нельзя!" Соседние племена могли жить и мирно торгуя и обмениваясь друг с другом различными предметами и добычей. Исключением мог быть каннибализм и грабительские набеги. О проблеме каннибализма мы еще поговорим в связи с другими аспектами развития человеческого общества, но на ранних этапах становления человека, он присутствовал и вероятно был широко распространен, если не повсеместно распространен. Все сводилось к простому вопросу выживания, а члены другого племени, чужаки воспринимались как любое дорогое животное – источником пищи. Суровый климат времен ледникового периода наверняка способствовал такой оценке соседей. При низком количестве другой добычи: соседнее племя не только явный конкурент на добычу, но и потенциально становится добычей сам. Впрочем, не говоря о столь давних временах и сложных условиях выживания, если вспомнить не столь давнюю историю, многие племена Карибского моря, джунглей Амазонки, островов Океании, были каннибалами еще в 18-19 веке, да и сейчас время от времени такие случаи фиксируются и не только среди представителей этих племен. Некоторые ученые даже предполагают, что значительным фактором развития человеческого мозга, развития разума стал именно каннибализм, ведь охота на умную, хитрую и опасную добычу заставляет напрягать не только все мышцы, но и извилины, чтобы самому не стать из охотника добычей. Каннибализм в сложных условиях, при неминуемом голоде становился возможным выходом и в более поздние времена и среди представителей вполне цивилизованных народов. Во время голодовок люди выкапывали трупы с целью употребления их в пищу. Во время осады городов, съев всех собак и крыс начинали питаться своими соседями. Вопрос выживания племени оставшегося без добычи и умирающего с голоду определенно приводил к "удалению лишних ртов" в виде старых, слабых, больных, детей (которых "еще нарожают"). Но это скорее частные случаи, отдельные трагедии или явления локального масштаба.
Как раз таки повышенная сложность и опасность подобной "охоты" приводила к тому, чтобы делать выбор в пользу более легкой добычи, тем более если ее достаточно. А понимание того, что членам племени нужно доверять, иначе, вчера пообедав соплеменником, завтра проснешься сам с ножом у горла, приводило к появлениям различного рода табу и запретов, к появлению, если угодно, моральных норм первобытного общества.
Грабительские набеги на соседние племена так же на уровне первобытных времен были малоосмысленным занятием. Все соседние племена находились на примерно одном уровне развития и имели примерно
одинаковые ценности, ничего такого чего племя не могло добыть самостоятельно и без лишнего кровопролития. Нападать на соседнее стойбище, чтобы отобрать десяток шкур и тушу оленя и при этом потерять половину собственных воинов, занятие далекое от разумного.
Конечно, жизнь первобытных племен нельзя назвать мирной и безмятежной, конфликты были всегда и на любом уровне развития. Но дальнейшие шаги к цивилизации дали и дополнительные поводы для военных конфликтов. Племена, которые начали разводить скот, были вынуждены защищать его не только от хищников, но и от соседних племен, которые были не прочь угнать стадо себе. Появление имущества, появление ценностей, которые можно было отобрать приводило и к появлению желающих эти ценности отобрать.
Земля стала одной из наиболее важных ценностей, при переходе к земледелию. Далеко не все участки земли одинаково подходят для выращивания урожая. Далеко не вся почва одинаково плодородна. Первые земледельческие общины стали появляться по берегам рек, где была наиболее плодородная почва, дававшая хорошие урожаи. Естественно, наиболее плодородные земли вызывали зависть у других соседей земледельцев, а у соседних племен, которые оставались кочевниками скотоводами или охотниками, возникало желание отобрать запасы зерна, скот, различные предметы которые изготавливали ремесленники. Появилась и еще одна причина напасть на соседей. Если более сильное племя, имеющее менее плодородную землю или сильное кочевое племя могло без особых проблем для себя победить соседей, в скорости они понимали, что необязательно всех побежденных убивать. Их можно заставить работать дальше и отдавать часть урожая себе. Это поставило новую веху в развитии человечества. С одной стороны, кочевое племя могло ограбить и разорить соседей земледельцев захватив их запасы, но что им было делать дальше? Самим обрабатывать землю? Да и сражаясь за жизнь, воины племени будут сопротивляться до конца, если же они будут знать, что могут откупиться частью урожая и обойтись без кровопролития, то многие выберут такой вариант, да и часть урожая можно забрать и на следующий год и еще через год. Правда придется отгонять от "своей дойной коровы" другие племена мародеров. В результате такое племя кочевников могло в конечном итоге осесть в поселении земледельцев, став его воинами, знатью, защитниками, высшей кастой. Аналогично смотрели на соседей и сильные племена земледельцев. На полях лишние руки не помешают. Жителей соседнего племени можно захватить и заставить работать на себя. Или захватить их поселок и получать зерно не только со своих полей, но и часть выращенного покоренными соседями.
