– Гони! Гони!

Дмитрий держался одной рукой за скобу, приваренную к борту кузова. Другой рукой вцепился в пластиковый контейнер, который так и не успели закрепить.

– Прорвёмся! – прокричал я в ответ.

– Прорвёмся! – прокричал в ответ Дмитрий. – Артиллерия на подходе!

Я, как и Дмитрий, держался и за скобу, и за контейнер.

Наша машина мчалась вперёд, ревела и подпрыгивала на ухабах. Пыль и грязь вылетали из-под колёс, двигатель чадил, выпуская клубы чёрного дыма.

За нами ехал ещё один грузовик, рядом джип группы сопровождения с пулемётной установкой. Ребята, успевшие поднять на борт свои контейнеры и закрепившие их, помогали группе огневой поддержки. Они из автоматов на полном ходу стреляли одиночными выстрелами в приближающуюся визжащую массу, состоявшую сплошь из уродливых тел. Из джипа пулемётчик прицельно посылал короткие очереди. Яркие пунктиры трассирующих пуль пронизывали воздух и врезались в мутантов. Те падали, и в том месте на несколько мгновений с визгом затевалась борьба за лакомый кусок от павшего собрата, но гомонящая живая масса тут же обходила их или прокладывала путь прямо по ним.

До периметра оставалось всего ничего, а нам навстречу уже торопились два бронетранспортера на гусеничном ходу. Как только они поравнялись с нами, с турелей, свисающих чуть ли не до самой земли, заработали многоствольные пулемёты. Они заходили из стороны в сторону, посылая очереди в надвигающуюся массу. Тяжёлые пули прошивали насквозь сразу несколько особей. Уродливые тела мутантов разрывало в клочья, их собратья инстинктивно накидывались на свежее мясо и тут же падали под перекрёстным огнём.

Пять минут. Долгих пять минут беспрерывной стрельбы по безумным тварям возымели своё действие, и волна живой массы остановилась.

Те особи, что оказались поумнее, кинулись наутёк. Похоже, что они решили немного поголодать, чем наскоро перекусить и тут же пасть смертью храбрых. В конце концов даже у этих тварей был хоть какой-то инстинкт самосохранения.

Для меня это оказалось в диковинку. Говорили, что всё будет тихо и спокойно. Приедем, наберём, уедем.

Но крысы появились внезапно. Слава нашим дозорным, вовремя заметившим надвигающуюся угрозу. Ребята из соседнего грузовика успели поднять контейнеры и закрепить их, а мы свои контейнеры просто закинули в кузов. И сейчас ехали и держали их.

Думаю, как мы отвезём эту партию кристаллов, то обязательно вернёмся за оставшимися.

А сейчас наша дорога шла из Хмари в Сумрак, домой.

Мы с Дмитрием шли по лесной тропинке. Я светил перед собой фонариком, то и дело потряхивая его. Пружины плохо прижимали кристалл к посадочному месту, и лампа в фонарике постоянно гасла.

– Слушай, – спросил Дмитрий. – Когда ты, наконец, уже починишь свой фонарь?

– Ай, – я махнул рукой. – Потом починю.

– Ты каждый раз так говоришь, – усмехнулся Дмитрий. – Пожалуй, подарю тебе на день рождения фонарь.

Я развернулся и посветил в лицо сначала Дмитрию, затем себе. Сощурился и многозначительно посмотрел на друга.

– Замётано. С нетерпением буду ждать.

И направил фонарь с тропинки на ближайшие деревья.

Луч освещал участок земли и как будто натыкался на чёрную стену, из которой торчали ветви с листьями. Но стоило сделать шаг, как стена отодвигалась, и появлялось скрытое во тьме продолжение. Ещё шаг, и показывалось целое дерево.

Поначалу я удивлялся этому эффекту и, как человек, сомневающийся и ищущий, пытался разгадать физику этого явления.

Какой бы мощности я ни брал лампы, десять ватт или двести, результат всегда получался один и тот же – луч от источника проходил тринадцать целых и четыре десятых метра. Ни больше, ни меньше. Фотоны, достигая невидимой границы, исчезали в воздухе вопреки всем законам физики.

