На деятельность Разряда проливает свет сохранившийся в разрядных книгах фрагмент наказа, посланного в 1482 году из Москвы стоявшим в Нижнем Новгороде воеводам Ивану Василевичу Булгаку, Семену Ивановичу Молодому Ряполовскому и Ивану Юрьевичу Шаховскому. Он представляет собой указание (по не очень удачному определению Ю. Г. Алексеева, «директиву главного командования») идти на Казань и действовать против противника в «лехких судах», видимо, для устрашения его. Какой именно орган координировал тогда действия русских воевод неясно, однако функции его соответствовали функциям будущего Разряда; возможно, именно так возникшее ведомство и называлось.

В первой половине XVI века, не позднее 1527 года, Разряд превратился в самостоятельное ведомство с постоянным штатом сотрудников – разрядными дьяками и подьячими. Первыми известными нам разрядными дьяками были Елеазар Иванович Цыплятев, Афанасий Федорович Курицын и Григорий Иванович Загряжский. И. И. Вернер связывал окончательную трансформацию Разряда в учреждение приказного типа с русско-литовской войной 1512–1522 годов. Историк полагал, что относить существование Разрядного приказа к более раннему времени рискованно из-за полного молчания разрядных росписей и отсутствия «воеводских наказов об этом учреждении»^[361].

Разрядный приказ ведал всем кругом вопросов, относящихся к организации обороны страны, руководил подготовкой военных операций. Он распределял служилых людей по отечеству – дворян и детей боярских на службу по военному, гражданскому и дворцовому ведомствам, вел списки всех дворян по городам с уездами, так называемые «десятни».

Из своих городов дворяне и дети боярские выступали с присланным из Москвы «сборщиком», имевшим на руках полученный в Разряде список подлежащих мобилизации служилых людей. Отобранные для участия в походе служилые люди сразу же должны были сообщить сборщику, сколько они берут боевых холопов и обозной («кошевой») прислуги. Точно так же через городовых воевод или особых сборщиков, посылаемых Разрядом, происходил сбор посошных людей с указанием, где и когда посошные должны «стати» на службу.

В конце XV столетия, по сообщению московского посла в Милане Георгия Перкамоты, время сбора войска в поход не превышало 15 дней. В процессе мобилизации к армии присоединялись «в каждом городе и деревне намеченные и выделенные для него люди, по каждой провинции, так что всего вместе собираются двести и триста тысяч коней и что оплачиваются они общинами, городами и деревнями в течение всего времени, на которое названный их господин хочет их занять и что в отдельных случаях может быть выставлено еще большее количество пеших, которых употребляет для защиты и охраны городов и важных мест и проходов, где должны проходить пехота и конница его, и для сопровождения обозов с продовольствием»^[362].

Вместе с назначением большой воевода получал из Разрядного приказа царский наказ. В нем содержалась важнейшая информация, необходимая при проведении объявленной мобилизации. Помимо прочего, командующему сообщалось, с кем предстоит вести войну, служилым людям из каких городов и уездов назначено участвовать в походе, когда и где собираться отдельным полкам и всему войску, когда начинать наступление или где ожидать подхода неприятельской армии, кто должен командовать отдельными полками, «нарядом» и «гуляй-городом» («обозом»), заведовать раздачей жалования и всяких запасов. В наказе содержался маршрут движения отдельных полков и всего войска, сообщался примерный план военных действий.

Из документов более позднего времени известно, что помимо наказа главному военачальнику (большому воеводе) вручался и «разряд» (войсковая роспись ратных людей и воевод по полкам); для разбора сведений, поступающих командующему из Москвы и от других воевод, от разведывательных отрядов в армию назначались дьяки «с разрядом» или «у разряда».

Во главе дворянских отрядов разной численности стояли младшие воеводы, по сути бывшие в то время сотенными или даже полусотенными командирами. Они либо назначались вышестоящим командованием, либо избирались служилыми людьми или городом, где формировался полк.

