— Пышка, ну ты чего? — Удивленное лицо появляется на пороге комнаты.

— Ой, не могу я, Живило, — фамилию у осла знатная, мещанская, да. — Все, тебе пора.

Разворачиваю его в направлении двери и даю вектор.

— Давай-ка, собирайся и улепетывай на все четыре стороны, откуда ко мне дорогу нашел. И с бредом своим больше не приходи. С родителями сам разбирайся, это уже не мои проблемы. А я занята! Видишь, — окидывая себя рукой. — Ждала гостя, а тут ты.

— Но… — пытается что-то вставить, а я не даю.

— Живей, Живило! — о, как каламбурно вышло, надо запомнить, хотя нет, не надо. — Искренне надеюсь никогда больше не лицезреть твое сисадминское лицо.

Едва он втиснулся в ботинки, хватаю его куртку, открываю дверь и выставляю с вещами за порог. Там оденется.

Мне только кажется, или моя жизнь действительно превратилась в калейдоскоп непрерывного треша? Сажусь на пуфик в коридоре, пытаясь прийти в себя, после только что пережитой сцены. Невольно кидаю взгляд на порванные кеды — единственную обувь, некогда пригодную для носки в демисезон, пока не выпал снег. Итак, на счету пятьсот рублей, зарплата только через четыре дня, а носить мне нечего. Чудесно. Надо было хоть с Живило взять денег за моральный ущерб. А почему бы, собственно, и нет?!

Резко открываю входную дверь, осла уже нет, но далеко он вряд ли ушел. Ору на всю мощь: Андрей!

Слышатся быстрые шаги по лестнице и через пару секунд появляется лицо, освященное надеждой. Обломись, Живило.

— У тебя пара тысяч есть с собой?

— Есть. — Недоуменно пялится на меня.

— Дай, — протягиваю к нему руку.

Он сводит на переносице брови, как делает всегда, когда упорно размышляет, но все же тянется к карману джинс и достает портмоне. Открывает и я вижу, что там лежат несколько тысячных купюр и одна заманчиво оранжевая. Аккуратно вытаскиваю ее пальцами из кошелька бывшего и говорю:

— Отдам с зарплаты, не ссы. Приходи через четыре дня! — и захлопываю дверь прямо перед носом шокированного мужчины.

Конечно, отдам, не надо мне его подачек. Если осмелится снова прийти, конечно. После моей выходки, уже не уверена. А что он думал, придет, а тут его мягкая Инна ждать будет, которая окружит его заботой и лаской, как вторая мамочка? Было уже, плавали, знаем к чему все привело.

Улыбаюсь по пути в свою комнату, ведь одна из насущных проблем решена. Завтра с утра пораньше забегу в магазин за сапогами, а на работе предупрежу, что задерживаюсь. Может, и остальные проблемы как-нибудь рассосутся сами по себе?

Эх, пусть завтрашний день будет лучше! Едва касаюсь лицом подушки, как улетаю в царство Морфея, бороздить миры и биться с собственными демонами.

Глава 9. Ложка дегтя

Илья.

А в голове: вертолет, вертолет, вертолет. А на душе: хоровод, хоровод, хоровод.

Но это так, лирическое отступление. Надо завязывать с задушевными разговорами один на один с бутылкой крепкого, ирландского. На кой черт я вчера так надрался? Ах да, повод что надо — неадекватная Мандаринка.

С ней, что ни встреча, то вынос мозга. Скоро превращусь в припадочного с вечно дергающимся глазом. Помнится, вчера прежде, чем вырубиться, точно решил — завязываю с рыжими. И какого, спрашивается, хрена, преследуемый жестким похмельем, снова несусь в маркетинг, едва стрелки офисных часов приблизились к десяти?

По-ходу, это заразно! Психическая неадекватность, иррациональное поведение, эмоциональный раздрай. Точно, это новый вирус, передается воздушно-капельным, от очень красивых мандаринок. Боюсь даже представить, что бы случилось, поцелуй я ее вчера. Наверно, пришел бы сегодня на работу голый и всем показывал свои причиндалы, не меньше!

Все. Просто загляну, удостоверюсь, что цела, здорова и, как всегда, остра на язык и скроюсь в сумраке коридора, забыв дорогу до этой клоаки. А потом…потом подыщу себе адекватную мадам, без заскоков, завышенных требований, и, однозначно, молчаливую. И фиг с ней, если будет брюнеткой без форм! Смирюсь, откормлю. Не велика задача. Главное, чтобы ёкало, была не замужем и хотела семью.

