Оказалось, что это весьма уместное сравнение.

Каменный нарост блокировал прицел дроу; она не могла попасть в меня, не опустившись на пол. Тогда она бы оказалась в пределах досягаемости моей булавы, но проблема была в том, что я ничего не видел. Мои очки отказали, сбитые взрывом световой горошины, а если бы я их снял — то ничего не увидел бы в кромешном мраке. Может, я и дварф, но глаза у меня всё-таки человеческие, к сожалению.

Но сдаваться я не собирался. Как только я услышал, что она опустилась в грязь, я выскочил из-за укрытия. Я вслепую замахнулся булавой в направлении звука.

Я промахнулся.

Болт из её самострела попал мне в бедро.

Я пошатнулся, ногу охватила боль. Я ударился о стену, и очки слетели. Когда человеческое зрение ко мне вернулось, я увидел слабое синее мерцание волшебного шрама Гамлина; оно сверкало на его ногах, погружённых в грязь. Он стоял в дальнем конце шахты, широко раскрыв глаза. У меня на глазах по полу потекли полосы синего пламени, нащупывая место, где стояла дроу. Его свет коротко осветил силуэт большого круглого предмета на полу — каменной горлянки, которую мы как-то пропустили. Но тогда это было неважно.

Дроу заметила полосы синего пламени, когда Гамлин отвёл назад свою руку, готовясь бросить кинжал. Она резко развернулась и выстрелила. Болт вонзился в грудь Гамлину. Его кольчуга остановила снаряд, но кончик пробил кольца и вошёл достаточно глубоко, чтобы яд попал в кровь. Гамлин пошатнулся, моргнул — потом упал и больше не вставал.

Его синий огонь продержался ещё мгновение. Даже с моим слабым человеческим зрением тусклого мерцания хватило, чтобы показать мне, где стоит дроу. Я с криком швырнул булаву. Гром заполнил шахту, когда оружие ударило дроу по голове.

Она погибла мгновенно, череп раскололся, как пронзённый молнией камень.

Я почувствовал, что слабею. Я сумел развернуться достаточно, чтобы не рухнуть лицом в грязь. Я подумал, что дварфы не должны так умирать. Потом всё почернело.

Ворона? Да-да. Немного терпения. Она ещё сыграет свою роль в моей саге. Правда. Но как насчёт ещё кружечки эля…? Разве такой рассказ того не стоит?

Спасибо.

Мы остановились на том, что я умер от яда дроу. По крайней мере, этого стоило бы ожидать. Но дроу покрыла свои болты не смертельной дозой, а такой, которая только усыпляет жертв. Ей нужны были рабы, а не трупы.

Я проснулся рывком, закричав от боли — Гамлин перевязывал мою рану. Он сказал мне, что болт прошёл полностью через мышцы бедра. Я потерял кровь, но недостаточно, чтобы погибнуть.

Трудясь над моей ногой, Гамлин рассказал мне плохие новости. Пока мы валялись без сознания, Аромикус начал отрастать обратно. Верхний участок шахты был уже заполнен новой растительностью, которая начала смыкаться у верхушки. Нам нужно было поторапливаться, если мы хотели уйти. Даже с волшебными кольцами, которые защищали наш разум — купленными по большой цене вопреки возражениям Фаррика — я чувствовал щекотку Аромикуса, пытающегося пустить корни у меня в голове.

Тем временем Фаррик и сам был поблизости. Пока Гамлин занимался моей раной, Фаррик топал туда-сюда по грязи и кричал, что я в союзе с дроу, что я намеренно завёл его и брата в ловушку, чтобы забрать себе все горлянки. Я кричал в ответ, насколько позволяло моё ослабленное состояние. Если бы это было правдой, указал я, я бы помог ей добить братьев и не получил бы рану, которая едва не оставила меня на всю жизнь калекой.

Он завопил в ответ, что я глупый человечишка, который недооценил подельников. Что дроу всегда предают своих союзников, и им нельзя доверять. Я завопил, что я дварф. И так далее.

