— Ясно, магистр Элазар, — нисколько не смутился от такого ответа старичок. — А младшенький Едемский вам тоже родней доводится?

— Мальчишку могу рассматривать только как родню потенциальную, но об этом пока речи не идет, — отшутился Элазар.

Господи, но почему всегда стоит мне выдохнуть от облегчения после одного щекотливого момента, как на смену ему обязательно приходит другой? Только я обрадовалась, что чародей не упомянул астральное путешествие, как он вздумал мою личную жизнь налаживать! Что я скажу Жавуриной? И зря я посмотрела на Кремера. Зря! Равнодушным куратор совсем не выглядел. Он страдал. Так обычно скорбят по кому-то очень дорогому, но безвозвратно утерянному. Его взгляд, полный сожаления и горечи, бередил мою душу и заставлял сердце плакать. Ну, дед!

— Если вопросы закончены, то позвольте мне с юными одаренными удалиться, — хмыкнул Фонтей, подхватывая нас с Юркой под руки.

Не подозревала, что к кабинету Кремера прилегает еще одна комната, в которую мы и вышли. Просторная и очень несовременная. Она больше напоминала спальню и, похоже, что Элазар сам ее обставлял, по своему вкусу. Потому что в достаточно современный дизайн самого помещения совсем не вписывалась кровать — огромный деревянный монстр на львиных лапах со столбами по углам, на которых покоился тяжелый бархатный балдахин (кто бы сомневался!) насыщенного фиолетового цвета. Письменный стол мне уже приходилось видеть во сне. Я улыбнулась своим мыслям, великий чародей имел одну пикантную черту своего характера — он привыкал к вещам и не желал с ними расставаться. Хорошо, что не потащил сюда все сундуки из того странного места.

— Присаживайтесь, молодые люди, присаживайтесь, — многообещающе сказал нам Фонтей.

Вопрос — куда? Не на кровать же? Во всей комнате, кроме одного хозяйского кресла, больше стульев не наблюдалось. Проследив за моим взглядом, дед усмехнулся и щелкнул пальцами. Тут же появились три мягких сиреневых пуфа и низкий столик на гнутых ножках, на котором стояли чашки с дымящимся напитком и тарелки с бутербродами, пирожками и крошечными кексами.

— Поскольку завтрака я вас лишил, то будет справедливо, если прием пищи компенсирую маленьким чаепитием.

В такое напряженное время о еде думалось в последнюю очередь, но угощение выглядело весьма аппетитно. А говорить за столом всегда приятнее, и беседа обычно протекает продуктивнее поэтому, не долго думая, мы с Юркой направились к пуфам, но дойти не успели.

Так и застыли на месте, переглянувшись. В кабинете Кремера раздался сдавленных писк, переходящий в протяжный стон. Помня слова Элазара о том, что процедура болезненная, я похолодела. В голове одна за другой возникали самые страшные картины. Кричал, по всей видимости, тот самый дотошный пожилой маг. Его, наверняка, коллеги за длинный язык отправили на экзекуцию первым.

— Да, звуки не более приятны, чем сам вид этой процедуры, — скривился Фонтей, щелкая пальцами.

Тишина наступила, но спокойнее не стало. Разве можно делать вид, что ничего не случилось, услышав наполненные страданием звуки? Лично я вряд ли смогла бы после такого спокойно пить чай и лопать пирожки, а вот Юрка угнездился на ближайший пуф и спросил чародея:

— Проверяете души на целостность?

— О? — удивился дед, тоже присаживаясь за стол. Он лукаво посмотрел на Едемского. — Юноша знает толк в древней магии?

— Что вы! — смутился тот. — До нас дошло так мало информации, что я фактически собирал ее по кусочкам, изучая старинные летописи.

— Увлекаетесь историей? Еще более похвально для столь юного отрока! — похвалил его Фонтей и строго посмотрел на застывшую столбом меня. — Ксения, ничего чудовищного там не происходит. Сядь!

Я вздрогнула от неожиданной смены тона. Из доброго родственника Элазар мгновенно превратился в собранного, умного и хитрого хищника. Поплелась к своему пуфу и села на самый краешек. На меня не обращали внимания. Кажется, в лице Едемского чародей нашел для себя новую забавную игрушку, и теперь вертел ее, пытаясь придумать, как лучше использовать.

