Если воспользоваться современной терминологией, то, видимо, данное общество принадлежит к биологической цивилизации.
Физически марсиане очень похожи на людей, хотя развивались независимо. В книге есть одно любопытное рассуждение, право же, словно взятое у И. Ефремова: "Было, разумеется, космически логично что на Марсе носители высшей жизненной потенции отлились в те же формы, как и на Земле. Не случайность, а естественная необходимость создала человека - с его гордо выпрямленным вертикальным хребтом, с крупным и развитым мозгом в крепком и благородно очерченном черепе, возносящемся к небу, как фонарь на башне маяка, с голой, чувствительной, богатой нервами кожей, с обостренными чувствами и такими совершенными органами тела, как пара ловких рук..." В предыстории Марса были и машины, н разрушительные войны. Автору не хватает только термина "атомная бомба", чтобы обозначить вот такое средство массового уничтожения: "Народы и государства восстали друг на друга с оружием, о видах и силе которого сохранились лишь старые рассказы. Действием его стирались с лица земли не только целые полчища, а даже огромные города".
Теперь же, видимо, как реакция на бурно проведенную молодость, на планете царит почти аркадская идиллия. Но за ее зеркальной поверхностью прячется, например, жестокая евгеника (опять-таки беря современные понятия), пуританская нетерпимость. Перед нами усовершенствованная Спарта, где оставляют жить лишь все самое здоровое и полноценное. Мужчины после рождения в семье определенного количества детей стерилизуются. Брачный союз вечен и нерасторжим, врачующиеся выжигают у себя на груди портреты друг друга, дабы дорогие образы проникли в сердце. Старики расстаются с жизнью добровольно, уплывая на лодке по Каналу Смерти.
Земляне, обыкновенные грубые солдаты, не могут примириться с такой ненормальной обстановкой, они начинают отчаянно тосковать по Земле, совершать опрометчивые поступки и нарушать налаженный строй марсианской жизни.
Бегство не удалось.
Этот во многом наивный роман стоит вспомнить именно как параллель к толстовской "Аэлите", появившейся в 1923 году.
"Аэлита", пожалуй, первое в русской и советской литературе произведение подлинно художественной фантастики. Как я уже говорил, Алексея Толстого вовсе не заботит научная достоверность, его волнуют гораздо более важные для литературы художественно-поэтические задачи. Великолепный пример - это пролет корабля через голову кометы. Гусев стоит у окошка и командует примерно так: "Легче - глыба справа...
Давай полный!.." И как ни странно, такие вещи не производят впечатления ни фальши, ни пародии.
Они органичны в этой книге.
Главное в "Аэлите" - свежий ветер революции, который толкает людей на самые невероятные поступки и подвиги: нет ничего невозможного в этом взлохмаченном, голодном, прекрасном и яростном мире. На Марс так на Марс, за чем дело стало, товарищи! Прочтя объявление инженера Лося, красноармеец Гусев и вообще жители Петрограда даже не слишком удивились. Духом обновления всего: Земли, Марса, человеческих душ - веет со страниц "Аэлиты".
Для чего летит на Марс инженер Лось? В сущности, это тоже бегство: тоска по погибшей жене, душевная неустроенность, даже разочарованность в жизни. Неврастенический, нерешительный Лось резко не похож на будущих традиционных космических капитанов - с лицами и сердцами, словно вытесанными из камня. Почему у А. Толстого получился именно такой характер, нетрудно догадаться. Ведь "Аэлита" писалась в эмиграции, где находился тогда писатель, внутренне уже порвавший с нею, но находящийся еще за границей. Вероятно, этими особенностями душевного состояния автора объясняется и та поразительная лирическая сила, которой пронизана любовь Лося и Аэлиты, любовь, преображающая этого раскисшего, размягченного человека.
Вырвавшись из объятий Аэлиты, он берет маузер и уходит к Гусеву, к восставшим, к борьбе, хотя совсем недавно, поглощенный своими переживаниями, просил оставить его в покое со всякими революциями.
Преображается и Аэлита, огонь очистительной любви так же ярко вспыхивает в этой одурманенной ложной мудростью весталке, как костры, зажженные русским красноармейцем Гусевым на площадях марсианской столицы, где они не загорались тысячу лет.
В книге скрыт какой-то секрет, плохо поддающийся грубому литературоведческому препарированию. Почему образ Аэлиты так поэтичен? Ведь автор не дал нам возможности проникнуть в душу марсианки, не поделился с нами ее мыслями. Мы видим "Рожденную из света звезд" все время со стороны глазами Лося или Гусева. Даже портрет ее дан беглым наброском - кроме постоянного подчеркивания ее хрупкости да пепельных волос и голубовато-белой кожи, мы ничего больше не узнаем. Но это не мешает нам видеть ее совершенно отчетливо, гораздо более отчетливо, чем, скажем, расплывчатого Лося. Правда, не последнее место в формировании облика этой девушки занимают ее рассказы об Атлантиде и песни, которые она поет. Аэлита умна, она носительница древней культуры. Но закостеневшее знание мертво, его нужно оживить потоком свежей крови, принесенной с Красной Звезды, которая на этот раз уже точно никакой не Марс, а молодая, горячая Земля. Только любовь к смелым и сильным людям - таким ей показался инженер Лось может вырвать ее из затхлой повседневности, наполнить жизнь смыслом; такая любовь способна преодолеть все препятствия и даже перемахнуть через космические бездны: - Где ты, где ты, где ты, Сын Неба?
На последних страницах образ Аэлиты расширяется до вселенских масштабов, до образа идеальной женщины: "...Голос Аэлиты, любви, вечности, голос тоски, летит по всей вселенной..." Все те насмешки, которыми встречаешь очередную марсианскую красотку, не липнут к Аэлите, именно потому что она подлинно художественное создание. А ведь задача, которую поставил перед собой автор, очень сложна, и во всей мировой фантастике немного удач подобного рода. Требовалось создать привлекательный образ неземного существа - далекого и чуждого нам, что ясно ощущаешь в Аэлите, но в то же время близкого, понятного, реального.
