Николай Шахмагонов
На волжских рубежах. Сталин и Сталинград
Знак информационной продукции 12+
© Шахмагонов Н. Ф., 2023
© ООО «Издательство «Вече», 2023
Николай Шахмагонов
Сон полковника Ивлева
То ли резкий телефонный звонок разбудил, то ли просто внутренний будильник подал сигнал, что пора вставать, но полковник Ивлев проснулся, наверное, впервые за долгие месяцы в каком-то удивительном состоянии, проснулся в приподнятом настроении, и только поняв, что всё окружавшее его, всё вершившееся перед ним и с его участием всего лишь сон, пожалел, что этот замечательный сон оборвался неожиданно, правда, оборвался на желанном моменте…
Он некоторое время лежал неподвижно, вспоминая детали сна, отложившиеся довольно отчётливо и ясно…
Сон непостижимым образом, как собственно всякий сон, вернул его в конец июня сорок первого, но не в далёкую сибирскую деревеньку, в которой он тогда находился, а перенёс в крупный войсковой штаб, где происходила какая-то очень важная, бурная деятельность. Сновали командиры с ромбами и звёздами в петлицах, звонили телефоны, а он, всё подмечая и всё оценивая, как бы парил над этой суетой, которая хоть таковой и казалась, но была вполне управляемой единой волей, и он догадывался, чья воля верховодила всем происходящим.
Повсюду слышалось:
– Наконец-то. Разоблачили негодяев.
– Что могло произойти!
– Надо же! Что они могли натворить!
И словно какой-то закадровый голос давал ему пояснения…
18 июня 1941 года была направлена директива в приграничные военные округа о приведении войск в полную боевую готовность.
Уже к исходу 19 числа поступили данные о том, что исполнение директивы саботировано Тимошенко, Жуковым, Павловым, Кирпоносом.
В ночь на 20 июня военачальники, готовившие разгром Красной армии, арестованы. К исходу 20 июня приграничные округа полностью приведены в боевую готовность и войска заняли боевые позиции и укрепрайоны, средства ПВО и авиация замерли в ожидании нашествия врага.
21 июня продолжалось развёртывание вторых эшелонов и резервов, которым руководили преданные советской власти маршалы Ворошилов и Будённый. Срочно выходили из Брестской крепости стрелковые дивизии, чтобы занять свои полосы обороны, а сам город покидала размещённая там танковая дивизия. На аэродромах спешно приводили в боевую готовность самолёты, с которых в минувшие дни по приказу окружного командования были сняты вооружение и боеприпасы, баки, опустошённые «для просушки» заправлялись горючим, а сами самолёты по мере готовности разлетались по полевым аэродромам, где тщательно маскировались, в войска с учебных полигонов спешно возвращались орудия дивизионной, полковой и армейской артиллерии…
Всё было в движении. Всё, умышленно подставленное под удар врага, выводилось из-под этого удара. Мелькали фамилии военачальников, в ту пору неизвестных, но ведь сны дают информацию, прояснённую на тот момент, когда они посещают человека. А потому Ивлев подсознательно воспринимал фамилии Рокоссовского, Говорова, Катукова, Соколовского…
И грянул бой… Он воспринимал какую-то неведомую, высшую информацию о том, что налёты гитлеровской авиации встречены на всём протяжении границ от Баренцева до Чёрного моря плотным зенитным огнём и действиями нашей истребительной авиации. Попытки врага бомбить Киев, Минск, другие города отражены на всех направлениях с большими для германской авиации потерями. На всём протяжении советско-германского фронта, в который превратились западные границы СССР, враг встречен во всеоружии и увяз, наткнувшись на прочную оборону.
А в штаб, в котором находился Ивлев, уже поступали сведения о проведении мобилизации и подготовке мощных контрударов, с задачей перехода в решительное контрнаступление по всему фронту с главным направлением на Берлин.
Мелькали словно кадры кинохроники. Ивлев оказывался то в Кремле, то на линии боевого соприкосновения с врагом, то в освобождённых Варшаве и Праге. И вот наконец Берлин…
Повсюду белые флаги и толпы пленных.