— Может, расскажешь мне, как ты догадался, что речь идет о ритуале целостности души? — спросил Фонтей, отпивая из своей чашки горячий напиток. — Ксения! Успокойся и ешь. Обещаю, невиновные не пострадают.

Это несколько обнадеживало. Не то, чтобы я очень рьяно переживала за магов, просто впервые сталкивалась с тем, что фактически при мне кого-то заставляют испытывать боль для получения нужной информации. Эх, à la guerre comme à la guerre, как говорится. Да, на войне, как на войне. С французами не поспоришь.

— Маг не может предать, обладая полной душой. Если среди нас появился предатель, значит, это маг, у которого в силу каких-то обстоятельств изъяли часть души. А раз так, то логично будет проверить всех, кто имел доступ к артефакту. Про ритуал я прочитал, когда изучал житие Мурены, кольцо которого ношу с честью, — Юрка продемонстрировал свое сокровище, но дед лишь поморщился и даже не взглянул на него.

— И? — поторопил он Едемского.

— Мурена, как вам известно, участвовал в семилетней войне с иными, в которой маги сокрушили их и заставили подписать договор. Так вот, там описан случай, когда в боевой лагерь вернулись маги, побывавшие в плену у иных. По вашему приказу их обменяли на пленных турронов и эллинов. Бездушного можно вычислить по радужке глаза. Как известно, вокруг зрачка появляются два черных кольца, видимых даже на темно-карих глазах. Но мага без части души внешне невозможно отличить от обычного. И тогда вы лично проводили ритуал измерения целостности их душ. Мурена подробно его описал. На него это произвело очень сильное впечатление.

— Мурена… — неожиданно горько вздохнул Элазар. — Я помню его. Хороший был маг, честный, но глупый, как и все те, кто последовал за недоучками Тиберием и Варро!

Мы с Юркой напряглись. Точнее, замерли, как охотничьи псы почувствовавшие след добычи. В словах Фонтея скрывалась какая-то древняя тайна, и узнать ее можно только от него. Других источников не осталось. Но чародей промолчал, лишь тяжко вздохнул и перевел тему.

— Ксения, ешь. Голодный чародей совершает ошибок больше чем сытый, а тебе многое предстоит.

Да, просто так Элазар не обещал ничего. Раз говорит, что предстоит, значит, предстоит. И я потянулась за своей чашкой. Советы Фонтея всегда оказывались дельными, и ими пренебрегать не стоило.

— Так, теперь поговорим о твоей семье, Юрий.

Едемский чуть не поперхнулся чаем.

— О моей? — удивленно переспросил он.

— Именно. Меня интересует знакома ли тебе фамилия Апехтин?

— Знакома. Но… Я не понимаю…

— Расскажи все, что знаешь.

— Апехтины весьма уважаемый и древний магический род, но за последние века практически потерявший свою магию.

— Понятно, семья строго придерживалась закона о чистоте крови, — подвел итог Элазар. — И честно ему следовала. Да, нелегко приходится людям с честью. Они всегда в итоге оказываются в дураках, как бы неправильно это не прозвучало.

— Почему? — вырвалось у меня. Нас всегда учили, что честь превыше всего, что это понятие граничит с порядочностью и благородством, и вдруг от древнего предка услышать такое… По меньшей мере, странно.

— Потому что жизнь, Ксения, не стоит на месте. Она идет вперед, прогрессируя, а значит, меняясь. А те, кто не успел измениться вслед за нею, остаются за бортом, ибо, я уже говорил тебе, что все понятия условны. Честь — не исключения, а лишь подтверждение правил. Говоря иными словами, что для современного человека честь, то  вполне может быть бесчестием для его древних предков.

— Вы хотели сказать, что для мага хорошо, — попытался поправить его Юрка.

— Что хотел сказать, то я и сказал! — отрезал Элазар, строго взглянув на разом присмиревшего Едемского. — Маги — это люди, которым когда-то давно искусственно привили определенные способности.

Кажется, сейчас Юркин мир рухнул, и даже восстановившись, он никогда не станет прежним. У него был настолько ошарашенный вид, что чашка в его руках накренилась. Из нее на пушистый ковер тонкой струйкой лился чай, оставляя некрасивые пятна.