В напряжённом молчании Данил чувствовал себя глупым, не зная, как реагировать на бредовые заявления.

– Так, – многозначительно сказал Василий Васильевич и брови его дугой сошлись на переносице, – бабка Нюра, поди сюда.

Из кухни послышался скрип стула и тяжёлое кряхтенье.

Она, прерывисто дыша, вошла в комнату. Все уставились на неё, кто с ненавистью, кто с изумлением.

«Бабка, как бабка», – отметил про себя Данил, окидывая её любопытным взглядом с головы до ног.

Даже под шквалом пронизывающих её глаз она уверенно сложила морщинистые руки на груди и замерла, ожидая вопросов участкового. По лицу не пробежало и тени волнения. Спокойная, седая.

Милиционер застыл в нерешительности, точно строил в уме сложную систему допроса.

– Ну что же баб Нюра, – выдавил он, наконец, – присаживайтесь.

Он учтиво убрал со стула листки бумаги и выдвинул его на середину комнаты.

Бабка, осторожно переступая через ноги сидевшей на полу Вики, грузно опустилась на стул, придерживая рукой поясницу.

Участковый громко откашлялся, глянул зачем-то в окно и начал слегка подрагивающим голосом:

– Давайте, баб Нюр, рассказывайте, где ребёнок?

– Дак, не было ребёнка, – сказала она смиренно.

– Как понять, не было, когда родители говорят, что Вы взяли его на руки, – проговорил он терпеливо.

Бабка подалась вперёд, заглядывая в глаза участковому:

– Дак, я не ребёнка взяла, – промолвила она спокойным тоном, искренне удивляясь тому, что её не понимают.

– А кого? – уточнил Василий Васильевич. – Кого тогда вы взяли на руки, если ребёнка не было?

– Дак, веник.

– Какой веник? – сказал участковый громче, поддаваясь искушению перейти на крик.

– Дак, вот же он, веник, – показала бабка на пол, не замечая раздражения милиционера.

– Я вижу, что веник на полу. Я спрашиваю, куда делся ребёнок?

В комнате на какое-то время опять стало тихо. Все напряглись, ожидающе наблюдая за бабкой.

Она, смущённая озлобленными взглядами, поёрзала на стуле и твёрдо заявила:

– Не было ребёнка.

Участковый в бешенстве соскочил с дивана, и лицо его налилось кровью.

Петька перехватил его взгляд и состроил гримасу, мол, сами видите.

Данил тихо кашлянул и робким голосом спросил:

– А можно мне задать вопрос?

Участковый небрежно кинул ему:

– Спрашивайте, – и, негодующе посмотрев на бабку, отошёл к окну.

– Баб Нюр, а может, ты знаешь, почему ребёнка не было? – тихо проговорил Данил, с опаской косясь на участкового.

– А как же, конечно знаю. – Ответ прозвучал неожиданно громко.

Участковый встрепенулся, подскочил к ней в нетерпении.

– Прокляла она своего ребёнка, – вынесла свой приговор бабка. – Видно, плакал он сильно, спать не давал, так она его и прокляла, – проговорила она, с укором посмотрев на округлившую глаза Вику. – Может, просто сказала, в сердцах, когда же ты замолчишь проклятый, – ну погорячилась. А всё, слово назад не вернёшь. С того самого момента ребёнок и стал веником. Обличье-то у него детское было, но душа уже сатане отдана. А я как взяла младенца на руки, сразу поняла, не ребёнок это.

– По Вашим словам выходит, сатана подменил ребёнка на веник? – голос милиционера задрожал от ярости.

– Выходит, что так, – согласилась бабка.

– Из дома ребёнка выносили? – быстро спросил он, обращаясь к Петьке.

– Да, погулять, каждый день – сказал он, не понимая, куда клонит участковый.

– Я спрашиваю, сегодня выходили с ребёнком на улицу?

– Да нет, сегодня нет, – испугался Петька.

– А кроме бабки Нюры, к вам никто сегодня не наведывался? – чётко произнёс Василий Васильевич, с нажимом.

– Нет.

– Тогда, может быть, вы его оставили где и забыли? Давайте двор осмотрим.

– Чего смотреть-то, говорю, об пол она его, – упрямо отрапортовал Петька.

Участковый угрюмо опустил плечи:

– И что мне прикажете делать?

Вика подняла на него опухшие от слёз глаза и стремительно ухватила за ногу:

– Найдите его, – прошептала она непослушными губами.

