть тебя, Вильям, — пожимая поданную руку, сказал худощавый, приподняв свободной рукой свой черный фетровый хомбург.

Усы обоих поднялись в американской улыбке.

— Спасибо, что нашел время для встречи, Эдвард.

— Полно, Вильям. Ты всегда сам без промедления шёл нам на встречу. Пройдем присядем.

Эдвард, отведённой после рукопожатия рукой, показал направление к отдалённой свободной скамейке, не замечая пустующей за собственной спиной. Будучи формально гостем, он стремился доминировать на встрече.

Второй, по-видимому англичанин, не подав вида, пристроился к Эдварду, и неспешно зашагал с ним по аллее. Вильям помнил, как тяжело переживал его собеседник фактический не допуск к переговорам, да и к кулуарам при заключении Стокгольмского мира. «Эдвард думал, что он будет делить мир, но частным лицам правители тихо показали их место,» — Вильям внутренне усмехнулся. Он-то тогда в Швеции был членом официальной делегации, а вот Хаусу Государственный департамент САСШ не удосужился дать полномочия. Эдвард затаил тогда обиду. И если государственному секретарю, не без стараний Эдварда, это стоило места, то с основным виновным — русским императором Михаилом, человек в черном хомбурге сделать пока ничего не мог. Но Вильям знал, что Эдвард думал, что не может дотянуться до русского монарха именно «пока». И эта общая уверенность была залогом надёжности объединения их усилий.

После дежурных фраз Вильям спросил:

— Эдвард, не мог бы ты сказать, как самочувствие Президента. Сайболд так убедительно описал исцеление.

Полковник Хаус улыбнулся.

— Верно подмечено, Вильям. «Нью-Йорк Уорлд» проявляет талант в фантазиях.

Хаус вздохнул. Вильям Вайсман ждал.

— Это неправда, Вилли. Президент почти недееспособен.

— Это точно? Насколько?

— Точно. Я недавно говорил с доктором Барухом.

Фамилия врача напрягла Вайсмана. После взрыва яхты Джейкоба Шиффа у него разладились отношения с этим семейством.

— Так вот, он, как раз перед Днём Флага, осматривал Вильсона. Вудро практически парализован и почти не говорит. Сам не ходит и понятно не пишет. Но, это нисколько не мешает Америке.

Они дошли до скамейки. Эдвард Хаус сел первым на середину скамьи. Вслед за ним присел справа и полковник Вайсман. «Америке?» — подумал он, — «это не мешает делать в ней дела владельцам реальной власти».

— Значит не он руководит администрацией?

Хаус отрицательно помахал головой.

— Тогда от кого все эти внешние инициативы: «Второй Великий белый флот» и «освобождение последнего колонизированного народа Европы?» Моё Правительство не может это не беспокоить.

— Я понимаю, Вильям. Но беспокойства напрасны. В Администрации сейчас кто в лес, кто по дрова. Никто не хочет брать ответственность, все уже на выборах.

— А что вице-президент Маршалл? Да и увольнение Колби…

— Наш вице-президент категорически не хочет покидать свою синекуру. Да и ты сам знаешь, что ему нет дела ни до Японии, ни до Польши с Ирландией. А Колби… Он похоже перешел дорогу миссис Вильсон, и она попросила помочь Тумалти. Хотя до нашего разговора я не исключал, что это твоих рук дело. — с лёгким сарказмом сказал Эдвард, вальяжно прославившись к спинке скамейки.

— Нет, Эдвард — я тут не при чём. Мы знаем правила. Но моё правительство заинтересовано не допустить, чтобы сказанные вашими министрами и Президентом лишние слова реализовались в деле.

Полковник Хаус оторвал спину от скамейки и сел ровно, глядя прямо на собеседника.

— Чего ты хочешь, Вильям?

— Я хочу снять возникающие в Лондоне вопросы, Эдвард. И мы не хотели бы предпринимать, не согласовав с вашими друзьями, крайние средства.

Они помолчали.

— Полковник Вайсман, — глубоко вздохнув прервал паузу Хаус, — я переговорю с моими доверителями о ваших опасениях. Но вопросы с Президентом мы не позволим решать посторонним.

— Мы это понимаем, полковник Хаус. Но у меня мало времени, и не посягая на ваши прерогативы, нам не хотелось бы беспокоиться из-за секретаря или второй жены Президента.

— В части Эдит, ваши опасения напрасны. Она просто подпала под влияние этого ирландца. В нашем кругу он никому, ни-ко-му не интересен.

Полковники, не вставая головами поклонились друг другу.

— Спасибо, Эдвард. Я думаю это решит нашу проблему.

— Мне пора идти, Вильям. Встретимся здесь же в среду. Мы, всё же, не те люди, которые определяют какие должны произойти перемены. Не провожай.