И среди них связанные по двое заправилы рейха, которых вели на эшафот.
Но самое интересное – казни мерзавцев – он не увидел, потому что проснулся, пытаясь сохранить остатки сна, удержать их, досмотреть, что же дальше, но то, что разбудило его, было несомненно телефонным звонком. И он, сбрасывая с сожалением остатки сна, потянулся за телефонной трубкой, соображая, что сон был, наверное, последствием долгого разговора с генералом Гостомысловым, разговора о трагедии сорок первого года…
Но в трубке была тишина. Он понял, что, наверное, впервые не был сразу разбужен телефонным звонком. Теперь предстояло выяснить, кто звонил и по какому поводу. Звонки в ту пору случайными не были.
И тут в дверь постучали. Ивлев встал. Он спал в тот день практически не раздевшись, а потому необходимо было лишь надеть сапоги, прежде чем сказать:
– Войдите!
Вошёл капитан с повязкой дежурного и доложил:
– Товарищ полковник, вам звонил генерал Гостомыслов. Просил срочно связаться с ним.
Ивлев снова снял трубку и, дождавшись ответа телефонистки, попросил соединить с Гостомысловым.
И вот снова зазвучал знакомый голос генерала.
– Афанасий Петрович, разбудил? Извини… Дело серьёзное… Жду в кабинете.
Голос взволнованный, не выражавший радости. И хотя Ивлев не услышал пояснений, он понял: что-то произошло.
На календаре 18 мая, трагического мая сорок второго…
Накануне вечером они с Гостомысловым разобрали по пунктам всё, что произошло летом сорок первого, Гостомыслов назвал виновников трагедии, назвал командующих военными округами, презревших директиву явно не по простой халатности, а по злому умыслу.
Об этом не принято было говорить, истинные причины трагедии не афишировались, потому что не время было раскручивать маховик репрессий справедливых, поскольку он неминуемо поднял бы волну и репрессий необоснованных. Не время… Всё это необходимо было оставить до победы. Но не в том ведомстве, в котором служил Ивлев. Перед ними стояла задача изучать, выявлять, разоблачать ежедневно и ежечасно, поскольку чаша весов войны пока ещё не склонилась в нашу сторону и пока ещё было немало опасностей где-то упустить, прозевать, позволить свершиться предательству, которое могло обернуться повторением трагедии лета сорок первого года. Да что там лета? Только ли лета? А вяземская трагедия? Разве она не рукотворна?
И вдруг пронзила мысль. Ивлев даже остановился, оцепенев на миг…
Во сне он увидел среди предателей Тимошенко и Хрущёва.
– Тимошенко и Хрущёв, – прошептал он. – Но ведь мы с Гостомысловым впрямую о них не говорили, во всяком случае об их предательстве, об их намеренном создании условия для успехов врага.
Сейчас, в эту минуту, он подумал прежде всего о Тимошенко… и сопоставил с тем, что услышал от видного абверовца Ганса Зигфрида, разработкой которого занимался и, судя по некоторым данным, не без успеха.
Он собирался к Гостомыслову с некоторой тревогой – уж очень обеспокоил какой-то несколько необычный голос генерала. Словно чем-то он был очень расстроен. Пока одевался, прослушал сводку Совинформбюро…
«В течение ночи на 17 мая на Керченском полуострове продолжались бои в районе города Керчь. На харьковском направлении наши войска вели наступательные бои. На других участках фронта чего-либо существенного не произошло.
На харьковском направлении наши войска успешно развивают наступление. Немецкие войска несут огромные потери в живой силе и технике. Гвардейцы под командованием тов. Родимцева уничтожили около 500 гитлеровцев, захватили у противника 35 орудий, из них 15 тяжёлых, подбили и уничтожили 15 танков. Другая наша часть заняла ряд населённых пунктов и уничтожила 900 немецких солдат и офицеров. Взяты пленные. Захвачены трофеи: 28 орудий, 20 миномётов, 45 пулемётов, несколько складов с боеприпасами и продовольствием. На другом участке наши гвардейцы и танкисты отбили контратаку немцев и подбили в бою 42 танка противника».
