Столь длинное и еще не закончившееся вступление понадобилось мне для того, чтобы было ясно, что НЛ - это вовсе не те книги, которые мне по каким-то причинам не нравятся, представляются ошибочными или даже вредными. У таких есть свои идеи, а с идеями, по крайней мере, можно спорить, как я спорил с книгами С.Снегова или Б.Лапина. Тут же речь пойдет о книгах, в которых, повторяю, нет никаких идей. Имея дело с НЛ, спорить можно только с фактом их публикации. Началось все с тех же 20-х годов. Мы уже имели возможность познакомиться с требованиями Я.Дорфмана, но еще до него вот какие условия выдвигал перед авторами журнал "Всемирный следопыт" в 1928 году, подводя итоги литературного конкурса: "2. Научно-фантастическая. Хотя эта категория дала много рассказов, но из них мало с новыми проблемам, сколько-нибудь обоснованными научно и с оригинальной их трактовкой. Особенно жаль, что совсем мало поступило рассказов по главному вопросу, выдвинутому требованиями конкурса, именно химизации... Весьма удачной по идее и содержанию следует признать "Золотые россыпи" - эту бодрую обоснованную повесть о химизации полевого участка личной энергией крестьянского юноши..." Начни мы доказывать, что невозможно написать произведение, относящееся к изящной словесности, в котором прославлялась бы химизация полевого участка, устроители конкурса нас бы не поняли.
Но это была только закладка теоретического базиса. Война несколько отвлекла внимание теоретиков. Час их торжества наступил в конце 40-х начале 50-х годов, в период гонений на всякую литературу - от Грина до Ахматовой. Для того чтобы окончательно зажать рот социальной фантастике была изобретена так называемая "теория ближнего прицела", прямая наследница критики 20-х - 30-х годов, отвергавшей и космические полеты, и овладение сокровенными тайнами природы, и загляд в будущее. Трубадуры этого учения добровольно надели на себя шоры, и заставляли всех проделать то же самое. С.Иванов в статье "Фантастика и действительность", которую можно назвать программной /"Октябрь" 1950 г., №1/ писал так: "Разве постановление о полезащитных лесных полосах, рассчитанное на пятнадцатилетний срок, в течение которого должна быть коренным образом преображена почти половина нашей страны, преображена настолько, что даже изменится климат, - разве это постановление не является исключительно благодатным материалом для настоящих фантастов?" Слов нет, лесопосадки дело полезное, но фантастика-то здесь причем? "В самом деле, - продолжал разворачивать безграничные перспективы перед учениками классный руководитель писательского подразделения, как кто-то сказал, с логикой геометра и рвением инквизитора, - посмотрим, например, к каким колоссальным изменениям буквально во всех отраслях нашей жизни приведет осуществление одной из конкретных задач - годовой выплавки шестидесяти миллионов тонн стали - и перед нами во всей широте развертывается картина комплексного развития страны"... Эта статья - стратегическое нацеливание фантастики. Вот мнение автора о некоторых конкретных книгах: "Его /Сергея Беляева - В.Р./ роман "Приключения Семюэля Пикля", проникнутый духом низкопоклонничества перед заграницей, был отвергнут советской общественностью...", "Порочными надо назвать и рассказы ленинградского писателя Л.Успенского, который звал советских писателей учиться у запада..." И штемпелюющий вывод: "Их произведения народу не нужны". Слышите знакомые интонации - это же говорит лично сам Лавр Федотович Вунюков. В главе о Ефремове мы видели, что лишь через десятилетие "Литературная газета", защищая "Туманность Андромеды", дала отпор вздорным ультиматумам Иванова. Уже не в первый раз приходится поражаться, с каким рвением насаждалась очевидная галиматья, трудно объяснимая даже с позиций того времени. В самом-то деле, чего уж такого страшного в стремлении, скажем, помечтать о прекрасном мире будущего за пределами текущей пятилетки? Но ходить по означенным газонам категорически воспрещалось, хотя речь шла не о социальных аспектах мечтаний и уж тем более не о сатире, всего лишь о робких научно-технических приложениях. Тем не менее, обыкновенный звездолет был проклят как исчадье ада. Нелегко проникнуть в шизофреническую логику тогдашних идеологов. А может быть, наоборот, очень просто. За этими запретами стоял - возможно, инстинктивный - страх мещан в политике и литературе перед раскрепощением воображения, перед самостоятельностью и независимостью мышления, хотя