Я готова!

Если я скажу, что это мой сценический наряд, кто опровергнет мои слова?

— Так чего мы ждём, Дан?

Он пожимает плечами, улыбается и подаёт мне руку. Вдвоём мы спускаемся в холл, где вместе ожидаем подачу экипажа, целуемся, и у меня даже закрадывается мысль никуда не ехать, провести время с любимым, но я эту мысль гоню — от пения я не откажусь. Пение — это моя жизнь. Не только, но значительная её часть.

Экипаж подан. Дан накидывает мне на плечи палантин, который я скинула на балконе и там же забыла. А ещё Дан заправляет мне за ухо прядку волос и смотрит… влюблённо.

Я прищуриваюсь, шутливо качаю указательным пальцем и сбегаю на улицу. Дан следует за мной, помогает забраться в салон, запрыгивает следом, и экипаж трогается, сходу набирает скорость.

К счастью, улицы полупустые, мы едем свободно. Нам время от времени попадаются встречные экипажи, а желающих попасть в центр почти нет. Да и можно ли говорить о центре, если дом Дана в Правобережном квартале, а через реку начинается старый квартал аристократии и чуть дальше в излучине высится дворец. Интересно, а сможет ли королевская семья сохранить его за собой?

Дорога занимает меньше получаса. Экипаж останавливается перед воротами небольшого парка, и у меня по спине пробегает неприятный холодок. Слишком свежи воспоминания. История будто повторяется —  нас встречает эльфийка и предлагает следовать цветочной тропой. Под ногами, указывая направление, расцветают маргаритки. Мою пижаму эльфийка словно не заметила, даже самую капельку обидно становится —  я бросаю вызов, а она в ответ молча кланяется и как ни в чём не бывало отступает на шаг, всем своим видом показывая, что её безупречная вежливость не повод рассчитывать не то что на разговор, а вообще на реакцию.

Чувствовать себя пустым местом неприятно…

Какое мне до неё дело? До них всех? Я здесь не ради эльфийских снобов, не ради их наследного принца. Я здесь ради сцены.

Маргаритки приводят нас к шатру, где у входа встречает ещё одна эльфийка. Дан протягивает ей моё приглашение.

—  Госпожа, вы всё-таки прибыли.

—  Госпожа прибыла ко времени, —  Дан демонстративно смотрит на часы.

Эльфийка не утруждает себя спором и приглашает внутрь шатра.

Внутри то ли ещё один шатёр, то ли просто полог натянут, отделяющий пространство, где проходит вечер, от сулжебного коридора. Скорее всё же натянута ткань, да ещё и складками, образующими потайные карманы, ниши и даже относительно просторные комнаты. Нас размещают в одной такой условной гримёрке. Ни зеркала, ни графина с водой, чтобы смочить горло перед выступлением, только жёсткая деревянная лавочка и табурет.

Пока я настороженно осматриваюсь  —  не доверяю я эльфам, хоть и понимаю, что сейчас им вредить людям не с руки —  Дан садится и одновременно ловит меня за талию, притягивает к себе, и я оказываюсь у него на коленях.

Вот теперь выдержка эльфийку подводит —  он покидает нас с порозовевшим лицом и покрасневшими кончиками острых ушей.

Долго ждать не приходится, минут через десять появляется эльф и с неизменным вежливым поклоном приглашает меня в зал.

—  Мне сообщили, что вы будете аккомпанировать госпоже на клавесине?

—  Буду, —  легко соглашается Дан.

—  Уточните, пожалуйста, как вас представить.

—  Некромант за клавесином, —  пожимает плечами Дан, цитируя мою афишу.

Эльф ещё раз кланяется и жестом приглашает нас следовать за ним.

Проведя нас по коридору к выходу в зал, он просит ещё минуту подождать. Я не возражаю. Я как раз потрачу эту минуту на то, чтобы определиться с репертуаром. В письме, прилагавшимся к карточке-приглашению, распорядитель вечера в самых вежливых выражениях объяснял, что моё выступление должно стать сиянием распустившегося бутона. Цветок распускается, цветок насыщает воздух ароматом и цветок закрывает лепестки. В переводе на человеческий это означало, что от меня ждут не более трёх песен.

Наивные… Каждая песня может длиться бесконечно долго.

