— Нет, не понимаю, — честно признаюсь я. — Что за временное помутнение было тогда пару месяцев назад? Ты же мне лапши килограммов тридцать навешал. А потом уехал, и все забылось вновь, да?

— Хорошо, я струсил, тебя такой ответ удовлетворит? Вернулся и не смог Варе ничего рассказать. Ты осталась в другом городе, а она была рядом. Наши родители готовились к свадьбе.

— Как же решился в этот раз?

Стас отводит взгляд в сторону окна. Меня осеняет.

— Ох-ре-неть, — выдыхаю я по слогам. — Ты никому не сказал, да? То есть стелешься тут передо мной, ковром персидским, ковыряешь пальчиком мой хрупко выстроенный без тебя мир, а сам обложился подушками безопасности?

— Агги, — хватает мою ладонь.

Я круто разворачиваюсь и вылетаю из кухни. Успеваю отмерить десяток шагов по комнате, прежде, чем появляется Стас.

— Агги, я просто не смог. Но я всё решил. Поехали домой вместе. Скажем всем, и будь что будет.

— Какой же ты эгоист! Ты же никогда не изменишься… Сейчас хочу, завтра не надо. Всегда таким был.

— Видишь, ты знаешь все мои недостатки и все равно любишь. Никто кроме тебя так не умеет.

Я замираю посреди комнаты. И меня словно… Да-да, озаряет. Я оглядываю обстановку старой обшарпанной однушки на севере Москвы и все, все понимаю. Это из-за него я оказалась здесь. Из-за него все последние годы так отчаянно сражалась со столицей и каждый чертов раз проигрывала, лишь обивая колени при жёсткой посадке на землю. Из-за него получила самую бесполезную в мире профессию. Из-за него отдалилась от семьи. Из-за него не позволяла себе выстроить нормальные отношения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И стоило свету в конце этой гребанной шахты, в которую я провалилась, наконец, забрезжить, он снова пытается меня закопать. Голыми руками. Давит на голову, вдавливая все глубже, запихивает сырую землю мне прямо в глотку и убеждает, что там, на дне, я буду счастлива.

Хрен тебе моржовый, а не счастье, Стас.

Меня задолбало жрать землю. Потому что… Боже, это реально оно — озарение.

Я его больше не люблю.

Закусываю губу, лишь бы не улыбаться во все тридцать два, он же все поймет не правильно. Огибаю долговязый силуэт, подхожу к древней тумбе в коридоре, достаю старый блокнот и ручку. Вырываю листок и пишу всего одно слово — крупно, размашисто.

Стас все это время не шевелится. Наблюдает за мной с растерянным видом. Я подхожу к нему с листком бумаги, протягиваю заветное слово.

— "Нет", — читает он. — Что это значит? — поднимает серые глаза на меня.

— Это ответ на твой сегодняшний вопрос. Помнишь, в записке? "Нет" — это ответ. Я тебя не люблю.

— Все ещё злишься, — комкает листок, отшвыривает его в сторону. — Там не было такого варианта. Только "да" и "очень".

— А я ни "да", ни "очень", понимаешь? Я тебя вообще больше никак… Наверное, уже давно. Просто, как и ты, боялась признаться. Ты же тоже меня не любишь.

— Люблю!

— Не-а. Любил бы — приехал шесть лет назад. Любил бы — не стал за моей спиной…

— Господи, мне было семнадцать, девчонки сами вешались!

— А ты не отказывал…

— Да кто откажет? Тыкни мне пальцем в такого святошу. В семнадцать никто не может быть моногамным! — Стас начинает расхаживать по комнате, энергично размахивая руками.

— А в двадцать четыре? Ты же и с Варей так поступаешь.

— Нет, я… с тобой не считается! Это не измена.

— Какие гибкие границы у твоей верности, — фыркаю я.

Смешно, честное слово, смешно. И почему раньше меня все это не напрягало? Где были мои глаза? Уж явно не на лице.

— Агги, — выдыхает он, делает шаг вперед, я ускользаю от его рук подальше, к окну.

Хватаю клетку с Дегу, выставляю перед собой.

— Вот, это подарок на вашу свадьбу. Забери ее с собой, привезёшь домой, скажешь Варе, что специально за ней ездил. Для нее.

— Что это за крыса?

— Это белка Дегу. Варя мечтает о ней с десяти лет.