Русская артиллерия

Первые огнестрельные орудия (тюфяки и пушки) появились на Руси в конце XIV века. Определяя более точную дату этого события, историки дореволюционной России придавали исключительное значение записи Тверской летописи, в которой под 1389 годом было отмечено: «Того же лета из немец вынесоша пушкы»^[363]. В советское время сложилась традиция связывающая начало русской артиллерии с более ранней датой. Приверженцы ее указывают на наличие неких огнестрельных орудий в Москве во время осады ее Тохтамышем (1382 г.)^[364]. Однако при этом не учитывался не только факт последующего захвата Москвы, а значит, и этих пушек татарами, но и того, что первые на Руси орудия, скорее всего, были трофейными – захваченными во время похода 1376 года московской рати князя Дмитрия Михайловича Боброка Волынского на Волжскую Болгарию^[365]. Сообщение о появлении в 1389 году в Твери пушек имеет действительно первостепенное значение. На это указывает следующий, хорошо известный военным историкам факт: в 1408 году осадивший Москву эмир Едигей, зная о наличии в Твери первоклассной артиллерии, послал за ней «царевича» Булата^[366]. Вопреки достаточно ясным указанием летописцев, П. А. Раппопорт утверждал, что Едигей, осаждая в 1408 году Москву, ожидал прибытия из Твери не артиллерийских орудий, а камнеметов^[367]. Чтобы опровергнуть это голословное заявление, процитируем сообщение о данном событии в Московском летописном своде: «Стоя же Едигеи у Москвы в селе Коломеньском и тогда посылает послы своя, Булата цесаревича да князя Ериклибердея, на Тферь ко князю великому Ивану Михайловичю Тферьскому, веля ему бытии у Москвы часа того со всею ратью тферьскою и с пушками и с тюфяки и с самострелы и с всеми сосуды градобинными…»^[368]. Лишь откровенный саботаж тверского князя Ивана Михайловича, чрезвычайно медленно готовившего «наряд» к походу, вынудили Едигея изменить планы: взяв с москвичей денежный выкуп (3 тыс. рублей), он ушел в Орду, так и не дождавшись прибытия необходимых ему пушек.

О московской артиллерии того периода известно только то, что великий князь литовский Витовт после Грюнвальдской победы прислал своему зятю Василию I два медных трофейных немецких орудия^[369].

Спустя полвека после нашествия Едигея тверская артиллерия оставалась первой на Руси. Заведовал ею знаменитый пушкарь Микула Кречетников, о котором инок Фома, автор «Слова похвального о благоверном великом князе Борисе Александровиче», писал: «Таков беаше мастер, но яко и среди немець не обрести такова». Он не только ковал пушки, не уступающие европейским, но и командовал тверским «нарядом» в походе на Углич и Ржев в 1447 году под знаменами великого князя московского Василия II. При осаде Углича, «когда привезли пушки, тогда воеводы великого князя Бориса Александровича, Борис и Семен, служащие как добрые и храбрые воины государю своему, великому князю Борису Александровичу, стали готовиться к предстоящей брани, а пушки поставили у самой городской стены и приказали стрелять; сами же двинулись на приступ, и все москвичи дивились их отваге, и дерзости, и великому их ратному искусству»^[370].

Первые русские орудия были железными. Их ковали из полос металла толщиной 7—10 мм, после чего сгибали, придавая форму ствола, и сваривали. На такой ствол надевали следующий изогнутый лист железа и опять сваривали. Потом процедуру повторяли. Получались фрагменты ствола из трех слоев железа длиной от 200 до 230 мм. Секции приваривали друг к другу, получая металлическую трубу-заготовку нужной длины. Другой способ изготовления пушечных стволов предполагал обмотку цельнотянутой железной проволоки стержня с последующей ее проковкой. В этом случае казенную часть получали, забивая в будущий ствол конусообразную металлическую заглушку в нагретом состоянии.