Если раньше охотничьи угодья могли обеспечить существование лишь небольших племен (за исключением тех земель, где водились большие стада животных и охота могла приносить много добычи, как охота на бизонов у американских индейцев), но все равно племена охотников старались держаться подальше друг от друга и не мешать друг другу. То теперь земля могла дать больше пищи с меньшей территории и возникала уже не нехватка пищи, а нехватка рук для выращивания этой пищи.
Племена объединялись тем или иным способом. Не исключено, что два-три дружественных племени могли добровольно и по обоюдному согласию объединиться и поселиться вместе. Но значительно более часто, надо полагать, объединение не проходило бесконфликтно. Либо рэкетиры – бывшие кочевники осаживались на территории захваченного поселка, либо соседние земледельцы захватывали себе "рабочие руки" и насильственно
переселяли к себе.
Первоначально положение таких рабов было не очень тяжким. Можно привести в пример как это было у славянских племен. Пленников, захваченных на войне, селили в своем племени. Какое-то время их, конечно, держали под замком и присматривали за ними. Но если убеждались, что плененный не бросится на окружающих с топором, или если он давал слово "отработать" свою свободу, его выпускали и принимали практически наравне с остальными членами племени. Вместе работали, вместе ели, вместе спали. Конечно, пленник не мог уйти, пока не закончится оговоренный срок его "отработки", или пока его не отпустят по иной причине. После мог такой раб и остаться полноценным членом племени, или вернуться к своим.
Но такое отношение было там, где пленников было немного. А там, где рабский труд использовали массово за ними естественно приходилось следить и держать в страхе, чтобы не сбежали. Да и с покоренными племенами устанавливались отношения по-разному. Завоеватели естественно старались показать разницу и "место" завоеванным, чтобы те не возомнили себя "ровней". Но и слишком давить и принижать тоже было рискованно, ведь недолго и восстание получить.
Когда в одном поселении оказывались представители двух или более племен, по каким бы это причинам не произошло, несмотря на то что в конечном итоге они начинали постепенно воспринимать себя единым народом, племенем, все равно уже уклад жизни менялся и не о каком равенстве, которое было изначально, речи идти не могло. Так формировалась военная знать и зависимое население. Даже если речь еще шла не о рабском труде, то о зависимости и подчиненности точно.
Военной знати нужны были новые доходы, новые земли. Контролировать один поселок хорошо, но ведь всегда можно подчинить себе еще два-три? Центр, в котором обосновалась знать (считай наиболее воинственное племя, изначально подчинившее себе соседние, хотя к прослойке знати могли получить доступ и сильные, ловкие из местных, которых лучше было держать при себе, чем получить в виде потенциальных врагов) становился не только военной базой контролирующей окрестности, но и административным центром, торговым центром, куда стекались запасы, где велась торговля, где обосновывались ремесленники. В самих кастах, бывших племенах тоже шло расслоение: кто-то получил лучше урожай, кто-то хуже, кто-то лучше поторговал, кто-то нет, два ремесленника производя примерно одинаковые предметы, делали их немножко разного качества или один производил больше, а другой меньше. Но самое главное произошло разделение "наше" на "мое – твое". Переход к разделению племени на семьи и разделению племенного имущества на частное мог бы, наверное, произойти и путем постепенного выделения внутри самих общин, тем путем, как это видел Карл Маркс, но такой путь занял бы более длительный срок. Следует полагать, что значительную роль в индивидуализации, в первую очередь имущественной индивидуализации, сыграла военная составляющая. Когда произошло естественное разделение это принадлежит племени завоевателей, а то завоеванному племени, дальнейший шаг был уже возможен и допустим – это принадлежит вождю, это простым воинам, это принадлежит этому воину и его детям, это тому.