– Где я его найду? – сказал он язвительно, отстраняясь от Вики. – У сатаны? Вы здесь что, с ума все посходили. Немедленно говорите, куда дели ребёнка? – закричал он, чуть не срывая горло.

Всё это время молчавший Данил, наконец, заговорил, поднимаясь с дивана:

– Может, они не врут, может, на самом деле, так всё и было.

– Не проклинала я его! – завопила Вика. – Это ж кровиночка моя единственная. Если и сказала в сердцах чего, так самое, что ни на есть, безобидное.

Петька с сомнением покосился на жену, та осеклась под его тяжёлым взглядом, прижала веник к груди и заплакала от беспомощности.

– Да, – прикрыл глаза участковый. – Опера из центра приедут, часа через два, что я им скажу?

Он взял с дивана планшет и, тяжело вздохнув, начал запихивать в него свои принадлежности, комкая исписанные листы бумаги.

– Пойдём, Данила, покурим что ли, – сказал он бесцветным голосом и шёпотом добавил ему на ухо. – Мне всё равно ждать придётся, бабку караулить.

Не спрашивая разрешения, бабка Нюра вернулась на кухню, трудно ей было сидеть под осуждающими взглядами убитых горем родителей.

Василий Васильевич и Данил вышли на крыльцо. Закурили.

На улице никого не было. Даже ребятишки, устав ждать, разбежались по домам.

– Ну что, Данила, думаешь? Врут они аль нет? – заговорил тихо участковый, после того как несколько раз жадно затянулся сигаретой.

Данил сокрушенно пожал плечами:

– Не знаю, ничего нелепее я в своей жизни ещё не слышал.

– Вот и я думаю, врут. – Он посмотрел на Данила внимательно, проверяя его реакцию. – Сговорились все трое. Да- да, не удивляйся,– торопливо выложил он, замечая в его глазах блеск недоверия. – И бабка с ними заодно. Взяли и избавились от младенца. Может, Вика, что по глупости натворила, молодая совсем, неопытная, – он бегло глянул Данилу в глаза, подмечая, не посмеивается ли он над возрастом самого участкового. Но тот внимательно слушал его, не отвлекаясь на мелочи. – Так вот, сделала, что-нибудь с ребёнком и испугалась, начала следы заметать. Бабку позвали. Со старухи-то чего возьмёшь? Придумали небылицу, нет трупа, нет преступления. – Он хлопнул в ладоши, как будто поставил точку над «и». – А младенец не найдётся, чует моё сердце. Лес вон какой, где же тут такого кроху отыщешь. – Он в сердцах сплюнул на крыльцо и, затушив окурок в слюне, выбросил во двор. – Такие вот дела, брат.

– Эко у тебя стройно всё складывается, – скептически улыбнулся Данил.

– А то, – произнёс он важно и спохватился, – кстати, забыл спросить, что у тебя с лицом?

Данил не сразу понял вопрос:

– Где? – глупо уставился он на участкового.

– На лице говорю, что у тебя? Обжегся?

Данил пощупал лицо в том месте, куда смотрел милиционер, и, ничего не почувствовав, растерянно пробормотал:

– Да нет, вроде, не обжигался.

Участковый хотел, было, ещё что-то сказать, но не успел, в этот момент его позвал Петька.

– Ну ладно, – устало сказал Василий Васильевич Данилу, – я тебя вызову, если будет нужно. А мне идти надо, может, кто в чём сознается.

Данил крепко пожал участковому руку, втайне обрадовавшись, что в нём больше не нуждаются.

Выходя за ворота, он облегчённо вздохнул и поплёлся домой, то и дело трогая лицо руками.

Неожиданно став центром внимания заинтересованных глаз, тайком выглядывающих из-за заборов, Данил почувствовал себя неловко.

Он догадался – соседи хотели знать, что произошло у Лапиных, но напрямую спросить стеснялись.

Данил ускорил шаг, не горя желанием обсуждать горе, которому он стал невольным свидетелем. Да и брякнуть лишнего боялся. Будут потом шушукаться по углам – колдовство, колдовство! Им ведь только повод дай посплетничать – на себе испытал.

Шёл быстро. Вот уже и дом его показался. Но не тут-то было, дорогу ему перегородила деловито подбоченившаяся Ленка, появившаяся, как чёрт из табакерки, неизвестно откуда.