Стас берет клетку из моих рук и приподнимает ее вверх, заглядывая внутрь. Дегу прилипает к прутьям, просовывая свой серый носик в щель, и быстро поводит им туда-сюда, изучая нового человека. Изученным она явно остаётся недовольна, потому что тут же ее когтистая лапа хватает один из прутиков и швыряет его в лицо незнакомцу.

Я сдавленно смеюсь, видя реакцию зверя. Ещё один жирный знак. Животные ведь чувствуют людей. И если к Рижскому на руки она запрыгнула сразу, то Стас явно будет лишен такой привилегии.

— Привыкай, в ближайшие лет десять вам жить под одной крышей.

— Что? Нет. Я не возьму этого вредителя. И свадьбы не будет, я же сказал!

Он гневно пихает клетку мне в руки и раздувает ноздри.

— Хорошо, — говорю я.

— Хорошо? — запускает руки в карманы.

— Да, тогда я оставлю ее себе.

Поворачиваюсь к окну, возвращаю клетку на подоконник, беззвучно вывожу губами "умница, девочка". Блин, она хоть девочка? Я ж не проверяла.

Мужские руки неожиданно берут меня в кольцо. Жесткое, неуютное.

— Не надо, Стас. Я же все сказала уже. Я тебя не люблю, ты меня не любишь, перестань цепляться за прошлое.

— Но как? Я же… ты моя, Агги. Всегда была.

— Но я уже не та. Неужели ты не заметил? Ты так ухватился за прошлое, а я уже далеко в будущем.

Аккуратно снимаю с себя его руки, высвобождаюсь из удушающих объятий.

— Это не ты!

— Да я это, я! Мне нравится моя татуировка, и я точно набью себе ещё в ближайший год. Нравится экспериментировать с волосами. Нравится ярко краситься и носить неподобающе короткие шорты. А ещё падать на колени незнакомцев в метро, и на первом же свидании заходить непозволительно далеко.

— Что? — краснеет Стас.

— Не бери в голову, — машу ладонью. — Просто я влюблена. Это любовь с первого взгляда. И она настоящая.

Расплываюсь в глупой улыбке, стоя напротив человека из прошлого.

— Ты про своего шефа?

— Ага.

— Да он тебя держит за офисную ш… Ай!

Договорить свои уничижительные слова Стас не успевает, потому что складывается в три погибели и сдавленно шипит. Нет, в этот раз он не встретился с моей ногой, хотя стоило бы отработать на нем мои коленно-прикладные навыки за эти ядовитые вбросы. В этот раз за мою честь вступается Дегу. Она повисает на его волосах, крепко вонзив когти в голову. Черт, да как она выбирается из этой долбанной клетки каждый раз?

Бывший друг активно машет руками, пытаясь согнать зверя со своей головы, и орет, как потерпевший. Я даже не пытаюсь ему помочь. Давай, подруга, отомсти ему за всех девчонок.

Белка словно слышит мои мысли. Перебегает на затылок Стаса и начинает скользить вниз по шее, оставляя кровавые борозды за собой. Умница.

— Сними эту тварь! — не унимается Григорьев.

И не подумаю. Мало ещё она его. Может подсказать ей, где у него орешки хранятся? Пусть отгрызет!

Но Дегу спрыгивает с высокого человека и пулей вылетает в сторону кухни. Опять стол пошла грызть, зараза!

Ладно, сегодня можно. Даже отсыплю ей макарон. Макароны!

Бегу вслед за белкой на кухню и застаю уже настоящее пожарище. Вся вода в кастрюле выкипела, сама посудина вся почернела, пластиковые ручки уже оплавились, и маленькое пространство заволокло черным дымом. Черт! И как я не почувствовала запаха гари!

Экстренно открываю форточку на проветривание и ору, когда вижу, что полотенце, издавна покоящееся на ручке духовки, загорелось. Да как вообще?

— Принеси таз с водой из ванной! — кричу Стасу.

— Разбирайся сама, — прилетает мне в ответ, а затем слышится щелчок входной двери.

Вот и точка. Жирная, гадкая, уродливая.

А бывает ли иначе в таких историях?

Быстро бегу в ванную, проклиная по пути отсутствие минимальных навыков джентльменства в своем бывшем. И в очередной раз сравниваю его с Рижским. Тот даже за душевую шторку меня не кокнул и за ошпаренные причиндалы. А этот…