— Ты заставила меня развязать войну! — продолжало обвинять чудовище. — Ты! Из-за тебя маги перекрыли все выходы! Раньше я хотя бы мог незримо присутствовать рядом с ней, впитывать ее сладость, смотреть, а теперь? Сидим здесь как черви!

Я напряглась, вспоминая, не встречалась ли я в мирской своей жизни с огромным красным истуканом, с массивными рогами и пастью, полной острых, как бритва зубов? Память меня подводила, ибо ничего подобного не было. Слишком уж колоритную внешность имел геф.

Кавецкая поднялась на ноги, отряхнулась, а потом натянула на губы улыбку.

— Вам не хватает энергии душ, Повелитель? — лукаво спросила она.

— Ни одна душа не сравнится с… Впрочем, это не твое дело! Не желаю обсуждать ее ни с кем! Расскажи лучше, как дела в лаборатории.

— Что там может случиться? Там отец, — невесело ответила Франа. — Два эмбриона погибли, остальные пока живы и развиваются. Уверена, мы на пути к цели. Ротрик, скажи, а ты действительно назначишь его верховным магом?

— Кшиштофа? Разумеется, дорогая, ведь гефы никогда не лгут, — монстр улыбнулся, обнажив внушительные клыки. — Они лишь иногда утаивают информацию или выдают желаемое, за действительное. Твой отец умен, Франа, но слаб, подвержен страстям и коварен, как все люди. Поэтому он станет верховным магом, но к тому моменту эта должность не будет значить ровным счетом ничего.

— А я? Я есть в твоих планах?

— Ты? Разумеется. Твое место всегда рядом, сестричка! — и над сводами пещеры загрохотал его раскатистый смех.

— Рядом… — процедила Кавецкая и скривилась, яростно полыхнув желтыми глазами, но туррон это не видел. Или сделал вид, что не заметил.

— Как ты думаешь, почему лишь мы стали относительно удачным экспериментом? С момента нашего рождения, больше не один геф не унаследовал силы магов, — вдруг спросил монстр.

— Откуда мне знать? Разве это не задача пленных ученых, работающих в лаборатории отца?

— Маги слишком технически подходят к решению данной проблемы. Чем больше я об этом думаю, тем больше уверяюсь в том, что дело в ином.

— В чем же?

— В духовности. В единении матери и ребенка. Ведь те три магини, что носили первых гефов, не знали об экспериментах. Для каждой это был желанный плод, с которым делились силой, радостью, если хочешь — любовью!

— Любовью? — усмехнулась Франа. — Не смеши меня! Любовь — это фикция. Или даже хуже. Любовь — это болезнь, делающая людей слабыми, безвольными, доверчивыми и податливыми, как нагретый пчелиный воск!

— Не скажи, — покачало массивными рогами чудовище. — Безвольными людей делает вовсе не любовь, а исключительно личные черты характера. А то, что ты считаешь слабостью, я называю способностью на поступок.

— Хорош поступок — спустить свою душу в унитаз! Поступок — это выжить любой ценой, сохранив себя, не превратиться в пищу для более сильного вида. Вот, что такое поступок.

— С точки зрения гефа, ты, безусловно, права, сестра, но… — Ротрик задумался. В жутком образе появилась некая мечтательность.

— Но? — поторопила его Кавецкая.

— Если бы наши матери не любили нас, Франа, мы бы давно лежали там, где все другие эмбрионы — в мусорном контейнере! — он вдруг бросился вперед и сдавил горло женщины. — Ты хочешь жить?

— Да-а-а! — прохрипела она, пытаясь оторвать от себя красные лапы.

Верховный туррон отпустил. Даже отошел на пару шагов.

— Тогда следует помнить ту, что отдала жизнь и часть своей души, производя тебя на свет. Уверен, если магинь, которым твой отец внедряет оплодотворенные яйцеклетки, не ставить в известность об эксперименте, не тащить их в подземную лабораторию, а наблюдать в привычной для них среде, то на выходе мы получим гораздо больше удачных случаев. Турроны — прошлое, а мы с тобой — будущее, новая раса для нового, совершенного мира!

Кавецкая резко обернулась, намереваясь что-то ответить, но ее отвлек камень, упавший с потолка, прокатившийся по полу и плюхнувшийся в один из ручьев лавы.