Это Гамлин сказал нам заткнуться — мы тратили драгоценное время. Я посмотрел туда, куда он показывал. Над нами некоторые нити грибка разрослись толщиной с мою руку. Одна выпустила головку со спорами. Когда Фаррик тоже устремил свой взгляд наверх, головка потемнела с белой до оранжевой, а потом лопнула, выпустив крохотное облачко спор. Каждый из нас задерживал дыхание как можно дольше, но в конце концов нам пришлось сделать вдох. Когда споры достигли нас, они уже разлетелись достаточно широко. Но всё равно в воздухе чувствовался привкус, похожий на синий сыр. Некоторые споры пустили корни. Я до сих пор чувствую оставшиеся от них шрамы, каждый раз, когда вдыхаю слишком глубоко, несмотря на все выпитые целебные настои. Я начну задыхаться, как старик, если когда-нибудь снова отправлюсь в Аромикус. Как я и сказал, когда начинал эту историю, одного запаха грибов…

Ну ладно, ладно. Не будь таким нетерпеливым. Позволь мне закончить.

Мы торчали на дне шахты, и грибница быстро отрастала. В зарослях наверху ещё оставалась прореха, но протискиваться через неё пришлось бы с трудом. Хуже всего, нам пришлось бы бросить диски с горлянками. Прямо перед нами было целое состояние, собранное в кучу — но забрать его с собой было нельзя.

Я глазам поверить не мог — на дне заросшей грибами шахты находилось всё моё будущее. Я не мог вернуться подмастерьем в карьер — только вернув туда позаимствованные диски. Конечно, это было бы неважно, если бы я разбогател. Я бы за них заплатил — вдвое дороже. Но теперь меня заклеймят вором.

Этого было достаточно, чтобы разрыдался даже самый стойкий из дварфов.

Пока Фаррик жаловался, а я пытался вбить в него немного здравого смысла, Гамлин обыскал тело дроу, пытаясь понять, какие из безделушек позволяли ей левитировать. Он нашёл один из этих медальонов, которые так любят дроу, но не смог заставить его сработать. Ничего удивительного; даже знай он их язык, он не знал командного слова. А Аромикус тем временем продолжал расти. К тому времени, как Фаррик замолчал, прореха наверху стала ещё уже. Нам пришлось бы прорубаться.

Но я сказал братьям, что есть одно утешение. Они смогут вынести несколько горлянок, если опустошат свои ранцы. Достаточно, чтобы покрыть стоимость защитных колец и целебных настоев, приобретённых Фарриком для нашей экспедиции, плюс небольшая прибыль для каждого из нас. Хватит на еду и эль на пару месяцев, пока мы решим, что делать дальше.

Фаррик спросил, что тогда понесу я. Я указал на то, что мне и без тяжёлого ранца сложно будет подниматься. Моя раненая нога всё усложняла. На самом деле, она уже онемела. Если они хотят уменьшить мою долю, меня это устраивает, сказал я.

Фаррик был готов согласиться, но Гамлин покачал головой и сказал, что нам лучше поторопиться, иначе никто из нас не вернётся вообще.

Братья принялись за работу, опустошая свои ранцы и наполняя их каменными горлянками. Тем временем, я пошарил вокруг в поисках каменной горлянки, которую заметил в свете синего пламени Гамлина — той, которую мы пропустили. Решил, что могу добавить её к остальным. Однажды, если нам повезёт, Аромикус может опять отмереть. Тогда мы вернёмся и заберём нашу награду.

Моя рука задела что-то твёрдое. Я почувствовал отверстия на гладкой, округлой поверхности. Она легче, чем должна быть, подумал я и достал её из грязи. Она казалась тонкой и полой. В следующее мгновение я увидел почему. Я нашёл не горлянку, а череп. Скользкая плесень шлёпнулась из глазницы на мою руку и потекла вниз. Челюсть висела на ниточке.

Я едва не выронил череп от отвращения. Потом присмотрелся поближе. У черепа был толстый лоб, широкие скулы и квадратные очертания.

Он — или она — принадлежал к народу дварфов. Кто бы это ни был, он умер уже довольно давно — на костях не осталось даже клочка бороды или кожи.

Если мы не поторопимся, то закончим точно так же.

Я положил череп на вершину одной из куч с горлянками, пока Гамлин и Фаррик пытались зашнуровать свои ранцы. Они покосились на него, но ничего не сказали. Были слишком заняты, сопели под весом своего груза. Мне стало интересно, смогут ли они подняться.

Как-то они справились, потея от напряжения. Мне пришлось тяжелее. Даже без ранца весь подъём я провёл со стиснутыми от боли в ноге зубами, пытаясь не потерять сознание.

На вершине нам пришлось прорезать себе путь наружу. Будучи без ранца, который мог бы меня задержать, я перевалил за край первым, протиснувшись через грибную паутину. Я окинул взглядом коридор, который вёл наружу — и увидел, что он целиком заткнут грибами. Мы попали в ловушку!