очевидно, что именно эти качества надо было бы воспитывать у строителей нового общества в первую очередь. Но вдохновителей подобных кампаний чересчур самостоятельные строители как раз и не устраивали. Им нужны были винтики, которые с готовностью принимали тезис: социализм-то у нас, друзья, уже построен, а если он и нуждается в коррективах, то на них будет своевременно указано в очередном постановлении очередного пленума ЦК. Вина наших правителей не только в прямых репрессиях, не только в невинных жертвах, не только в хозяйственном головотяпстве и идеологическом прессе, но и в том, что они в рекордные сроки вывели особую человеческую породу Homo soveticus, в просторечии именуемую "совком". Невозможно отрицать, что это им удалось. Еще удивительнее, с каким пафосом большая группа писателей ухватилась за установки С.Иванова и принялась сочинять рассказ за рассказом, соревнующихся по пустоте и блеклости. Тут ведь не надо было не только воображать, но и думать: представил себе наскоро, скажем, прибор для обнаружения металлических предметов под землей и садись писать фантастику. Вот это уже была почти завершенная НЛ, оставалось выбросить малую долю идейности, за которую продолжали цепляться писатели, углядевшие мудрость в партийных указаниях. И уж совсем необъясним тот факт, что трижды осмеянная и отвергнутая фантастика ближнего прицела пережила и взлет шестидесятых годов, и семидесятые, и восьмидесятые... Если не в теории, то на практике некоторые писатели не смогли, а скорее не захотели выйти за очень удобные для них рамки. И никакая критика не смогла остановить множества изданий и, главным образом, переизданий. Один из последних защитников теории "ближнего прицела" Ю.Котляр даже в 1964 году, когда уже "Туманность Андромеды" была зачислена по разряду классики, когда уже взошла звезда Стругацких, пытался свести задачи фантастики к такому ряду: "Расскажите о замечательных свойствах нейтрино, верхнем течении Амазонки, об улыбке Нефертити, Крабовидной туманности, сверхпроводимости, проектах Кибальчича, гидропонике, недрах Саянских гор..." Но ведь если этими - бесспорно, интереснейшими - темами будут заниматься фантасты, то что же останется на долю несчастных популяризаторов? У них отобрана даже гидропоника! Но не только в теории, но и на практике в произведениях конца 40-х - начала 50-х годов за фантастику выдавались по преимуществу проекты обогреваемых теплиц. Впрочем, надо правильно понять суть возражений против этого направления. Дело вовсе не в том, что прежде писателю запрещали мечтать о полете на Марс, а теперь кто-то возражает против описания частных усовершенствований. Эпохальный полет к звездам можно изобразить столь же бездарно. Для литературы нет запретных тем, плохо, когда отсутствуют мысли. Никому же не придет в голову упрекать Д.Гранина в том, что герои его романа "Искатели" создают прибор, способный обнаруживать пробои подземных кабелей. Потому что роман не о приборе, а о конструкторах, об искателях. А "Тень под землей" В.Немцова приблизительно о таком же приборе. И больше ни о чем и ни о ком. Конечно, в фантастике могут быть высказаны идеи, которые получают свое развитие и даже прямое воплощение в науке и технике, не буду лишний раз вспоминать о гиперболоиде. Я, например, убежден, что рано или поздно будет создан чудо-материал, подобный "нейтриду", "открытому" В.Савченко в повести "Черные звезды" /1960 г./. Боюсь даже, что он будет создан раньше, чем человечество окажется подготовленным к овладению столь мощной взрывчаткой, как антивещество. Уже пришло сообщение о получении нескольких антиатомов. Пока несколько атомов! Но я не разделяю радости обозревателя "Известий" К.Кедрова. Неужели мы до сих пор не поняли, что всякое такое открытие намечает новые перспективы в легчайшем пути к уничтожению человечества и что сперва надо бросить все силы на социальное обустройство планеты? Желательно хоть чему-то научиться на ошибках "пути пройденного", хотя назад его у нас, к сожалению, никто не отберет. Час пик для НЛ наступил в середине 70-х и особенно в начале 80-х годов. Количество выпусков хорошей фантастики сократились; видимо, основные идеи она уже отработала, а выдвигать нечто новое - удел выдающихся писателей, которых никогда не бывает много. Образовавшуюся нишу стала заполнять "нуль-литература". Очевидна связь этого "часа" с десятилетием застоя. Такое направление по многим причинам устраивало тогдашних идеологическое пастырей.