И маме понравилась.

Хотя с этим, мне кажется, проблем, по умолчанию, возникнуть не может. Она так давно причитает, что любимый сын к тридцати так и не остепенился, — да, да, она не скрывает, что я любимчик, — что смирится даже с трехногой инопланетянкой, назови я ее невестой.

Останавливаюсь на пороге клоаки, читай, отдела маркетинга, и сразу кидаю взгляд на стол бестии. Пустой. Внимательно обвожу взглядом кабинет, сканируя на наличие рыжей шевелюры — безрезультатно. Зато натыкаюсь на голубоглазую блондинку, брошенную мной вчера в одиночестве, в непонятном даже для меня самого порыве. Ее голубые глаза пристально рассматривают меня, словно сканируя, оценивая, но широкая улыбка не сходит с губ. Затем она поднимается с места и, поправляя тесную юбку, направляется ко мне. Пока она идет, подмечаю, что у нее не такая уж идеальная фигура, только грудь и выделяется, и то, на проверку, насколько помню, оказалась сильно отредактированной хорошим пуш-апом. И походка — наигранная такая, отрепетированная, слишком киношно-соблазнительная, что ли. На лицо хороша, и глаза голубые, но пустые какие-то, без глубины. Да еще этот характер… И почему я на ней так зациклился?

— Как мило, что ты пришел извиниться, Илья, — ласково говорит она, поглаживая пальчиками лацкан моего пиджака. — Но знай, я совсем не сержусь на тебя. Я хорошая девочка?

Поднимает свои глаза, а там — Кот из Шрека отдыхает! Опять затеяла свои игры. Неужели я стал так мил и угож из-за собеседований? Но каков гонор — считает, что я должен извиниться?!

— Вообще-то, я ищу рыжую, — с наслаждением наблюдаю, как Настёна меняется в лице. — Хотел спросить, как она себя чувствует. Ее сегодня нет?

— Звонила, сказала опоздает. — Холодно отвечает блондинка. Но тут же меняет тактику, переходя в режим "кошечки". — Пообедаем сегодня вместе?

— Буду занят. Как придёт — пусть меня наберёт, о'кей?

Дожидаюсь кивка, и ретируюсь. Может и не передать ведь. Стоит только почувствовать конкуренцию — все, Настёна объявит войну. Мандаринке не выжить.

Поглощенный работой, не замечаю, как приближается время обеда. Рыжая так и не позвонила, так что нахожу, не без труда, ее добавочный номер, поскольку с трудом вспоминаю настоящее имя Мандаринки, и набираю.

— Инна Разумовская, слушаю Вас. — Сразу хренею от ее низкого сладкого голоса в трубке и напрочь забываю собственное обещание больше к ней не приближаться.

— Жива? — спрашиваю, а сам почти трясусь от сдерживаемого желания бежать к ней со всех ног.

— Да. — Слышится удивленное. — Спасибо, что поинтересовались.

И молчит. Я тоже молчу, слушая ее дыхание. Я болен, точно, болен.

— Пообедаем?

— Я не голодна. — Опять за свое.

— Снова подвергнешь пытке мандарины?

— Илья Геннадьевич, отвали, а?! — гневно шипит в трубку и прерывает связь.

Вот дурында. Реально ведь, не поест даже. Встаю с рабочего места за пятнадцать минут до положенного времени, но кто меня, начальника, остановит и отправляюсь в кафе здорового питания по самым пробкам. Беру томатный суп с чечевицей и куриную грудку с овощами на пару. Все очень здоровое и мерзко диетическое. Теперь, Мандаринке не отвертеться!

На эти нехитрые действия ушел целый час, так что в офис возвращаюсь уже почти к окончанию обеденного перерыва. Захожу в кабинет отдела маркетинга, и на удивление, он пустует. За исключением одной несносной нимфы и серой мышки рядом с ней. Ставлю перед рыжей контейнеры с едой и гордо знаменую:

— Вот, держи, диетическое.

Ожидаю похвалы, награды за подвиг и даже поцелуя, чем черт не шутит, но никак не взгляда, способного убить на месте. Серые омуты обволакивает гнев, нет, ярость, какой я у нее еще не видел. Она вскакивает с места, хватает контейнеры, и швыряет их мне в лицо, с оглушительным: "Вот ты скот, Хромов!". Затем стремительно выходит из кабинета, оставляя меня в недоумении и чечевице из супа, что пейзажно растекается сейчас по серой водолазке и пиджаку.