Но если было бы так уж все равно, зачем же писателю понадобилось обращение к фантастике? (Кстати сказать, в "Искателях" мы встречаемся точно с такой же картиной. Локатора, над которым бьются гранинские изобретатели, если не ошибаюсь, не существует и по сей день. Следовательно, мы имеем дело не со случайным, а с осознанным и повторяющимся приемом.) Я совершенно не согласен с А. Шаровым, который утверждает: "Внимательно изучив физику, вообще современную советскую науку, писатель "пересаживает" ее деятелей в третьестепенную для физики, но зато доступную восприятию неподготовленного читателя область изучения грозы. Читатель избавляется от необходимости напрягаться, чтобы понять научную сторону предмета" [ "Вопросы литературы", 1964, № 8, стр. 61. ]. Я не верю, что Д. Гранин остановился на геофизике, убоявшись трудностей квантовой механики. Дело совсем не в этом. Писателю понадобился образ грозы как символ непокорной, воистину грозной силы, с которой вступил в единоборство человек, вспышки гранинеких молний ярко озаряют столкновения людей. Это как раз обратно тому, что утверждает А. Шаров: не незаметную, третьестепенную область науки выбирает писатель, а наоборот - он создает такую, которая приподнимает и романтизирует его героев. Именно об этом говорит и название книги.
Я еще раз обращусь к Р. Брэдбери, к его рассказу "Были они смуглые и золотоглавые". Это рассказ о том, как Марс переплавляет в своем горниле землян; его почва, его воздух, его вода преображают все земное - трава приобретает нежно-лиловую окраску, женщины становятся красивыми и молодыми, у всех появляется коричневая кожа и золотые глаза. Откуда-то они узнают старинные и никогда им не ведомые марсианские слова и превращаются в марсиан, оставаясь людьми. Вот так и научная тематика должна быть переплавлена в горниле художественности, пока она не потеряет своего наукообразия и не примет приличествующий художественной литературе облик. Надо сказать, что это нелегко, как вообще нелегко создавать искусство слова. Создавать научную фантастику "тускарорского" типа значительно проще. А спрос она все равно находит.
Однако если и можно иногда простить литературную недостаточность автору иной свежей, оригинальной гипотезы (иногда привлекает и просто игра ума), что же можно сказать еще об одной, весьма своеобразной отрасли нашей научной фантастики, фантастики, в которой нет ни фантазии, ни литературы. Возьмем, например, наиболее известную (в некотором смысле слова можно даже сказать лучшую) трилогию Вл. Немцова о двух молодых людях - Вадиме и Тимофее. Два свидетельства по части того, как в трилогии обстоит дело с фантастическим началом.
Вот что сообщает издательская аннотация: "В романе "Альтаир" молодые люди отправляются в погоню за исчезнувшим телевизионным передатчиком, в повести "Осколок солнца" они попадают на "зеркальное поле", где проводятся опыты использования солнечной энергии, в романе "Последний полустанок" претерпевают всяческие приключения на Земле и в космосе..." [В л. Немцов, Альтаир. Осколок солнца. Последний полустанок. М., изд-во "Советский писатель", 1965, стр. 4. ] Поясню, что под приключениями в космосе не надо понимать полет на другие планеты (хотя Земля и написана с прописной буквы), просто друзья перелетели из-под Киева на Кавказ, случайно (и неправдоподобно) попав в летающую лабораторию, нечто вроде модернизированного дирижабля. Итак, фантастика о дирижаблях.
Впрочем, как мы сейчас увидим, даже сам автор не решается назвать свой роман фантастическим.
Вот что говорит автор (хотя и в третьем лице): "Первые две книги автор назвал научно-фантастическими, а потом, убедившись, что фантастики в них мало и повествуют они о сегодняшнем дне, автор написал в подзаголовке третьей книги просто "роман".
(Уточню логику: убедившись, что фантастики мало в первых двух ннигах, автор снимает рубрику с третьей. - В. Р.) Автор считает своим долгом предупредить, что в них нет полетов в дальние галактики, нет выходцев с других планет, нет всесильных роботов... Автор не берется предугадывать, какой будет техника через много лет, - жизнь часто обгоняет мечту. Но как хочется помечтать о чистых сердцах и о том, как бы сделать всех людей хорошими!" Желание сделать всех людей хорошими можно только поддержать, а в том, что фантастики маловато, собственно говоря, никакого преступления нет. Как известно, можно писать неплохие книги и совсем без фантастики. Но раз автор "не берется", может быть, не стоит и претендовать на титул "научного фантаста". Очевидно также - это следует из слов самого Вл. Немцова - что к его произведениям надо подходить с меркой требований самой обыкновенной прозы. Ведь фантастики в них ничуть не больше, а то и меньше, чем у Д. Гранина.
Но появление такой книги среди обычных романов, без защиты броневым щитом - "научная фантастика", почти невозможно.
Я приведу только одну цитату, показывающую "объемность" психологических характеристик немцовских "чистых сердец": "Многие девушки высмеивали редкую прямолинейность Багрецова, его искренность и полное отсутствие дипломатии. А у него это было нечто вроде жизненного принципа. Он считал, что хитрить можно лишь в борьбе с врагом, да и то это называется не хитростью, а стратегией. Он учился играть в шахматы, но безуспешно - ведь там нужно придумывать разные комбинации, а у него такого таланта не было. На футбольном поле он никак не мог оценить искусства технических игроков с их обманными движениями: финтами, уловками. Конечно, игра есть игра, но внутри поднималось что-то вроде протеста..." И так страница за страницей, огромные тома... Переиздание за переизданием, вот что делает маленькая рубрика! А ведь еще Иоганнес Бехер говорил: "Нельзя забывать, что наряду с реализмом, натурализмом, символизмом, экспрессионизмом (научной фантастикой. - В. Р.) и прочими измами существует еще кое-что - оно не укладывается ни в одну из этих рубрик, а попросту говоря, находится по ту сторону всех "измов" и ничего общего с ними не имеет, потому что оно просто-напросто плохо".
