Подводя итог: высшая стадия капиталистического развития соответствует в развитых капиталистических странах низкому уровню революционного потенциала. Это достаточно знакомо и не потребовало бы дальнейшего обсуждения, если бы не тот факт, что за внешним видом скрывается совсем иная реальность (которая достаточно реальна!). Внутренняя динамика капитализма изменяет, с изменениями в его структуре, модель революции: она не только не сокращает, а расширяет потенциальную массовую базу для революции, и это требует возрождения радикальных, а не минимальных целей социализма.

Адекватная интерпретация парадоксальной связи между разрушительным ростом капитализма и (кажущимся и фактическим) снижением революционного потенциала потребовала бы тщательного анализа неоимпериалистической, глобальной реорганизации капитализма. Большой вклад в такой анализ был сделан. Здесь я попытаюсь, на основе этого материала, только сосредоточить обсуждение на перспективах радикальных перемен в Соединенных Штатах.

Преобладание нереволюционного – нет, антиреволюционного – сознания среди большинства рабочего класса бросается в глаза. Безусловно, революционное сознание всегда выражало себя только в революционных ситуациях; разница в том, что сейчас положение рабочего класса в обществе в целом препятствует развитию такого сознания. Интеграция большей части рабочего класса в капиталистическое общество не является поверхностным явлением; она уходит корнями в саму инфраструктуру, в политическую экономию монополистического капитализма: преимущества, предоставляемые столичному рабочему классу благодаря сверхприбыли, неоколониальной эксплуатации, военному бюджету и гигантскому правительству субсидии. Сказать, что этот класс может потерять гораздо больше, чем свои цепи, может быть вульгарным заявлением, но оно также верно.

Легко отмахнуться от аргумента о тенденциозной интеграции рабочего класса в развитое капиталистическое общество, заявив, что это изменение относится только к сфере потребления и, следовательно, не влияет на «структурное определение» пролетариата. Сфера потребления является одной из областей социального существования человека и как таковая определяет его сознание, которое, в свою очередь, является фактором, формирующим его поведение, его отношение как на работе, так и на досуге. Политический потенциал растущих ожиданий хорошо известен. Исключить сферу потребления в вывод более широких социальных аспектов из структурного анализа нарушает принцип диалектического материализма. Тем не менее, интеграция организованного труда является поверхностным явлением в другом смысле: она скрывает дезинтегрирующие, центробежные тенденции, выражением которых она сама является. И эти центробежные тенденции не действуют за пределами интегрированной области; в этой самой области монополистическая экономика создает условия и порождает потребности, которые угрожают взорвать капиталистическую структуру. Предвосхищая последующее обсуждение, я напоминаю классическое утверждение: именно огромное богатство капитализма приведет к его краху. Станет ли общество потребления его последней стадией, его могильщиком?

Кажется, мало доказательств для утвердительного ответа. На высшей стадии капитализма самая необходимая революция оказывается самой маловероятной. Наиболее необходимо, потому что установленная система сохраняет себя только за счет глобального уничтожения ресурсов, природы, человеческой жизни, и преобладают объективные условия для ее прекращения. Этими условиями являются: общественное богатство, достаточное для ликвидации бедности; техническое ноу-хау для систематического использования имеющихся ресурсов для достижения этой цели; правящий класс, который растрачивает, арестовывает и уничтожает производительные силы; рост антикапиталистических сил в Третьем мире, которые уменьшают резервуар эксплуатации; и огромный рабочий класс, который, отделенный от контроля над средствами производства, противостоит небольшому паразитическому правящему классу. Но в то же время власть капитала, распространенная на все сферы труда и досуга, контролирует основное население через товары и услуги, которые оно предоставляет, и через политический, военный и полицейский аппарат ужасающей эффективности. Объективные условия не преобразуются в революционное сознание; жизненная потребность в освобождении подавляется и остается без власти. Классовая борьба протекает в формах «экономического» соревнования; реформы не предпринимаются как шаги к революции – субъективный фактор отстает.

Однако было бы неправильно интерпретировать это несоответствие между необходимостью и возможностью революции только в терминах расхождения между субъективными и объективными условиями. Первые в высокой степени гармонируют со вторыми: реформистское или конформистское сознание соответствует достигнутой стадии капитализма и его вездесущей структуре власти – ситуации, которая концентрирует политическое сознание и восстание в неинтегрированных миноритарных группах, среди рабочих (особенно во Франции и Италии), а также среди средний класс. Парадокс «невозможной» революции находит свое решение именно в самих объективных условиях.

Рестабилизация капитализма и неоимпериализма, начавшаяся после Второй мировой войны, еще не подошла к концу – несмотря на Индокитай, несмотря на инфляцию, международный валютный кризис и растущую безработицу в Соединенных Штатах. Система все еще способна «управлять», благодаря своей экономической и военной мощи, обостряющимися конфликтами внутри и за пределами своего доминиона. Именно беспрецедентные возможности капитализма 20-го века приведут к революции 20-го века – революции, однако, которая будет иметь основу, стратегию и направление, совершенно отличные от ее предшественников, особенно от русской революции. Его отличительными чертами были лидерство «идеологически сознательного авангарда», массовая партия в качестве его «инструмента», основная цель – «борьба за государственную власть».

Не случайно, что такого рода революция никогда не могла произойти на Западе. Здесь капиталистическая система не только достигла многих целей, которые в слаборазвитых странах были движущей силой современных революций, но капитализму также удалось благодаря постоянному росту доходов, усложнению инструментов посредничества, международной организации эксплуатации предложить для большинства населения возможность выживания и, зачастую, частичное решение насущных проблем.

Растущее удовлетворение потребностей, даже превышающих потребности в средствах к существованию, также меняет черты революционной альтернативы: она становится проектом построения социального порядка, который способен «не только производить больше и лучше распределять продукт, но и производить другим способом другие товары и давать новую форму человеческих отношений».

Массовая база, созданная отношениями между капиталом и трудом в 18 и 19 веках, больше не существует в метрополиях монополистического капитала (и постепенно изменяется в более отсталых капиталистических странах), и создается новая база, расширение и трансформация исторической динамики способа производства.

На последнем этапе экономической и политической концентрации отдельные капиталистические предприятия во всех секторах экономики подчиняются требованиям капитала в целом (Gesamtkapital). Эта координация происходит на двух взаимосвязанных уровнях: через нормальный экономический процесс в условиях монополистической конкуренции (растущий органический состав капитала; давление на норму прибыли); и через «государственное управление». Следовательно, все больше слоев ранее независимых средних классов становятся прямыми слугами капитала, занятыми созданием и реализацией прибавочной стоимости, будучи отделенными от контроля над средствами производства». Третичный сектор» (производство услуг), издавна необходимый для реализации и воспроизводства капитала, набирает огромную армию наемных работников. В то же время все более технологический характер материального производства вовлекает в этот процесс функциональную интеллигенцию.