— Здесь кто-то есть! Я чувствую! — тихо произнесла она, а я испугалась еще больше. Даже мое астральное тело задрожало. Неужели, заметили?

— Да! Здесь кто-то присутствует! — согласился с ней монстр и вскинул руку. — Там!

Если бы могла, выдохнула бы! Верховный туррон указывал не на меня, а куда-то под своды пещеры. Я проследила за направлением и изумилась. Там весело, переливаясь всеми цветами радуги, астральное тело, очень схожее по очертаниям с человеческим. Проблема в том, что астрально путешествовать могли лишь мы с дедом, а Элазару путь в храм был закрыт. Так кто сейчас находился здесь?

Франа вглядывалась в темноту, но, как и красное чудовище, ничего не видела. Я же наблюдала, как фигура проплыла ко мне, зависла на несколько мгновений, рассматривая, а потом проследовала к арке и растворилась.

— Вызывай турронов, берите артефакты и проверьте все! Не хватало еще, чтобы нас маги засекли, когда мы в двух шагах от победы! — буркнул монстр и уселся на трон.

— Слушаюсь, Повелитель!..

Что происходило дальше, я уже не слышала. Мир завертелся и померк, чтобы через секунду заиграть новыми красками.

— Ксения, маленькая моя, очнись! — шептал родной и любимый голос. Знакомые руки гладили мои щеки, шею, плечи. — Уже рассвет, у нас мало времени.

— Вест! — выдохнула я, и теплые губы тут же накрыли мои, даря ласку, нежность и смысл жизни.

* * *

Утро наступило быстро и, на мой дилетантский взгляд, как-то внезапно. Я даже будильника не услышала, а проснулась от до зубовного скрежета бодрого окрика Кремера:

— Вставай, соня! Душ в твоем распоряжении. На сборы пятнадцать минут!

Опять пятнадцать! Сговорились они, что ли? При этом Вест выглядел замечательно, словно отдохнул, выспался и вообще провел незабываемую неделю на шикарном курорте. Мне же приходилось усилием воли выталкивать свое аморфное тело из уютной теплой кровати. Контрастный душ взбодрил, но настроения не добавил.

На завтрак настоятельно велел спуститься Фонтей. Не то, чтобы я не любила Юлкину кухню, тут дело обстояло как раз наоборот, а вот лишний раз выставлять себя неумехой перед Кремером не хотелось. Мне кулинария пока категорически не давалась. Но приказ есть приказ.

Через несколько минут я уже сидела на знакомой кухне и наблюдала, как Вест за обе щеки уписывает пышный омлет с сыром, заедая его домашними лепешками. Впрочем, завидный аппетит был и у Глеба. Только Элазар сидел молча и подозрительно смотрел на меня.

— Что? — тихо спросила я. Кремер сам настоял, чтобы о путешествии рассказывала при всех, но не думала, что это случится за столом.

— Я жду, Ксения! — строго произнес Фонтей. Похоже, дело обстоит весьма серьезно.

Рассказывала я подробно, слушали меня внимательно. Даже ни разу не перебили.

— А потом я вернулась.

Повисла тишина. Казалось, все заледенели, вмиг перестав жевать. Хотелось крикнуть «Отомри!» или увидеть хоть какую-нибудь реакцию на мои слова.

— Это все! — на всякий случай сказала я, почувствовав себя не в своей тарелке.

Первой, как ни странно, ожила Жавурина.

— Тебе чайку подлить? — заботливо спросила она. И столько неподдельного беспокойства в голосе, что я взглянула на нее очень подозрительно. Так разговаривают только с глупышками, ну или с неизлечимыми больными, а я себя ни к кому из этих категорий пока не причисляла.

— Юлк, в чем дело? — решила все же уточнить.

— Как в чем? Если бы я своего двойника увидела да еще в столь интимной ситуации… Ох, Ксюнь, ты столько пережила! Дева в объятьях безобразного мутанта! Жуть!

Боже! Верните мне подругу! Тут одно из двух: либо романов перечитала, либо так «пожар чресел» повлиял. Диагноз не ясен, но я искренне склонялась ко второму варианту, ибо характер у Жавуриной был нордически стойким.

— Чаю, конечно, подлить можешь, но, уверяю, все там не так страшно было, как ты себе нафантазировала, — осторожно ответила я, наблюдая, как наполняется моя чашка.