Этот эффект назвали эффектом "колпака", так как источник света создавал вокруг себя освещённое пространство в виде чёткой полусферы. И что попадало в её границы, то и было видно. При передвижении создавалось впечатление, будто растения и предметы выступают из чёрной-чёрной воды, а сзади утопают в ней.

Учёные ломали голову, что именно заставляет фотоны вести себя таким образом. Может, воздух поменял свои свойства? Может сама физика мира изменилась?

С тех пор, как мир погрузился во тьму, свет и радиоволны изменили свои физические свойства. Однако звук распространялся в воздушном пространстве, как и раньше. В конце концов, что такое звук? Это колебания упругих волн в воздушной среде. И в зависимости от силы эти колебания способны преодолеть вполне приличное расстояние.

Мы возвращались из очередной разведывательной экспедиции. По звуку работающего двигателя определили, что машина нас дожидается метрах в тридцати.

Каждый раз, подходя к вездеходу, я наблюдал интересный эффект. Я направлял в сторону машины луч фонаря и шаг за шагом приближался к ней. И вот, сделав очередной шаг, я наблюдал, как впереди у самой земли появлялся просвет в виде маленькой световой арки. С каждый шагом арка становилась шире и выше, а с другой стороны показывался источник света и всё, что находилось вокруг него.

Дмитрий рассуждал:

– Пусть мы находимся в одной полусфере, – говорил он. – Тогда вездеход будет находиться в другой. Когда мы приближаемся друг к другу, основания полусфер накладываются, и световые области объединяются. Можно представить себе два мыльных пузыря, соединённых межу собой. Между ними образовывается перегородка. А если в один ряд соединить три, четыре или пять полусфер, то дальность видения возрастает до самого края последней полусферы.

Окно, образовавшееся от слияния двух световых полусфер, увеличилось, и мы увидели наш шестиколёсный вездеход.

– Ага! Вот и пионеры вернулись! – Воскликнул Ник. – Как сходили? Что нового?

Дмитрий махнул рукой:

– Ничего нового. Лес, звериные тропы. До села не дошли. Нужно отдельно разведкой идти.

– Да, – согласился Ник. – Кстати, передавали на завтра слабую силовую активность. Похоже, поедем в Хмарь кристаллы собирать.

– Да? – переспросил Дмитрий, усаживаясь на переднее место. – Что ж, я готов. А ты, Вить, – он, обернувшись, посмотрел меня. – Был когда-нибудь в Хмари?

– Я? Да как-то не приходилось ни разу. И здесь работы хватает.

– Работы хватает, – передразнил Дмитрий. – А у нас людей не хватает. Вот схожу к начальству и выпрошу тебя. Хватит тебе уже киснуть в лаборатории. Прогулялся бы.

Я забрался в машину и захлопнул дверцу вездехода.

– Да право слово не знаю, – промямлил я.

– Решено. Вот пойду и спрошу!

Машина, вырулив на шоссе, резво помчалась по дороге. На мониторе замелькали вешки, указывающие края дорожного полотна.

Через некоторое время Нику показалось молчание тягостным.

– Какие же вы молодцы, – сказал он. – Как бы мы без вас ездили.

– Потихонечку, полегонечку, – ответил Дмитрий.

– Нет, – протянул Ник. – Не умеем мы потихонечку. Нам гонять надо. А без вашей работы, без ваших дорожных маяков, я бы давно улетел в кювет и там бы валялся, пока за мной кто-нибудь не приехал бы.

Этим мы и занимались в свободное от основной работы время: исследовали, расчищали дороги, расставляли направляющие каждые пятьдесят метров. Именно предварительная разведка и установка вешек позволяла передвигаться по дорогам достаточно быстро.

Институтские электронщики придумали что-то вроде светового радара. Камера фиксирует на столбиках возвращенный от фар свет и передаёт информацию на процессор. Тот рисует на экране дорогу и её направление. Если дорога изгибается, то с той или иной стороны вешки ставятся чаще.

И хоть дорога эта уже была давно езжена-переезжена, однако Дмитрий всё равно предостерёг нашего водителя.

– Тише, Ник, не гони. Торопиться некуда.