Полог поднимается, и я слышу, как распорядитель объявляет:

—  Открытие этого сезона, невероятный талант… Кари Ти и некромант за клавесином!

Раздаётся странное шуршание.

—  Эльфы не аплодируют, —  наклоняется к моему уху Дан. —  Они трут ладонь о ладонь, имитируя шелест листвы.

А как было на конкурсе? Отдельно эльфов я не рассматривала, аплодировать могли зрители из людей, их было немало. Я бы сказала, что в основном были они.

Дан подхватывает меня под руку, и мы вместе выходим, я едва вспоминаю скинуть ломающий образ кашемировый палантин.

Сцены нет. Для нас подготовлено небольшое пространство три на три шага или чуть больше, стоит клавесин. Я нахожу взглядом принца —  любопытно же. Его выделяет серебряный обруч, формой напоминающий венок из листьев, сходящихся от затылка ко лбу, и по центру прозрачный камень. Одежда светло-серебристая, с вышивкой, ткань особенно лёгкая, летящая, но непроницаемая для взглядя. А в остальном парень как парень, только глаза живые, цепкие и уши острые.

Я в брючной пижаме, реверанс будет слишком уродливым, поэтому я кланяюсь по-мужски, как Дан.

—  Для меня много значит ваше согласие прийти, госпожа Ти, господин Тельви.

—  Как и для меня возможность выступить, ваше высочество, —  отвечаю я.

—  Жду с нетерпением, —  принц лишь слегка, но склоняет голову, чем безмерно меня удивляет.

Он разительно отличается других эльфов —  принц не выглядит отстранённым, наоборот, проявляет живое участие, при этом остаётся в рамках вежливых фраз.

Ещё один совместный поклон, и  Дан отпускает мою руку. Я краем глаза слежу, как он садится за клавесин, касается инструмента. Раздаются первые ноты мелодии. Я не могу знать, как играет Дан, считается ли его игра красивой. Мне одинаково нравится и его исполнение, и моё, когда я просто лупила по клавишам.

Я делаю глубокий вдох.

—  Зима-а-а-а укрыла снежны-ы-ы-ым покры-ы-ывалом землю, —  вспоминаю я одну из своих песен о приходе весны и пробуждении жизни, жажды свободы и магии. Песня провокационная, всё же эльфы пытались лишить людей магии.

Музыка становится громче, увереннее, и я тоже пою громче.

Чтоб меня всегда так слушали!

Эльфы в зале словно одервенели. Или, скорее окаменели. Один замер с бокалом у губ, и бордовый густой напиток проливается на небесно-голубую тунику. Другой держит вилку с наколотой на неё долькой фрукта. Следует либо откусить, либо опустить вилку, но он держит.

Я перевожу взгляд на принца.

Проняла! От приветливого благодушия не осталось и следа. Принц бледен, глаза широко распахнуты, а уши…

Никогда бы не подумала, что такое увижу. Острые уши принца сворачиваются в трубочку в самом буквальном смысле. И не только у него.

Не прерывая пения, я перевожу взгляд на ближайших зрителей. У них у всех уши либо уже свёрнуты, либо сворачиваются! Глядя на них я так воодушевляюсь, что тяну гласные ещё дольше, ещё громче. Профессионал, наверное, сказал бы, что ещё выше, но я не разбираюсь. Я просто пою, вкладывая всю себя.

Музыка льётся.

Я пою, пою. Пою, пока хватает дыхания. Сколько я уже песен исполнила? Две или три?

Я глубоко вдыхаю…

Принц резко поднимается:

—  Госпожа Ти, я потрясён вашим талантом до глубины души, —  восклицает он и прижимает ладонь к груди. —  Позвольте выразить вам моё глубочайшее восхищение и мою глубочайшую признательность. Ваше пение произвело на меня неизгладимое впечателние, я запомню до конца своей жизни.

—  Я с радостью продолжу! —  заверяю я принца.

Приятно посмотреть, как принц бледнеет. Его выдают уши —  самый краешек начал было разворачиваться и резко скручивается обратно.

—  Госпожа, я благодарен вам за вашу отзывчивость, и от себя лично, не как принца, а как эльфа, я позвольте выразить вам моё уважение. Я всегда восхищался теми, кто отдаётся искусству, но, как принц, я не вправе злоупотреблять вашей щедростью. Госпожа, прошу принять на память презент.